..
И Славин, и его товарищи, должно быть, попали в самое пекло. От сильного перегрева вдруг совсем некстати заклинил «максим». Владимир схватился за ручной пулемет. Экономя патроны, короткими очередями он бил по вновь поднявшимся фашистским автоматчикам. Беспрерывно строчил другой ручной пулемет, установленный в дзоте.
Партизаны, засевшие в окопе, тоже держались стойко. Они не дрогнули даже тогда, когда враг приблизился. Выручили ручные гранаты.
В это время Крайнюк с группой партизан зашел гитлеровцам во фланг и своим огнем сковал их действия. Немцы, в который раз, повернули обратно.
Славин весело воскликнул:
— Опять дают нам отдых. Драпают! Готовьте боеприпасы, — и сам начал набивать патронами диск ручного пулемета...
Глазков видел, как захлебнулась очередная вражеская атака. Противник нес большие потери. Однако все меньше оставалось в боевом строю и партизан. Слишком большой урон нанесла неприятельская артиллерия. Вот и сейчас пушки с новой силой возобновили обстрел партизанских позиций.
Комбрига мучил вопрос: где находится начальник штаба со своими бойцами. Расчетное время уже кончилось, а фашистские орудия продолжали действовать все так же методично, как и в начале боя, сокрушая партизанские укрепления, сея смерть и увечья.
Однако Глазков волновался напрасно. Бойцы взвода уже подобрались к огневым позициям. С криком «ура!» они обрушились на врага. Вся орудийная прислуга полегла, скошенная партизанскими пулями.
Захваченные орудия тут же были направлены в сторону противника. Глазков быстро оценил обстановку, поднял бригаду в атаку, чтобы не дать фашистам возможность отбить свою артиллерию обратно. Но в этот момент над зеленым полем взметнулось несколько белых лоскутов. Немцы как по команде, держа руки вверх, медленно шли в сторону атакующих партизан. Те поначалу даже не поняли, в чем дело, решили, что фашисты опять идут в атаку. Кое-где громыхнули выстрелы. Глазков приказал не стрелять, а сам внимательно продолжал смотреть в бинокль. «Что это? Хитрость врага или он действительно намерен сдаться?»
— Переводчика ко мне! — крикнул Глазков.
Подбежал отрядный переводчик. До войны он преподавал в школе немецкий язык, неплохо владел им. Глазков в этот момент направился к дзоту Славина. Владимир вышел навстречу.
— Бери автомат, пойдешь со мной! — распорядился Глазков.
Славин взял автомат ППШ и, отряхиваясь, пошел за командиром.
Немцы, подняв руки, стояли по всему полю. Казалось, что их очень много. Глазков, не оборачиваясь, бросил Славину:
— Смотри, Володя! Сколько их еще осталось! — помолчал, улыбнувшись, добавил: — Видишь, как времена меняются! Раньше кричали, дескать, не брать партизан в плен, а теперь сами партизанам сдаются.
С немецкой стороны навстречу Глазкову, Славину и Левковичу двинулись три офицера. Они были без оружия, один держал в руке прутик, к верхнему концу которого был привязан белый носовой платок. Когда немного сблизились, Глазков тихо заметил:
— Да, не те немцы пошли. Не те. Смотрите, где их аккуратность, подтянутость, высокомерие?
И действительно вид грязных, с помятыми лицами офицеров был слишком далек от уже установившегося представления о холеных, надменных представителях «высшей расы».
Встретились. Немцы взяли под козырек. Один из них, с трудом подбирая слова, начал говорить на ломаном русском языке. Но Глазков перебил его, обращаясь к переводчику:
— Скажи ему, что за три года воины он так и не узнал ни русского языка, ни русского человека. Поэтому разговор лучше поведем на их языке.
Офицеры, услышав родную речь, еще больше съежились. Старший из них, выдавив на лице что-то вроде улыбки, сказал:
— Понимаем, что наше положение безнадежно. Прорвать оборону мы не смогли. А развернуться и уйти обратно нет никакого смысла. Ваша армия идет, как говорится, по нашим следам. Да и вы не дадите отступать. Поэтому я как старший собрал всех офицеров, предложил вступить с вами в переговоры о почетной сдаче в плен. Все согласились, и мы объявили о своем решении солдатам. Они, как видите, тоже не возражают.
— Что вы понимаете под словами «почетный плен»? — спросил Глазков.
— Обращение с нами как с военнопленными. Нормальные условия для существования, в том числе питание, а также возможность офицерам оставить при себе личное холодное оружие.
Глазков жестко отрезал:
— Господин офицер, вы знаете, в каких условиях партизаны сражаются за свою Родину. До подхода Красной Армии мы будем содержать вас в лесу. У вас есть походные кухни, будете готовить себе пищу, кое-что из продовольствия мы дадим. Никакого холодного оружия хранить при себе не разрешим.
