Неприглядное воплощение общинности – пчела. Как человек, она процветает лишь в пределах своей касты и неспособна выдержать одиночество. Честный рабочий-фашистик исполняет свой «танец» (может, энтомологи скажут, что и рабы на галерах «танцуют»?), нескончаемо собирает еду, которую едва пробует; летит в улей, где едва живет; услаждает женщину столь ожиревшую, столь гротескную, что она никогда не выходит наружу из страха, что весь животный мир лопнет, хохоча над ней. И какова цена чести быть рабочей пчелой? Половина всех хромосом, все гонады и вся независимость. Абсолютно всё.Нет, уж лучше методы Блаттеллы, с начала и до конца. Проблема не в моих сородичах, а в моем ущербном индивидуализме. Я хотел освободить шкафчики, завоевать кухню для всей колонии. Слишком величественно, чересчур общественно полезно. Почему я не искал кукурузных хлопьев и чувственных самок Блаттеллы для одного себя? Я недостаточно эгоистичен.Я ушел из-под плинтуса. Под порожком кухни я увидел характерно одеревенелую спину. Бисмарк.– Что там у тебя? – спросил я.Он поспешно прикрыл еду лапой. Все правильно – каждый за себя. Но, увидев меня, ответил:– Отруби. Я тут проторчал весь завтрак – повезло. Айру опять закупорило.Мы поделили кусок и через секунду бесконтрольно загадили пол, чисто вымытый Руфью.– Хорошая штука, – сказал Бисмарк. – Не понимаю, как Айра все внутри держит.Великодушие Бисмарка снова все перевернуло. Теперь я был уверен. Нельзя сдаться и бросить мой план после стольких месяцев работы. Я такой же эгоист, просто мой эгоизм – просвещенный; я не получал немедленной награды, однако будущее процветание колонии – определенно в моих интересах.– Сегодня за ужином хочу доиграть партию, но дел по горло. Остальные не хотят помогать, – пожаловался я Бисмарку.– Без них обойдемся, – отозвался он.За какие-то минуты он собрал Барбароссу, Суфура, Т. Э. Лоуренса, Клаузевица и, наконец, Соплю, который не мог смотреть мне в глаза после трусливого бегства от Джулии. Эти граждане не разделяли мою позицию, зато их воротило от оцепенелой жизни под плинтусом.Теория борной кислоты заключается в следующем: люди рассыпают чудесный белый порошок там, где, скорее всего, пройдем мы, жертвы. Мы слишком примитивны и потому его не замечаем, шагаем прямо по кислоте, при необходимости погружаясь в нее по самые плечи. Затем, игнорируя вяжущий химический вкус и все, что нам известно об этом яде, чистимся – первобытный инстинкт первобытного животного, – и порошок, сплошь облепивший тело, попадает прямо в рот. Вот так он нас и убивает. Люди невысокого мнения о сообразительности насекомых, но засыпь я гостиную Айры бочками токсических отходов, я бы не рассчитывал, что он нырнет прямо в них.Кислотный оборонительный рубеж мы преодолевали только у входа в кладовую. Пол чист, лишь вдоль задней стены Айра насыпал побольше яда. Я так и не понял, зачем.Но результат достигнут. В белый порошок наполовину закопались три трупа Блаттеллы. Кошмарное зрелище. Бездонные белые глазницы пялились на нас оттуда, где когда-то блестели мириады глаз. Мощные крылья и грудные клетки выцвели до коричневой полупрозрачности; тронутые гниением конечности позеленели, словно рыбки гуппи. Больше всего пугали их позы: скрюченные, как у разведчиков, застигнутых лавиной. Легкомысленная смерть представителей доблестных поколений, что жили до прихода Руфи. Вид безрассудно растраченных жизней наполнил меня гневом, а напоминание о процветании, что покинуло нас, – болью.Я раздал гражданам обломки зубочистки – Суфур выплюнул ее на ковер в гостиной. Один обломок я оставил себе.Мы с Бисмарком подошли к куче. Осмотрительно утвердившись посреди смертельного порошка, я ткнул острием в тело. Оно отскочило – хитин оказался прочнее, чем я думал. Тогда я воткнул пику в мембрану между члениками. Она лопнула с целлофановым хлопком. Бисмарк пронзил труп у головы.Мы приподняли труп. Борная кислота посыпалась из глазниц и суставов; из дыхалец потекли белая струйки, будто из солонки. Сопля и Суфур влезли на сугроб и выудили второй труп. Но Барбаросса категорически отказался работать с Т. Э. Лоуренсом, заявив, что не желает знаться с педиком, хотя Лоуренс – специалист по кислотным пустыням. Его место занял Клаузевиц, и третье тело восстало из могилы.На деревянном полу отравленные тела походили на привидения. Я воткнул зубочистку так, чтобы двигать мертвецов, не прикасаясь к яду. Летели кусочки хитина – прах к праху. Мы нанизали все трупы на щепки, затем перенесли ношу – медленно, будто могильщики, – через границу кислоты, наружу.