Она одарила его еще одной ледяной улыбкой.
– В таком случае, не борись с собой из-за меня, Паскаль. Если бы ты любил меня, я бы так не говорила, но поскольку ты меня не любишь, это уже не имеет значения. Чувствуй себя свободным. Трахайся на здоровье.
По-прежнему спокойная, она отвернулась и открыла холодильник, начав укладывать в него продукты. Паскаль вышел из себя и грохнул ладонью по кухонному столу.
– Ну зачем, – заорал он, – зачем ты все это говоришь! Ведь женился-то я все-таки на тебе!
– О да, женился ты на мне, – повернулась она к нему, – и даже говорил, что любишь меня. Я даже поверила тебе… На некоторое время.
– Я сам верил в это, черт бы тебя побрал! – снова грохнул он по столу, свалив бутылку с вином. – Иначе не говорил бы такого.
Элен ловко подхватила бутылку и обожгла его холодным взглядом.
– Верил? Я видела, что ты стараешься, но верил ли ты в это на самом деле в сердце, Паскаль?
Повисла тишина, очень долгая тишина. Паскаль отвернулся, Элен вздохнула.
– Вот именно, – сказала она наконец, и теперь в ее голосе прозвучала горечь. – Может быть, именно поэтому я никогда по-настоящему не чувствовала себя твоей женой, хотя и носила на пальце надетое тобой обручальное кольцо. Посмотри правде в глаза, Паскаль. Ты женился на мне только потому, что я очень непредусмотрительно забеременела от тебя. Ты женился на мне потому, что это было очень благородно, а ты умеешь быть благородным. Очень мило, весьма трогательно, вот только после этого, к несчастью, я потеряла ребенка.
Она возвысила голос, он теперь звучал напряженно. Паскаль отвернулся.
– Зачем? – прошептал он, почти не в силах говорить. – Зачем, ради всего святого, ты это делаешь?
– Потому что это правда. Ты что, думаешь, я совсем слепа? Я знаю, о чем ты думал после того, как у меня случился выкидыш. Ты думал, что тебе вообще не стоило жениться на мне.
– Как ты можешь такое говорить! – Он стал наступать на нее с побелевшим лицом. – Я был с тобой. Я делал все возможное. Я нашел для нас эту квартиру, потому что так захотелось тебе. Я бросал одну работу за другой, почти полгода, даже больше не отходил от тебя. Нам помогала моя мать.
– О, только не впутывай сюда свою занудную мамочку! Она рассуждает как истинная французская крестьянка. Она считает, что рождение ребенка ровным счетом ничего не значит. Она полагает, что женщина должна рожать, как какое-нибудь вонючее животное на скотном дворе. Что она вообще понимает!
Паскаль едва удержался от злой реплики. Его мать приехала в Париж и оставалась здесь несколько месяцев, пытаясь помочь Элен после ее выкидыша. Она ходила для нее за покупками, готовила, а взамен получала только недовольные замечания. Он взглянул на жену с каменным лицом.
– В таком случае забудь о том, что я тебе сказал. Валяй, перевирай все и дальше. Только об одном ты не имеешь права забыть: у нас есть Марианна.
Лицо жены дернулось от скрытой боли, однако, взмахнув рукой, она овладела собой.
– Ах да, как же, у нас есть Марианна. Наконец-то у тебя появилась причина, чтобы оставаться со мной. Спасибо, Паскаль.
Элен отвернулась и стала накрывать стол, чтобы покормить Марианну. Она встряхнула скатерть, нашла нагрудник, детскую тарелку и ложку Марианны. Паскаль чувствовал боль и растерянность. Некоторые из этих обвинений были старыми, другие прозвучали впервые. Он проходил через все это уже много раз и знал: сейчас он может подойти к Элен и обнять ее, и тогда она заплачет. А потом – через день или два – все повторится снова. Наверное, именно такой попытки примирения она ждала от него и сейчас, потому что, когда он ничего не предпринял, это ее не на шутку разозлило. На щеках Элен проступили красные пятна. Она перестала накрывать на стол и посмотрела на него.
