В полном недоумении он поднял веки.Помещение имело мрачный и неприветливый вид. Ивэн обнаружил, что лежит на деревянном топчане, укрытый грубым одеялом. Над головой далеко ввысь уходил сводчатый потолок, почерневшие балки терялись в темноте. Мальчик мало что соображал со сна, во рту у него пересохло. Значит, пустыня ему только приснилась? Какой реальный сон…Он поднес руку ко лбу и нащупал мокрое полотенце. Приятный холод помогал прийти в себя, собраться с мыслями. До его слуха донесся какой-то странный звук. Ивэн не мог понять, что это такое. Звук напоминал птичье щебетание, но все же, пожалуй, это были не птицы.— Как ты себя чувствуешь?Не вставая с постели, Ивэн повернул голову. Рядом с его лежаком, скрестив ноги, сидел светловолосый загорелый мальчишка с голубыми глазами. На вид ему было лет двенадцать, так же как Ивэну. Он был босиком, в коричневой рубашке и шортах. На левой лодыжке и левом запястье у него посверкивали металлические кандалы. Ивэн машинально потянулся к своей левой руке. Да, наручник на месте.— Я… нормально, — медленно произнес он. — Где я? Что происходит?— Мы на ферме госпожи Бланк, — сказал мальчик. — Тебя привезли несколько часов назад, и меня попросили присмотреть за тобой, пока ты не проснешься. Натер — он старший над нами — говорит, что на корабле тебе пришлось дать успокоительное, а иначе ты мог убить себя.Ивэн осторожно приподнялся на лежаке, опасаясь, что его затошнит или закружится голова. Но ничего такого не случилось.— А где моя мама?— В доме, я думаю. — Мальчик снял с его лба полотенце и бросил в ведро. — Ее определили на кухню. А ты будешь работать на прудах вместе со мной. Пошли, я тебе все покажу.Он встал, распрямив свои длинные, худые ноги. Ивэн не шевелился.— Я хочу видеть маму.Мальчик был в нерешительности.— Наше дело — чистить пруды. Мы вообще не должны показываться в доме. Госпожа Бланк сказала, что тебя отправляют работать на пруды.— Я хочу видеть маму, — упрямо повторил Ивэн. А если его обманывают, и Ребекка на самом деле мертва, или ее продали кому-то другому? И она, наверное, волнуется за него. Мальчик смотрел на него с сомнением.— Я подведу тебя к дому, — проговорил он неуверенно, — но больше ничего не обещаю. Пошли.Ивэн поднялся со своей лежанки и вслед за мальчиком пошел туда, где вниз, в большую комнату нижнего этажа, вела прочная деревянная лестница. Оказалось, что он спал на чердаке какой-то постройки, похожей на сарай. Здесь пахло соломой и пылью. Вдоль стен стоял ряд лежанок. На Ивэне вместо белой туники оказались такие же коричневые рубашка и шорты, как и на мальчике. «Кто же это меня переодевал?» — подумал вдруг он.— Меня зовут Щен, — заявил мальчик и начал спускаться по лестнице. Ивэн последовал за ним.— А меня — Ивэн, — сказал он. От легкого удара, последовавшего за этими словами, он чуть не потерял равновесие и не упал с лестницы. — Ох!Щен посмотрел на него.— Госпожа сказала, что теперь твое имя — Ящерка, потому что ты маленький и шустрый.Что? Они решили поменять ему имя?— Меня зовут Ивэн, — повторил он и получил следующий удар, уже значительно более сильный. — Эй, что это такое?Мальчик пожал плечами, продолжая спускаться по лестнице.— Госпожа говорит, тебя зовут Ящерка.Через щель между огромными двойными дверями нижнего помещения пробивался, играя на охапках валявшейся на полу золотистой соломы, солнечный свет; в ярком луче медленно кружились пылинки. Звук, похожий на птичье щебетание, слышался здесь еще отчетливее. С противоположной стороны сарая такая же деревянная лестница поднималась на другой чердак.