В кухне с деревянных колышков возле плиты свисали кастрюли и сковородки. Впервые увидев доску в детстве, я решил, что дырки размером с тело – весьма выгодная позиция. Но Айра застал там наш патруль и уничтожил всех, даже когда они распластались по задней стенке, словно ассистентки метателя ножей. Он стрелял в отверстия и сбивал их рикошетом.Айры дома не было, и мы быстро затащили тела на доску. Теперь мне следует принять важное тактическое решение.В раковине размораживался семифунтовый цыпленок. Сегодня вечером его явно запекут. Нам от этого никакого проку: у противня нет дырок, и поэтому на доске он не висел.Руфь твердо верила в четыре мифические группы продуктов, необходимые, по мнению ученых, для здоровья (хотя квинтиллионы Блаттелла триста пятьдесят миллионов лет процветали на скудном рационе). Предположим, на гарнир – картофель или рис. Печеный картофель – тоже вне нашего контроля, но, может, она его сварит или сделает пюре. Рис тоже годится.Свежие овощи Руфь принесет с собой. Но что она с ними сделает? Их можно сварить в кастрюльке, на пару, пожарить на медленном огне в маленькой сковородке или даже запечь в горшочке. Слишком много вариантов.Нужно угадать. Жареный цыпленок размером с пеликана – легкая еда. И картофель тоже. Интуиция подсказывала, что на ужин будет минимум одно острое блюдо, и его, наверное, приготовят на сковороде или в горшочке; или же рис – как промежуточный вариант. Итак, кастрюля для риса и две сковородки с ручкой – в каждую по кадавру. Обломком зубочистки Барбаросса разломил трупы вдоль. От треска я содрогнулся. Панцирь скользнул через дыру в доске и упал в маленькую сковороду. Барбаросса явно получал удовольствие от расчленения, так что мы позволили ему разделать и уложить еще два трупа. Заминировано.Теперь мне требовалась масштабная помощь, но я по-прежнему не хотел использовать Американскую Женщину. Я попросил Барбароссу ненадолго разыскать мне примерно сорок крупных особей.– Как пожелаешь, – ответил он, резко щелкнув задними ногами.Он направился к плинтусу. Хотел бы я научиться запугиванию вместо подкупа.В нише между холодильником и соседним шкафчиком лежала кучка мусора, что осталась еще с Террора. Всего лишь обломки штукатурки, однако ее сходство с борной кислотой заставляло нас осторожничать.Двадцать минут мы отламывали два куска от старой пластмассовой ложки – рычаг и ось примитивной катапульты. Еще мы добыли сухую, заскорузлую арбузную косточку.Как-то в юности я прятался в отрубях с изюмом – маневр, который позже прикончил Розу Люксембург. Спасаясь на холодильнике от надвигающихся ботинок, я промчался по краю коробки и прыгнул на клапан. Попытка не удалась – коробка была закрыта. Я тогда не знал настоящей боли и решил спрыгнуть на пол. Мне повезло, что раны в юности заживают быстро, и к тому же мы умеем отращивать потерянные конечности. Впрочем, этому меня научили муки крушения, что произошло именно там, где мы теперь устанавливали пластиковую катапульту. Я верю в физику.Мы положили арбузное семечко в ложку. Тем временем Барбаросса вернулся с полчищем тараканов.– Куда вести добровольцев? – спросил он.– На холодильник, – ответил я.Никто не двинулся. Я собрался было изложить план, но, поглядев на Барбароссу, понял, что объяснения бессмысленны. Толпе требовался вождь.– Белый всегда прав! – заорал я и начал восхождение по алебастру. Остальные подхватили клич и последовали за мной.– На фига тебе сдалась эта шеренга мудаков? – спросил Суфур.Отруби с изюмом на холодильнике охраняла большая черная коробка. На ней громадными буквами размером с американского монстра значилось: «Тараканий Мотель».Нам хватило одной серии «Психоза» по телевизору, чтобы держаться от подобных заведений подальше. И для тех, кто умудрился пропустить фильм, на коробке была изображена липкая лента и даже написан рецепт клейкой наживки прямо на боку. В Тараканий Мотель мог войти лишь невежда, питающий слабость к пшенице с карамелью.Но Айра в Мотель свято верил. Однажды я слышал, как он кудахтал: «Бедные ублюдки!» – устанавливая свежую коробку. До Террора мы регулярно забрасывали мотели останками со всей квартиры, раздувая масштабы Айриных побед. В восторге от такого успеха, он покупал нам все новые мотели. Мы с удовольствием наблюдали эволюцию их графического дизайна.– Ёпть, гляди-ка, – сказал Суфур, тыча в надпись на фасаде.К нам подошел Барбаросса.– Если заселились, съехать не надейтесь. Прямо так и сказано.Толпе на открытой поверхности стало неуютно.– Граждане! – закричал я. – Давайте сбросим это уродливое бельмо на пол, во тьму.И снова убежденные увлекли за собой сомневающихся. За минуту мы выстроились бок о бок полированным ксилофоном, головами упершись в коробку, объединившись во имя доблестной цели. Я затрепетал при мысли, что, проживи квартира 3Б даже тысячи лет, наши потомки скажут: «То был их звездный час».