– Я всегда знала, – отчеканила она – С самого начала. Знала еще до нашей свадьбы. Я знала, что у тебя есть кто-то на уме. Что ж, по крайней мере, теперь я хотя бы знаю, как она выглядит. Я рада, что увидела ее. Скажу больше, у нее интересное лицо. Она, разумеется, была со своим любовником, но тебя это, я думаю, не должно беспокоить, он ведь настолько старше ее. Твоя маленькая Женевьева, похоже, не слишком прихотлива.
От того, что она произнесла имя Женевьевы, Паскаля передернуло. Его лицо побелело от бешенства. Развернувшись, он направился к двери.
– Довольно! – Он больше не мог заставить себя даже смотреть на нее. – Я ухожу. Я не могу больше выслушивать все это.
– Скажи мне только, Паскаль, эта встреча действительно была случайной? Или ты знал, что она в Париже? Вы заранее договорились?
– Нет, черт подери, мы не договаривались. Я уже говорил тебе. Я понятия не имел, что она здесь. Мы не виделись много лет.
– Не сомневаюсь, что ты наверстаешь упущенное, – улыбнулась она. – Последуй моему совету, Паскаль, езжай к ней в Лондон. Может, тогда ты испытаешь то, что испытала я, а это очень болезненные ощущения.
Паскаль уже находился в дверях. Он остановился.
– О чем ты говоришь?!
– Идеала не существует, Паскаль. А если и существует, то на короткий миг. Так что езжай, потрахайся в Лондоне. Отведи душу. Тогда и поймешь, каково это.
– Я не понимаю. Я ни черта не понимаю…
– Поймешь. Потому что убедишься, что она вовсе не та, какой ты представлял ее себе, точно так же, как ты оказался не тем человеком, каким я представляла себе. Отведай этого, Паскаль. – Она тихо засмеялась. – Попробуй, каково это – трахать свою мечту.
* * *
Эти слова, интонация, с которой они были произнесены, до сих пор звучали в его ушах, повторяясь снова и снова. Они достигали даже гостиной Джини. Не видя ничего перед собой, Паскаль огляделся вокруг. Ему только что задали вопрос, а он его даже не услышал. Джини до сих пор смотрела на него, ожидая ответа. Сколько веков, сколько секунд прошло за этот короткий промежуток? Он так и не последовал совету Элен, и одной из причин этого был неотступный страх, до сих пор живший в нем, – страх перед тем, что ее последняя фраза может оказаться правдой. Он повернулся и взглянул на Джини. Она по-прежнему поглаживала кота. Наполеон довольно урчал. Джини наклонилась к нему, и золотистая прядь ее волос смешалась с его шоколадной шерстью. «Она не похожа на мечту или выдумку, – подумал Паскаль. – Она выглядит именно такой, какой я ее помню».
– В Лондоне? – переспросил он. Джини улыбнулась. Интервал между вопросом и ответом мог бы быть и покороче. Как удивительны изгибы сознания!
– Да, в Лондоне, – ответила она. – Ты ведь, наверное, приезжал сюда очень часто, но ни разу не позвонил.
– Да, – неуклюже развел он руками. – Возможно, из-за предрассудков.
– Но не из-за злости…
– Нет. Я никогда не злился. Только однажды, когда ты уехала из Бейрута. А потом – никогда.
– Честно?
– Честно.
– Я очень рада, – вздохнула она.
Они замолчали. За окном все еще лил дождь, и Джини прислушивалась к его звукам. Было уютно и спокойно, она ощущала, как внутри нее поселяется умиротворение. Она зажмурилась и вновь открыла глаза. Паскаль все еще стоял в неловкой позе, глядя на нее.
