Еще четыре дня назад она отбросила эту мысль как вздорную, но теперь…
В этот момент открылась дверь и вошла Лиз. Она была одета с ног до головы в изысканный светло-бежевый кашемир: кашемировое платье, а поверх него кашемировое пальто. Лиз буквально светилась радушием.
Пройдя через гостиную, она тепло расцеловала Джини в обе щеки. Мэри не спускала с нее изумленного взгляда.
– Пойдемте, Мэри, Джини… – поочередно посмотрела она на них. – Мы уходим.
– Уходим? – поднялась с кресла Мэри. – По-моему, Лиз, это не самая удачная мысль.
– Это просто великолепная мысль! Мэри, извини меня за все огорчения, которые ты из-за меня пережила. Сейчас я понимаю, что вела себя глупо и психовала. По-моему, на меня не очень хорошо подействовала та дрянь, которой вчера напичкал меня доктор. Но теперь все прошло, и я чувствую себя замечательно. Я приняла ванну, немного поспала. Мне сейчас кажется, что я заново родилась. Машину я уже вызвала, так что поехали. Приглашаю вас на ужин. Пусть это будет чем-то вроде компенсации за моральный ущерб. Я хочу отблагодарить тебя, Мэри, за твою доброту.
– Нет, Лиз, – твердо заявила Мэри. – Я обещала Джону, что ты будешь дома. Он вернется с минуты на минуту.
– Чепуха! Он вернется самое раннее в восемь вечера. Если не хотите ужинать, то поедем и хотя бы чего-нибудь выпьем. Ну же, соглашайтесь! Я проторчала тут все выходные, мне необходимо сменить обстановку. Неподалеку от твоего дома, Мэри, есть чудесное местечко. Оно принадлежит другу моего знакомого. Там подают великолепные пирожки. Ну хотя бы на часок, ладно?
Мэри вздохнула и отвернулась. Лиз в упор посмотрела на Джини. Молча, одними губами, она произнесла: «Скажи «да».
– А мне кажется, что это действительно неплохая идея, Мэри, – быстро проговорила девушка. – Всего-то на часок. Может, Лиз от этого станет лучше?
Лиз улыбнулась и направилась к двери, а Мэри устало посмотрела на Джини.
– Поехали, Мэри, – тихо обратилась к ней девушка, – может быть, это пойдет ей на пользу. Почему бы и нет, она выглядит вполне нормально. Ее отвезут и привезут обратно на машине.
Мэри озадаченно взглянула на Джини и пожала плечами.
– Воля ваша, – сказала она.
«Кенсингтон бар», выбранный Лиз, находился всего в двух кварталах от дома Мэри. Это было шикарное, модное и очень людное место. Вез их шофер в униформе, а на переднем сиденье расположился Мэлоун, – один из охранников, присутствовавших на вечеринке у Мэри. За всю дорогу он не проронил ни слова, а когда они подъехали к бару, вылез из машины и первым вошел внутрь. Его не было минут пять, и Лиз уже начала проявлять нетерпение.
– Господи, – раздраженно сказала она, – ну чего они всегда так возятся! Неужели нельзя побыстрее!
Однако Мэлоун, судя по всему, не терял времени даром. Когда они вошли в бар, их уже поджидал свободный столик рядом с запасным выходом. Мэлоун помешкал возле них еще несколько секунд, а затем испарился. Лиз облегченно вздохнула:
– Слава Богу! Теперь он будет торчать снаружи и через каждые десять минут заглядывать: здесь ли я. Можете проверять по нему свои часы.
– Да ладно тебе, Лиз, – миролюбиво сказала Мэри, – что ты на них ополчилась? Они же просто выполняют свою работу.
– Да знаю, знаю… – нетерпеливо махнула рукой Лиз. – Уж лучше он, чем Фрэнк. – Она повернулась и вопросительно посмотрела на Джини. – Вас привез сюда Фрэнк?