От Айриного нашатырного спирта холодильник сделался безупречно чистым и практически лишенным трения.– Пошли! – скомандовал я. На удивление легко мы сдвинули мотель с места. – Быстрее! – Заскребли по эмали ноги, тараканы застонали. Их истощенные тела для таких усилий уже не годились.И все же вдохновляющее зрелище: брыкаются сотни шипастых ног Блаттеллы, гнутся сотни усов. Фасад проехал над краем холодильника и вдруг накренился. Бумажная стенка затрещала в лапах, и в мгновение ока наш смертельный враг рухнул на пол, прямо на ложку. Резко щелкнул пластик, и арбузное семечко взлетело. Но я просчитался – оно не попало на стол. Еле долетело до края стула.Я заметил брешь в наших рядах на краю холодильника. Кого-то мы потеряли. В кухне завибрировал пронзительный вопль:– Вашу мать! Суфур. Забыл отпустить Мотель.Мы поспешили к нему. Ему повезло: Мотель упал желтком вверх. Суфур притянул меня к себе за верхнее жвало и потрясенно прошипел:– Свободен!– Это верно, – ответил я, помогая ему подняться. Он куда-то поковылял. Добровольцы уволокли Мотель по полу в щель между холодильником и шкафчиком. Я не мог рисковать, привлекая Айрино внимание.Сопля влез на стул Руфи и понюхал косточку.– Треской пахнет.– Спускайся оттуда, – позвал я. Появился Бисмарк с еще одним Элизабетиным волосом; тот, что принес я, давным-давно сгинул в пылесосе. Мы с Бисмарком взобрались на сиденье и надежно обвязали им косточку. Потом взялись за него и направились по спинке стула на стол. Косточка подпрыгивала и вертелась позади, волос перекручивался и обдирал нам лапы. Мы прошли по столу и двинулись по стене мимо строя контейнеров: семья личинок, что прошли путь от лакомого мускатного ореха до грубой крупчатки. Я представил, как Руфь ставит сумку на край стола и выгружает покупки, вынимает коробку, рядом ставит блюдо, которое в итоге окажется под контейнером с сахаром. Великолепно! Руфь редко добавляла в пишу это дьявольское вещество.Мы втащили волос по одной стенке контейнера и спустили по другой, пристроив косточку на ручке. Своими могучими жвалами Барбаросса перекусил волос, и я бросил его на пол за плиту.– А где ты найдешь тыквенное семечко? – спросил Малец.– Сейчас увидишь. – Я пошептался с Гудини, и тот взобрался на контейнер к косточке. Спустя все эти месяцы от него еще воняло хреном.– Леди и джентльмены, – сказал Гудини, – для этого номера мне нужен доброволец, умеющий плеваться. Вы, сэр, подойдите сюда и покажите нам, как вы это умеете. Прямо на косточку. Да, это было неплохо, но, может, кто-то в состоянии плюнуть чуть более смачно?..Скоро белая косточка покрылась слюной. Гудини повернулся спиной и зловеще забормотал:– Печень еврея-богохульника, желчь козлиная, тисовый побег… смешать с кровью бабуина, чары будут крепки и надежны. – Он отошел в сторону. Косточка стала черной и блестящей, как в тот день, когда шлепнулась с Айриной губы.– Ужин подается в гостиной в девять часов вечера, – сказал я.Бисмарк, Барбаросса и я вошли в нижний ящик напольного шкафчика – единственное хаотичное место во всем доме. Перетаскивая содержимое из старых шкафов, Айра без разбора свалил все сюда.Гвозди, кнопки, сантиметр, консервные ножи, штопор, целлофановые пакеты, ножницы, клей и все остальное за много лет превратились в единое целое. Мы же искали карманный фонарик – он обнаружился где-то сбоку.– Как думаешь, может, засунуть что-нибудь между лампой и батареей или между батареями? – спросил я Барбароссу.Тот покачал головой:– И не думай. Как ты внутрь попадешь?– Сломаем и откроем, животное, – ответил Бисмарк. – Расколотим его, с твоей-то силой.Лицо Барбароссы засияло восторгом и неистовством, словно он всю жизнь ждал подобного приглашения. Он зарылся в культурный слой и вернулся с отделочным гвоздиком. Постоял, ритмично покачиваясь, затем метнул гвоздь в пластиковую линзу. Барбаросса все раскачивался, а гвоздь тем временем ударился в пластик, отлетел и попал Барбароссе между глаз, отбросив его на моток шпагата.Бисмарк засмеялся. Внезапно фонарь наклонился и рухнул почти нам на головы. Удар гвоздя не мог произвести такой эффект. Во время своих поисков Барбаросса катализировал какую-то реакцию а-ля Руб Голдберг.Бисмарк влез на фонарь.– Видишь? Если выдвинуть ящик, отвертка проткнет линзу.Я подошел к нему.– По-моему, шансов маловато.Поднять фонарь для нас – все равно что поднять холодильник. Поэтому мы с Бисмарком нашли бечевку, оторвали от нее кусок и привязали к фонарю. Оклемавшийся Барбаросса потащил эту тяжесть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29