https://wodolei.ru/catalog/sistemy_sliva/sifon-dlya-vanny/ 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


Жена протестовала против клуба, поскольку занятия спортом слишком перенапрягали без того слабое сердце Ральфа: последнее время он неважно выглядел, и доктор выражал опасения за его здоровье. На самом деле миссис Сондеборг было абсолютно все равно – пусть Ральф делает, что хочет.
Но сегодня он как раз чувствовал себя неплохо. И она тоже. А карьера Энни Хэвиленд закончилась. Миссис Сондерборг любила дурные вести. Особенно ей нравилось, когда несчастье случалось с людьми, которыми она интересовалась. Это поднимало ее настроение, являясь неистощимым источником удовольствия. Поистине, мир жесток. Что они сделали с Энни?
Почему малышка бросилась в ущелье? Неужели все из-за непрекращающейся травли в прессе?
Нет. Миссис Сондерборг шестым чувством ощущала – зло не в этом. Одна лишь всеобщая злоба не могла согнуть Энни Хэвиленд. Она была слишком упрямой, слишком целеустремленной. Нет, должно быть, тут что-то еще. Что-то, находившееся в ней самой, нечто уязвимое и тайное, о чем окружающему миру ничего не было известно.
Жаль. Миссис Сондерборг сама собиралась заняться Хэвиленд, возможно, этой же весной, но авария все изменила. Нужно хорошенько все обдумать.
Миссис Сондерборг вновь взглянула на мужа. Ее тонкое чувство юмора, ассоциативное мышление подсказали – настал момент нанести этому мальчику Китингу смертельный удар. Она готовила к этому Ральфа уже несколько недель, и вот теперь время настало.
– Дорогой, – начала она. – Я думала о том, что ты сказал насчет Росса.
Она намеренно назвала Китинга по имени.
Муж побагровел и, отложив «Уолл-стрит джорнел», сердито глянул на жену.
– Боюсь, ты был прав, – кивнула жена, видя, как обозлен муж. – По-видимому, ему нельзя доверять. Развестись с женой, бросить трех маленьких детей…
– Дело не в этом, – пробормотал Ральф, еще больше раздражаясь. – Я же сказал, дело не в этом. Личная жизнь подчиненных меня не касается.
Миссис Сондерборг начала обрабатывать мужа как раз перед разводом Китингов. Она призналась мужу, что крайне смущена и оскорблена непристойными намеками и даже приставаниями Росса, когда они случайно оказались наедине во время ужина в маленьком домике Китингов.
Ральф хотел тут же его уволить, но жена защищала мальчишку, обвиняла себя в излишней чувствительности, сказала, что, возможно, все преувеличено, и она зря придала такое значение вызывающему поведению подвыпившего молодого человека. Про себя она решила, что будет забавно понаблюдать, как трясется от страха Китинг. Поэтому и предупредила его о гневе Ральфа, сказав, что одна из ее подруг, завзятая сплетница, видела их с Россом в его автомобиле и возбудила подозрение в муже.
Миссис Сондерборг убедила Китинга не пытаться оправдываться перед Ральфом. Она сама уговорит мужа. Но по мере того, как шло время, женщина делала вид, что беспокоится все больше. Она сказала Россу, что его развод еще больше обозлил Ральфа. Тот, якобы, считал Китинга ненадежным, распутным человеком. Ральф сам был строгим моралистом во всем, что касалось секса, и теперь решил не рекомендовать Росса на должность вице-президента, не желая помочь получить повышение, ради которого так долго и усердно трудился Китинг.
А тем временем она ухитрилась все больше и больше настроить Ральфа так, что его обращение с Россом с каждым днем становилось суше и холоднее. Миссис Сондерборг блестяще сыграла роль Яго, уговаривая Ральфа не быть слишком суровым и поспешным в суждениях и одновременно исподтишка намекала на то, что Росс – высокомерный развратник, которому не терпится залезть в дорогие шелковые трусики миссис Сондерборг.
Ральф по природе был слишком недалек и флегматичен, чтобы мгновенно поддаться ревности, но уколы жены больно жалили. Он буквально помешался на Россе, и только благодаря любовнице тот еще сохранил работу, цеплялся за все, что осталось, платил алименты жене и детям, а сам жил в дешевой квартирке на окраине города и ждал, пока миссис Сондерборг выручит его, в уверенности, что она вот-вот разведется с мужем, станет миссис Китинг, они будут жить долго и счастливо…
Но вот момент, которого она так ждала, настал!
– По размышлении, – сказала миссис Сондерборг, – должна признать, что ты был прав, дорогой. Боюсь, намерения Росса в самом деле непристойны. А его поведение в отношении меня с тех пор было… просто слов не подберешь. Мне трудно в это поверить, поскольку именно я защищала его, но, думаю, твои подозрения с самого начала были обоснованны.
Лицо Ральфа просияло от облегчения. Как он гордился женой! Она была его ближайшим другом, советчиком, единственным человеком, суждению которого он безгранично доверял.