– Да, он самый. Лиз скорчила гримасу.
– Жуткая личность. Слава Богу, на уик-энд он был выходным. Он не нравится мне больше всех остальных. Постоянно ошивается вокруг в своих скрипучих ботинках. А Джон даже слушать не хочет, когда я хотя бы заикаюсь про эту гориллу. Они знакомы уже много лет, вместе служили во Вьетнаме, вы, наверное, слышали об этом. А потом он еще много лет работал у отца Джона.
Голос Лиз зазвучал громче, и Мэри напряглась.
– Хватит тебе, Лиз, забудь о нем. Забудь о них всех.
– Ты права, – улыбнулась Лиз и взяла меню. – Джини, вы только взгляните, какие у них тут потрясающие коктейли. Какой вы выберете? А ты, Мэри?
Лиз и Джини заказали минеральной воды, а Мэри, смущенно посмотрев на них, попросила себе двойной скотч. Принесли бокалы и пирожки. Шум в баре нарастал: в отдалении звучала музыка, раздавался смех, громкие разговоры. Лиз огляделась вокруг себя и улыбнулась.
– Как тут мило! – произнесла она. – Мне здесь нравится. Извините, – остановила она проходившую мимо официантку, – не могли бы вы убрать все это?
При этом она указала на маленькую вазочку с цветами, солонку и перечницу, стоявшие на столе. Официантка окинула Лиз удивленным взглядом, но просьбу выполнила. После того, как стол опустел, Лиз, казалось, испытала облегчение. Она еще немного поболтала, а потом поднялась.
– Мне нужно на минутку в дамскую комнату, – пояснила она.
Джини наблюдала, как она пробиралась сквозь толпу людей, скопившуюся возле стойки бара. Девушка заметила, что туалеты находились рядом с телефонными кабинками. Ей вспомнилась магнитофонная запись, которую слушали они с Паскалем, и то, что в прошлый раз Лиз использовала аналогичный прием. Собиралась ли она и теперь кому-то звонить? И зачем ей понадобилось убирать со стола все посторонние предметы? Неужели она предполагает, что в них установлены «жучки»? Джини встретилась глазами с Мэри. Та вздохнула и сделала большой глоток из своего бокала.
– Не говори ничего, Джини. Я понимаю, что ты чувствуешь. Наверное, думаешь, что я все выдумала. Но сейчас она действительно выглядит совершенно нормально. Будем надеяться, что это продлится подольше, в противном случае Джон устроит мне черт знает что.
– Я подумала, что это неплохая идея – развлечь ее.
– Милая, я изо всех сил надеюсь, что ты права. Ох, я только что вспомнила. Ты ведь хотела со мной повидаться, чтобы о чем-то поговорить! У меня совсем вылетело это из головы. Что у тебя случилось, дорогая?
– Ничего. У меня все в порядке, честное слово.
– Да ты и выглядишь хорошо. Я тебя уже очень давно такой не видела. – Мэри хитро посмотрела на падчерицу. – Интересно, почему? Чем это вызвано, дорогая: новой работой, новым мужчиной или чем-то еще?
– Не вынюхивай, Мэри, – улыбнулась Джини.
– Да разве я вынюхиваю! – Мэри взглянула на девушку широко открытыми глазами, изображая саму невинность. – Я, кстати, собиралась тебе сказать, – продолжала она непринужденным тоном, который, впрочем, не мог обмануть Джини, – что была приятно удивлена этим твоим paparazzo. Мы, правда, разговаривали с ним не очень долго, но он показался мне довольно симпатичным. Сколько ему лет, Джини?
– Тридцать пять.
– Правда? Мне очень понравились его глаза. Глаза мужчины имеют очень большое значение и…
– О ком это вы говорите?
Вернулась Лиз. Она сняла пальто и села за столик.
– О друге Джини, Паскале Ламартине, – ответила Мэри.
Глаза Лиз мгновенно загорелись.