Левкович перевел. Немцы молча переглянулись. Старший принял условия:
— У нас нет выбора. Мы согласны.
— Решено, — спокойно и как-то буднично, словно такое случалось каждый день, ответил Глазков. — Порядок сдачи в плен установим такой: подходить к нашим позициям будете повзводно или, по крайней мере, группами по тридцать человек. Оружие оставлять на этом месте, где мы сейчас стоим, а дальше двигаться строем. Все ясно?
Немцы согласились, и вскоре церемония сдачи в плен началась...
Прошедший бой оказался для Славина последним. На следующий день, рано утром, его вызвал к себе командир бригады. Внутри блиндажа после яркого солнечного света казалось темно, и Славин не сразу увидел в углу человека в форме майора Красной Армии. Глазков представил Славина и пояснил:
— Сергей Миронович Коротков прибыл к нам из-за линии фронта для подбора людей, которым будет поручено особое задание. Мы вызвали тебя, чтобы предложить...
Но Славин уже не слушал комбрига. Он смотрел туда, в угол, где медленно подымался высокий человек. Владимир не мог рассмотреть его лица, но фамилия, названная комбригом, заставила часто забиться сердце. «Коротков? Неужели он, Сергей Миронович?» Славин сделал несколько шагов к середине землянки, туда же шагнул и майор.
— Сергей Миронович! — только и смог сказать Владимир.
Они обнялись.
— Как ты вырос, Володя! — отстранив от себя парня, сказал Коротков и, обняв его за плечи, повел к деревянной скамье. — Садись, дружок, рассказывай, как жил, как воевал без меня?
Глазков, несколько удивленный, сказал:
— Ну, раз вы знаете друг друга, то побеседуйте, а я пойду к начальнику штаба. Назначено совещание.
Коротков поблагодарил Глазкова, пригласил Славина присесть. Майор долго расспрашивал парня о родителях, сестре, а затем приступил к делу:
— Скажи, хочешь бороться с бандитами? Для этой цели мы создаем специальные подразделения.
— С бандитами? — недоуменно переспросил Славин. — А где они — эти бандиты?
— К сожалению, будут. Поэтому нам надо до подхода Красной Армии подобрать и направить на запад Белоруссии нужных людей. После освобождения этой местности из числа недобитых полицаев, предателей и бандитов наверняка будут сколачиваться антисоветские банды. Работа предстоит трудная, опасная, но интересная. Нам нужны смелые, боевые ребята, — Коротков весело подмигнул, — вроде тебя, Владимир.
— А кто еще поедет?
Майор улыбнулся:
— Не поедет, а пойдет. Создадим из надежных людей группу, и пойдете по немецким тылам к месту назначения. Будете устраиваться, знакомиться с обстановкой. Ну так как? Соглашаешься?
Для Славина это предложение было неожиданным. Он жил в последнее время только одной мыслью: поскорее бы пришла Красная Армия, чтобы стать ее бойцом, продолжать гнать гитлеровцев до самого Берлина. А тут, на тебе, предлагают совсем другое дело.
Владимир не спешил с ответом. Он думал: «Конечно, раз считают, что я больше нужен для такого дела, следовательно, все сложнее, чем мне кажется. Им виднее, где мне быть — в армии или по лесам бандитов вылавливать. Надо соглашаться. Раз нужно, значит, так тому и быть!»
— Я согласен. Когда отправляете?
— Завтра. Сегодня закончим подбор людей, выдадим вам необходимые документы, оружие, боеприпасы, продовольствие и тронетесь...
Славин вышел из землянки и сразу же отыскал Глазкова. Тот, увидев Славина, спросил:
— Ну что, согласился?
— Согласился.
— Правильно! Там очень нужны будут такие хлопцы. Поэтому и рекомендовал тебя. Иди, Володя, готовься. Сегодня вечером мы всю группу соберем, дадим напутствие, и, как говорится, с богом, к новому месту службы...
Все остальное время дня прошло в сплошных хлопотах. Славину выдали новенький пистолет ТТ, патроны. Получил он и новые сапоги, небольшой запас продовольствия, а к вечеру его снова вызвали к Глазкову. В блиндаже комбрига находилось еще восемь человек. Среди них были и ребята из его отделения: Антошин, Бартошик, а также Антон Крайнюк. Владимир обрадовался, увидев друзей, подсел к ним.
Коротков был немногословен. Быстро охарактеризовал предполагаемую обстановку в области после ее освобождения, сообщил маршрут, которого группа должна придерживаться, и кого искать в будущем областном центре, если к моменту их прибытия Красная Армия не выбьет оттуда немцев.
На следующий день, рано утром, группа отправилась в путь. Странное чувство владело Славиным, когда он и его товарищи без всякой маскировки, на виду у отступающих гитлеровцев, шли вдоль дороги на запад. Партизаны всем своим поведением показывали, что они бегут как предатели-полицаи и тоже спасаются от сурового возмездия.