И вот теперь жена говорит, что он был во всем прав. Молодой Китинг – просто негодяй, жиголо, убежденный, что красивая внешность поможет ему завоевать мир. Ну что ж, ему никогда не попасть в число руководителей Первого Национального! Совершенно ненадежен, и к тому же эгоист. Его развод тому свидетельство.
– Я все улажу в понедельник утром! – твердо объявил он. – Это его последний день на службе.
– Ты решил, дорогой? – пролепетала жена, словно испуганная могуществом Ральфа.
– Я все решил. Не волнуйся больше из-за этого, дорогая. Ты и так достаточно долго разыгрывала адвоката дьявола! В конце концов, именно тебя он выбрал своей жертвой, не так ли?
– Ну что ж, тогда… – послушно кивнула миссис Сондерборг, глядя на заметку об Энни Хэвиленд и представляя изуродованное лицо под бинтами. Больница, доктора, боль, кровь… Беспомощная калека, изувеченная, едва живая…
Миссис Сондерборг улыбнулась мужу.
– Почему бы нам не поужинать сегодня вдвоем, дорогой? Только ты и я. Миссис Эймс можно дать выходной. Я тосковала по тебе. Слишком много ты работаешь…
Старческое лицо снова расплылось в улыбке. Ральф Сондерборг был на седьмом небе. Сегодня он не только собирается побывать в своем любимом клубе и расправиться с Китингом – этим негодяем, так долго изводившим его! Вечером предстоит одно из редких свиданий с женой, заставляющих Ральфа чувствовать себя настоящим мужчиной. Призывный огонек в ее глазах не оставлял ни малейших сомнений на этот счет.
Миссис Сондерборг едва заметно передернуло от омерзения. Конечно, она постарается осчастливить сегодня Ральфа – не такая уж большая плата за удовольствие стереть Китинга с лица земли. Какая веселая игра! Но мышь мертва, а коту надоело забавляться. Пора немного отдохнуть. Потом она придумает что-нибудь новенькое.
Женщина снова подумала об Энни Хэвиленд. С девчонкой, конечно, покончено. Маленький сюрприз, который готовила для нее миссис Сондерборг – такой простой и действенный – теперь не понадобится.
Возможно. Возможно.
* * *
Хармон Керт услышал новость от исполнительного секретаря, которая с самого раннего утра была на связи с больницей.
– Очень плохо? – спросил Керт.
– Хуже, чем объявлено официально, – ответила секретарь. – Страшнее всего то, что повреждены шейные позвонки. Девушка не приходит в сознание, так что нельзя сказать наверняка, удастся ли ей выкарабкаться или она останется парализованной. Кроме того, сильно изуродовано лицо: перелом челюсти, носа, ссадины на лбу. Ночью ей сделали пластическую операцию, но потребуется еще несколько.
– Как со страховкой? – спросил Керт.
– Она застрахована. В контракте есть условие. Однако, поскольку в данный момент она не снималась, «Интернешнл Пикчерз» не обязана платить.
– Спасибо.
Керт повесил трубку и долго сидел неподвижно, рисуя в блокноте крошечные крестики. Но мозг неустанно работал.
Авария, возможно, решила его проблему. Неожиданно он почувствовал странное сожаление о той прежней, чувственной Энни Хэвиленд, навеки оставшейся в истории кино благодаря «Полночному часу». Неужели она навеки перестала существовать? Пластические операции, как правило, меняют внешность.
Секс-ангел.
Керт улыбнулся. Теперь можно отозвать ищеек. Но тут же он вновь нахмурился. Излишняя осторожность никогда не помешает. Его карьера была построена на этом постулате. Игра Энни в фильме навеки запечатлелась в памяти Керта. Талант поистине устрашающей силы!
Керт вспомнил, как Энни пожала его руку на вечеринке в честь начала съемок: серебристые, ничего не выражающие глаза, вежливая улыбка, будто никогда не встречалась с ним раньше.
От Керта не укрылось, что эта улыбка прятала стальную волю, честолюбие и ненависть. Все это плюс блестящий актерский дар было оружием, с которым приходилось считаться. Возможно, даже потеря былой красоты не будет играть такой уж важной роли. Пусть Дугас пока работает. Так будет лучше.
Что-то говорило Керту – он услышит об этой девушке, и не раз.
* * *
Дэймон Рис забылся пьяным сном в кабаке маленького городка Куэрнавака, когда мальчишка принес записку от Кончиты, единственной, кто знал где искать писателя.
– Сеньор, – сказал мальчик, дергая его за рукав. – Вам письмо. Очень важно. Porfavor, сеньор.
Объединенными усилиями бармена, мальчишки и владельца соседней парикмахерской Рис немного пришел в себя. Когда способность соображать вернулась к нему, он прочел записку, послал мальчика за газетой и узнал подробности случившегося. Похмелье тяжелило голову, туманило мозги, но бессильный гнев не давал покоя.