– Ты устала, – сказал он, – и уже поздно. Мне нужно идти. – Он все еще колебался. – Ты закроешь за мной? Запри дверь хорошенько. Обещаешь?
– Конечно.
– Джини, я серьезно. Мне вовсе не нравится мысль оставлять тебя одну в квартире на первом этаже.
– Паскаль, со мной все будет в порядке, уверяю тебя. Ко мне никто никогда не вламывался и…
– И тебе никто не присылал по почте наручников – раньше. Джини, отнесись к этому серьезно. История Хоторна – это история садиста, где в качестве жертв выступают женщины.
– Мы даже не знаем, правда ли все это.
– Может, и нет. Но кто-то знает, где ты живешь. Кто бы ни прислал тебе эти наручники, ему известен твой адрес. А если он знает это, то может знать и о том, что ты живешь одна.
– Не надо, Паскаль. – Девушка встала и подошла к нему. – Ты прибавляешь к двум два, и у тебя получается десять.
– Нет, – возразил он, посмотрев на нее сверху вниз и нежно прикоснувшись рукой к ее лицу. – У меня нюх на неприятности, и я чувствую их приближение. Я знаю.
В его голосе и взгляде читалась неподдельная тревога, и Джини была тронута этим. Подняв к нему лицо, она сказала:
– В наши дни никто не может чувствовать себя в безопасности. Ни я, ни ты…
В его глазах вспыхнул какой-то огонек: то ли удивление, то ли ирония.
– Я знаю, – ответил он, – уж я-то знаю, поверь. Последовала короткая пауза, во время которой он словно хотел, чтобы она прочитала в его последней фразе некий подтекст.
– Я позвоню тебе утром, в восемь?
– В восемь будет в самый раз.
– И заеду за тобой примерно в половине девятого. К девяти мы уже будем в этой компании по доставке.
Он все еще колебался, а Джини, которой именно этого и хотелось, смотрела в пол.
Через некоторое время, все так же неуклюже, он прикоснулся к ее руке.
– Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, Паскаль.
Закрывая за ним дверь, она, как и обещала, заперла ее на все замки. После этого долго стояла, оглядывая свою знакомую комнату. Что-то в ней было не так, и Джини понадобилось некоторое время, чтобы понять, что именно. Наконец она поняла. Комната была пустой. В ней не хватало Паскаля. Она казалась в тысячу раз более пустой, чем когда бы то ни было.
Глава 12
На следующее утро в девять часов они уже были в конторе СМД. Сюзанна сразу же сообщила им все интересовавшие их сведения.
– Наручники? – Она взглянула сначала на журналистку, а затем на ее спутника-фоторепортера. Оба были бледны и напряжены, словно почти не спали ночью. Журналистка была из «Ньюс», а этот маленький эпизод был вовсе не той рекламой, в которой нуждалась СМД.
– Вы не представляете, как я сожалею, – начала она. – Разумеется, если бы я имела хотя бы малейшее представление… Она выглядела вполне приличной женщиной. В подобных обстоятельствах, все, чем я смогу помочь… Конечно, я очень хорошо запомнила ее, а все точные данные у меня в компьютере, вот здесь.
Беседа длилась полчаса, а в десять с минутами Паскаль и Джини были уже в Белгрэвиа. Опять шел дождь. Паскаль припарковал мотоцикл, и им пришлось дважды пройти вдоль всей Итон-плейс, прежде чем они поняли очевидное: красавица-блондинка, назвавшаяся миссис Дж. Гамильтон, сообщила правдоподобный, но фальшивый адрес. На Итон-плейс не было дома под номером 132. Столь же тщетно они прошлись по Итон-сквер и Итон-террас, а затем вновь вернулись на Итон-плейс. За это время дождь успел закончиться и начаться снова.