Установленная форма одежды, специальные нарукавные повязки, а также документы, удостоверяющие личность, должности и звания «отступающих», — все это являлось надежным прикрытием.
Партизаны, конечно, могли идти и лесами, но Славин как старший решил не делать этого. Там можно было наткнуться на карателей, которые не стали бы проверять, кто эти люди, скрывающиеся в лесу. В этот момент, между прочим, следовало опасаться и своих. Если бы группу задержали в лесу партизаны, то это могло повлечь за собой длительные проверки, а время следовало ценить, нельзя было упускать ни одного дня. Поэтому ребята и решили идти рядом с немецкими войсками, выдавая себя за беглецов-полицаев. Оккупанты теперь стали совсем иными. Всеми ими овладело паническое стремление поскорее выйти из-под ударов Красной Армии.
А партизан из группы Славина тревожила мысль, что ждет их впереди...
39
СТАРШИЙ ЛЕЙТЕНАНТ
АЛЕКСЕЙ КУПРЕЙЧИК
Купрейчик был огорчен. Ему казалось, что их полк, как раз после того как был освобожден Минск, попал в полосу наступления на Гродно. Но этого не случилось. Полк оказался в составе войск, продвигавшихся южнее. Работы у разведчиков было много. Теперь, когда немецко-фашистские войска стремительно откатывались на запад, разведчикам приходилось делать дальние переходы и, чтобы добытые сведения не устарели, передавать их по радио. Часто бывало и так: разведчики, выполнив задание, не возвращались в свой полк, а дожидались его подхода или сразу же уходили еще дальше, выполняя новый приказ. Было трудно, но зато радостно на душе. Красная Армия завершала освобождение Родины. В ходе операции «Багратион» полностью была освобождена Белоруссия. Впереди была Польша.
С нескрываемым любопытством бойцы взвода Купрейчика смотрели на чужую землю. В эту ночь Купрейчик и двенадцать разведчиков находились далеко от своего полка. Они уже четвертые сутки добывали сведения о расположении немецких войск, о строящихся оборонительных сооружениях и по радио докладывали обо всем. Только что закончился сеанс связи. Купрейчик передал короткую радиограмму и, после подтверждения приема радиограммы, получил приказ возвращаться обратно.
Пока бойцы готовились к походу, он сидел, прижавшись спиной к дереву, и думал: «Интересно, почему Васильев решил отозвать нас?» Словно услышав его, Степаныч спросил об этом.
— Действительно, — поддержал его Луговец, — какой смысл нас гонять лишний раз через линию фронта, если наши завтра сами здесь будут? Как ты считаешь, командир?
— Я считаю, что нам пока надо километров десять отмахать — это как раз равнинное место, без леса, преодолеть. К утру доберемся к лесу, передохнем, а ночью к передовой.
Наконец все собрались, и группа из тринадцати человек пошла на восток. Шли не очень остерегаясь, вряд ли немцы разместятся на равнинной безлесной местности.
Ориентируясь по компасу, шли по росной траве, в густом холодном тумане. Лишь только тогда, когда темень ночи сменилась еще слабой, чуть заметной предрассветной зорькой, они вошли в лес. Отыскали погуще место, и, прежде чем лечь спать, Купрейчик, обращаясь к Зайцеву и Луговцу, сказал:
— Я думаю, что нас отзывают потому, что наши приостановили наступление.
— Это почему же? — спросил Степаныч, и Алексей заметил, как все остальные разведчики насторожились.
— Видели же сами, что немцы готовятся к обороне, а чтобы наступать дальше на Варшаву, нужно собраться с силами.
— А как же плацдарм, что наши захватили на речушке? — спросил Губчик.
Купрейчик улыбнулся:
— Знаешь, Петя, и десятки таких плацдармов не решат стратегической задачи. Этот плацдарм удобен нашему полку для преодоления небольшого водного рубежа, что же касается армии или фронта, то там, может быть, даже и не знают, что полк подполковника Васильева силой в одну роту захватил кусок противоположного берега какой-то маленькой речушки. Правда, для нас с вами этот плацдарм имеет значение. Мы к своим будем возвращаться именно в том месте.
— Так там же сейчас настоящее пекло, — с сомнением проговорил Семин, укладываясь поудобнее.
— Да, несладко. Но в другом месте пойти — значит на мины напороться, сейчас их знаешь сколько там немцы понатыкали?
— Ладно, братцы, бодрствовать останется Рожнов, остальным — спать. Меняться будем по очереди через час.
Прежде чем уснуть, командир сказал Рожнову:
— Николай, предупреди того, кто будет за тобой дежурить, чтобы он меня разбудил, когда его время истечет.
Алексей сразу завалился спать.
Спал он крепко, не слышал, как произошла смена дежурных, но зато мгновенно проснулся от легкого прикосновения к плечу. Открыл глаза и увидел Семина, тот с сожалением сказал:
— Жалко тебя, командир, будить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62