«Шейн, – подумал Рис. – Проклятый ублюдок, мать твою…»
Он должен был предвидеть, что подобное произойдет. Но к чему клясть Эрика Шейна? Он таков, каков есть. Скорее, нужно винить подонков из «Интернешнл», устроивших травлю в прессе, и сволочей-репортеров, обливших грязью Энни и его картину. Конечно, это принесло огромную прибыль как Рису, так, видит Бог, и им самим, но именно эти твари виноваты в том, что Энни умирает. Но больше всех виноват он.
Тридцать пять лет Рис жил, как хотел, и не представлял, что и он мог быть кому-нибудь нужен. Вся его жизнь писателя и алкоголика была построена на том, что он без обиняков давал людям знать о своем праве рассчитывать на их помощь и поддержку, не считая при этом себя обязанным делать в ответ то же самое. И вот теперь Энни при смерти. Никакого сомнения – она ехала к нему.
Рис знал это ущелье. Возможно, последнее, что она видела, прежде чем автомобиль полетел вниз, – его пустой темный дом.
Чувствуя себя опустошенным после «Полночного часа», Рис думал только о себе и болезненном периоде, который придется пережить, прежде чем его снова осенит вдохновение.
Для Дэймона это время было самым неприятным, он предавался жестокому и бессмысленному разгулу.
Поэтому Рис и предоставил Энни самой себе, не заботясь о том, что весь город набросился на нее, словно стая голодных волков.
Как она, должно быть, нуждалась в нем, если сама приехала за помощью! Если бы не он, Рис, Энни была бы сейчас жива и здорова!
– Феликс! – окликнул Рис бармена. – Подними меня и проводи к телефону.
Через десять минут Рис уже был в отеле, поспешно бросая вещи в сумку и боясь опоздать к самолету.
«Пьянчужка паршивый, – клял он себя. – Никому не нужный, бесполезный алкоголик! Господи, только бы она продержалась до моего приезда!»
Руки дрожали. Живот раздирала тупая боль. Голова трещала. Когда же кончится это похмелье?
Пьяница чертов!
Глава II
Вниз, вниз, вниз.
Лестница дразняще извивалась перед Энни, растягиваясь как резиновая, когда девушка бежала по ней. Ноги словно засасывало липкое болото. Но нет, она сейчас уже в омерзительно пахнущей гостиной, тянет отца за руку, пытаясь разбудить. Он не проснется, Энни знает это.
Это какой-то незнакомец. Нет-нет, она дергает за ручку девочку, маленькую девочку, хотя сознает, что это ее проклятье. И точно, хорошенькая малышка открывает глаза, и из них вырывается пламя. Энни попыталась отстраниться, но тонкие пальчики вцепились в нее так, что не оторвать, лишая последних сил, обволакивая чем-то непристойно клейким.
А огонь медленно лижет ноги, перекидывается на рубашку, вокруг рушатся стены, падают кирпичи, и за грохотом не слышно криков… И маленькая девочка, улыбаясь притягивает Энни ближе, ближе…
Наконец все кончилось. Огненные языки и непрерывный треск исчезли вместе с гнилостной вонью и ужасным улыбающимся палачом. Осталась катаракта тьмы, неожиданно ставшая болью, болью такой огромной силы, что крики Энни беспомощно замирали в глотке, так как не было сил позвать на помощь.
Глаза девушки внезапно распахнулись. Она ощутила тугую давящую маску на лице. Энни пыталась поднять руки, чтобы сорвать ее, но не смогла – они были привязаны.
Челюсть скреплена чем-то жестким – неудивительно, что крики не были слышны. От носа идет трубка. Голову не повернуть – тяжелая гипсовая шина удерживает ее на месте и, казалось, впивается в череп. Ноги тоже неподвижны – увидеть их Энни не могла. Но и они прижаты бинтами… Или гипсом? Не понять.
Все эти впечатления мелькали отрывками, хаотично, сквозь накатывающие волны боли, такой острой, что не хватало ни сил, ни воли осмыслить происходящее.
«Дайте мне умереть. Пожалуйста, дайте мне умереть!»
Только эта единственная связная мысль билась в голове, искренняя мольба о смерти. Но окружающие слышали лишь невнятный тихий плач. Рядом стояли люди. Их голоса, словно настойчивое эхо, били в уши, пробираясь сквозь океан боли.
– Все в порядке. Все хорошо, – успокаивала сестра. – Сейчас придет доктор. Вы поправитесь. Только не волнуйтесь.
Почти немедленно заговорил мужчина, спокойно, негромко, утешая, пытаясь что-то спросить. Но боль и отчаяние победили.
– Сделайте укол морфия… Четверть грана.
– Да, она очень страдает…
Энни обрадовалась, что никто больше не заговаривает с ней. Голоса звучали деловито, но встревоженно.
Она почувствовала укол невидимой иглы где-то в руке, но эта боль казалась до смешного ничтожной. Голоса стали яснее, потом мгновенно отдалились – внутри Энни росла огромная, вязкая волна отупения, лениво смывая все на своем пути, сужая мир до крохотного пятачка: перед закрытыми веками Энни поплыли ужасные видения, гнойные язвы, распадающаяся в куски плоть. Но ей было все равно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94


А-П

П-Я