– О да, Джини, до чего приятный человек! Такой умница! Настоящий француз. – Она бросила на девушку озорной взгляд. – Вы знаете, я гадала ему по руке… Надеюсь, вы за это на меня не в обиде? Я часто проделываю с гостями такой трюк. У него страшно интересная ладонь. Очень длинная линия жизни, четкая линия судьбы, один брак, одна глубокая привязанность, четверо детей…
– Четверо?
– Сейчас у него, по-моему, один ребенок, значит, со временем появятся еще трое. Да, – помедлила она, – и еще в середине его жизни произойдет одно очень важное событие. Примерно между тридцатью пятью и сорока годами. По его руке это ясно видно: четкий разрыв в линии судьбы. Я сказала ему об этом. Неизвестно, хорошее или плохое, но в его жизни произойдет какое-то очень важное и резкое изменение.
– Правда? – спросила с отвращением к самой себе Джини, чувствуя, что она ловит каждое слово с огромным вниманием.
– Совершенно точно, – с важным видом кивнула Лиз. – Я никогда не ошибаюсь. Например, я предсказала Джону, что этот год будет для него очень трудным, даже опасным, и оказалась права.
– Но ведь сейчас только январь, Лиз… – вмешалась Мэри.
– Знаю, – небрежно отмахнулась от нее Лиз, – в том-то и дело! Год начался именно так, как и должен был начаться. Попробуй пирожки, Мэри, они сказочно вкусные.
В течение следующих двадцати минут Лиз трещала без умолку. Она ничего не ела, лишь время от времени брала пирожок и крошила его над своей тарелкой, а в остальном выглядела вполне спокойной и уравновешенной. Джини размышляла, действительно ли эта женщина была хорошей актрисой, и если да, то когда она прикидывалась: разыгрывая истерику или сейчас? В какой из этих моментов она была сама собой?
Выглядевшая усталой Мэри почти не принимала участия в разговоре. Лиз рассказывала Джини о том, как она трудилась над лондонской резиденцией, как заново отделывала их загородный дом, какое участие во всем этом принял Джон. По ее словам, Джон буквально свихнулся на почве паркового искусства. Без тени горечи Лиз говорила о своих сыновьях, очень тепло отзывалась об их дяде Прескотте и рассуждала, как хорошо будет для мальчиков провести некоторое время в Соединенных Штатах. Лиз рассказывала о приеме, который должен был вскоре состояться по случаю сорокавосьмилетия ее мужа, и, как и сам Джон Хоторн, уговаривала Джини непременно приехать к ним в гости.
Она говорила оживленно, временами даже слишком. Единственное, что удивляло Джини, было то, как часто она упоминала своего мужа. Его имя мелькало буквально в каждой фразе: Джон думает, Джон говорит, Джон считает, Джон надеется…
Джини незаметно поглядела на часы. Она собиралась вскоре уйти, но до этого ей хотелось придать, беседе некоторое ускорение.
– Скажите, пожалуйста, – обратилась она к собеседнице, – когда закончится срок службы вашего мужа в Англии, собирается ли он вернуться к активной политической жизни?
– О, несомненно! – Лиз взглянула на Мэри. – Бедный Джон! Он согласился на это назначение только ради меня. Он считал, что здесь мне будет чем заняться, и, помимо этого, мы сможем проводить вместе больше времени. Джон знал, что мне опостылела жизнь в Вашингтоне. Захолустный городишко с политикой на завтрак, обед и ужин.
Лиз замолчала и вновь посмотрела на Мэри.
– Думаю, он уже начинает понимать, что ему не следовало этого делать. С его стороны это было жертвой, которую я от него не хотела принимать. Я умоляла его не уходить из сената, но Джон иногда бывает так упрям! Я знала, что со временем он пожалеет об этом, так оно и вышло. Если ты рожден для высокого полета, как Джон, от этого не убежать.
– Почему же он покинул сенат? – спросила девушка. – Я никогда не могла этого понять.