– Merde! – выругался Паскаль, озирая ряды роскошных белых особняков. – Merde! Мы должны были это предвидеть. Я проверю телефонный номер этой леди Гамильтон, который сообщила нам приемщица. Если ее действительно зовут Гамильтон, в чем лично я очень сомневаюсь. Ты же попробуй постучаться в двери. Опиши ее, упомяни про шубу. Попытка стоит того. Она может жить где-нибудь по соседству. Может быть, люди что-то запомнили.
Телефонная будка стояла на другой стороне улицы, к ней и направился Паскаль, а Джини медленно пошла по тротуару, изучая дома по обе стороны улицы. Их фасады были безукоризненно белыми, изгороди – в идеальном состоянии. Окна особняков закрывали красивые шторы и жалюзи, в цветочных ящиках пламенели красные герани. Атмосфера довольства и благополучия была разлита в воздухе. Отсюда было рукой подать до фешенебельных магазинов на Слоун-стрит, а на такси можно было за несколько минут добраться до «Хэрродса» или «Харви Николс». Это был как нельзя более подходящий – и, несомненно, тщательно продуманный – адрес, по которому могла бы обитать женщина, одетая, как модель с обложки журнала «Вог».
Джини размышляла о том, какой вопрос ей лучше приготовить, когда она постучится в двери этих домов. Она видела, как жестикулирует Паскаль, стоя в телефонной будке. Заехав за ней сегодня утром, он выглядел напряженным и усталым, и Джини подумала, не провел ли также, как она, он бессонную ночь. Теперь даже на расстоянии она видела, как к нему возвращается его обычная энергия. Похоже, он с кем-то спорил. Затем Джини увидела, как Паскаль повесил трубку, чуть помедлив, снял ее и стал набирать еще один номер. Она улыбнулась и направилась к подъезду последнего на улице дома.
Хозяйка дома, изящная, хорошо одетая женщина с короткими темными волосами, открыла дверь после третьего звонка.
– Если вы по поводу одежды для благотворительных базаров, то вы опоздали, – торопливо заговорила она. – Я уже звонила и все объяснила. Мы несколько недель ждали, чтобы вы приехали и забрали вещи, а теперь я уже отвезла их в Оксфам. Все, включая мое платье от Озбека, которое обошлось мне в целое состояние.
– Нет-нет, я не по поводу одежды, – остановила ее Джини.
– О Господи, надеюсь, вы не из какой-нибудь секты? – встревожилась женщина. – Если вы из этих мормонов или свидетелей, то вам не на что рассчитывать. Мы приверженцы англиканской церкви.
Джини объяснила цель своего визита. Женщина, похоже, уже собиралась захлопнуть дверь перед ее носом, но заинтересовалась, когда Джини описала шубу.
– Соболь, говорите? Боже милосердный… Высокая, со светлыми волосами?
– Запоминающаяся внешность, не правда ли? – улыбнулась Джини. – Мы жили в одной комнате в колледже. Она всегда была такой рассеянной, вот и сейчас, дурочка, дала мне неправильный адрес.
Женщина задумалась.
– Ну что ж, она может жить где-нибудь поблизости. Тут всего-то несколько улиц с похожими названиями: Итон-сквер, Итон-террас…
– Я знаю, я там уже была. К сожалению, безуспешно.
– Но мы живем здесь уже три года, и на этой улице определенно нет женщины, которую вы ищете. Сюда лезут в основном иностранцы… О, извините, я не имела в виду американцев, – смущенно улыбнулась она. – Арабы, довольно много японцев, ну и так далее.
– Может быть, она жила здесь некоторое время? Приезжала к кому-то в гости?
– Вполне вероятно. Гамильтон? Нет, я уверена, что женщины с такой фамилией не встречала. А почему бы вам не поговорить с леди Ноулс через дорогу? Она тут всех знает. Триста лет здесь живет.
«Триста лет» оказались тридцатью годами, но даже леди Ноулс не знала дамы по фамилии Гамильтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52