– Ох Джини, – вздохнула Лиз, – никто не мог. Нужно слишком хорошо знать Джона, чтобы понять это. Я думаю, он в первую очередь чувствовал себя страшно виноватым. – Она кинула на девушку мимолетный взгляд. – Вы ведь знаете, наш малыш, Адам, ужасно болел, едва не умер, и это время было для нас самым страшным. Джон решил, что должен уделять нам гораздо больше времени, чем это позволяли его прежние обязанности. Вот он и принял такое решение, даже не посоветовавшись со мной. На этом все и закончилось… – Лиз бессильно махнула рукой. – Послом может быть любой. А Джон должен реализоваться в делах куда более значительных, чем те, которыми он занят сейчас.
Они замолчали. Мэри удивленно подняла брови, однако ничего не сказала. Джини подалась вперед.
– Следовательно, вы считаете, что со временем он вернется к полнокровной политической деятельности?
– И даже более того, – с важностью ответила Лиз. Она сейчас напоминала ребенка, излагающего вызубренный урок. – Со временем Джон будет бороться за президентское кресло, как это планировали и его отец, и он сам. И, несомненно, победит.
Лиз проговорила все это с абсолютной уверенностью, словно умела провидеть будущее. В ее голосе не промелькнуло и тени сомнений.
– Понятно, – ответила потрясенная Джини. – А как к этому отнесетесь вы? – осторожно спросила она. – Вы ведь возражаете против Вашингтона.
– Вашингтона? – растерянно переспросила Лиз.
– Да. В последний мой приезд в Штаты Белый дом находился именно там.
– Ах, ну да… – На ее лице появилось недоумение. – На самом деле, я никогда не возражала против Вашингтона. По крайней мере, не до такой степени. Джон считал, что я не люблю Вашингтон, но это было только в его воображении…
Джини нахмурилась.
– Но мне показалось, вы только что сказали, кто когда жили там, то считали его скучным захолустным городишком?
– Неужели я так сказала?
Лиз выглядела искренне удивленной, несмотря на то, что Джини процитировала слова, произнесенные ею всего две минуты назад. Лиз передернула плечами, взглянула на свои часики, а затем на Мэри, сидевшую напротив.
– Наверное, в прошлом у меня были какие-то комплексы, – вздохнула она. – Я была такой застенчивой. Мне понадобились годы, чтобы привыкнуть к светской жизни. Но сейчас… Я не должна быть помехой Джону. Это, наверное, было бы несправедливо с моей стороны. Кроме того… – она запнулась, – я могла бы помогать Джону, он сам об этом говорил. Это дало бы импульс моей благотворительной деятельности, я могла бы отделать Белый дом, как когда-то Джеки Кеннеди. У меня это хорошо получается, даже Джон говорит…
На ее лице появилась прелестная, оживленная и немного детская улыбка. Затем, подняв руку, она помахала ей в воздухе, пытаясь привлечь внимание официантки.
– Какая досада, – сказала она, – эта несносная девица просто не хочет меня замечать! А Мэри, я вижу, вконец измучена. Нет, нет, не спорь, Мэри, так оно и есть, и виновата в этом я одна. Все болтаю и болтаю, а ты, наверное, только и мечтаешь поскорее добраться до дому и отдохнуть. Проклятье, она просто не хочет смотреть в нашу сторону!
Лиз приподнялась из-за столика, но Мэри остановила ее.
– Не глупи, Лиз, тебе вовек не выбраться из этого угла. Я сама ее позову. Где она?
– Да вон же, за стойкой бара. Вон та, с рыжими завитушками.
Мэри встала и начала проталкиваться сквозь толпу посетителей. Обведя глазами зал, Джини заметила, что, во-первых, у официантки, которая их обслуживала, не было никаких рыжих завитушек и, во-вторых, она стояла вовсе не за стойкой бара, а в противоположном конце помещения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52