— Там живут девчонки, — пояснил Щен. — Нам запрещено туда подниматься — если подойдешь слишком близко, тебя ударит.Он выскользнул наружу. Ивэн последовал за ним. Солнечный свет больно ударил в глаза, а громкое щебетание, которое неслось теперь со всех сторон, просто оглушало. Ивэн сощурился и поднес ладонь к лицу, заслоняя глаза от солнца. У него перехватило дыхание. Прямо перед ним открывалось огромное пространство, усеянное тут и там небольшими прудами, сверкающими ярко-зеленым и голубым под ослепительным лазурным небом. Вокруг некоторых прудов стояли деревья, каких мальчик раньше никогда не видывал. У других берега поросли травой, были пруды и с песчаными берегами. Как это удивительно. На родине Ивэна, в Австралии, люди прилагали неимоверные усилия, чтобы бороться с засухой, и ему никогда не доводилось видеть столько воды сразу, ну, не считая океана.Поле с прудами отделяла от их сарая узкая полоска травы, пересеченная темной дорожкой. Ивэн видел, как люди снуют вокруг небольших прудов, хотя он не мог понять, чем они заняты.— Что это такое? — спросил он, все еще не в силах прийти в себя от зрелища этого водного изобилия.— Лягушачья ферма, — ответил Щен. — Наша хозяйка разводит лягушек. Пошли, дом вон в той стороне.Щен повел Ивэна вокруг сарая, потом они миновали еще одно огромное зеленое поле. Босыми ногами мальчик чувствовал мягкость травы. В австралийской пустыне растительность сухая, жесткая, почти вся в колючках, голым ступням она причиняет боль. А Сидней — город бетона и стекла. Ходить вот так босиком по мягкой траве — сплошное удовольствие.Впереди показался большой белый дом в три этажа с покатой крышей. Вокруг было разбросано несколько маленьких флигелей, похожих на цыплят, окруживших наседку посреди зеленой травы. Неспешно ходили люди — яркое солнце играло на их металлических кандалах.Рабы, состоящие на службе при доме, были одеты в белое, и коричневый наряд Ивэна и Щена притягивал к себе их неодобрительные взгляды. Новый знакомый Ивэна явно смущался, но все же провел его к заднему крыльцу. В воздухе пахло дрожжами и луком. Щен тихонько постучал, и через мгновение в дверях показалась Ребекка. На женщине была белая блузка, белые брюки и голубой передник, обсыпанный мукой. Мука покрывала и металлический браслет у нее на руке.— Мама, — позвал мальчик, и Ребекка сжала его в объятиях. Ивэн чувствовал теплые руки матери, и на какой-то момент ему показалось, что все хорошо и ничего страшного с ними не случилось.— Как ты? — спросила наконец Ребекка с тревогой. — Мне не разрешили с тобой увидеться.— Нормально. — Ивэн с неохотой отступил, освобождаясь из кольца ее рук. — А это Щен. Он говорит, что теперь меня зовут Ящерка. — Последнюю фразу мальчик произнес с отвращением.— Меня теперь тоже называют иначе — Белл, — сказала женщина. — Бланк… — Она поморщилась и сжала запястье. — Госпожа Бланк всегда дает рабам новые имена. Наверное, так все делают. Придется, я думаю, к этому привыкнуть.Мальчик мрачно кивнул.— Белл! Пора раскатывать тесто! — раздался голос из кухни.— Мне пора, — вздохнула Ребекка. — Подождите здесь минутку.Она скрылась в кухне и принесла Ивэну и Щену по большому пирожку. Щен с жадностью схватил свой. Ивэн понял, что тоже проголодался.— Не знаю, покормили тебя или нет, — сказала женщина. — Если не будешь наедаться, приходи ко мне сюда. Я постараюсь что-нибудь раздобыть.— Где ты живешь? — спросил Ивэн. — Где ты спишь?— В мансарде, вместе с остальными, — ответила она.— Белл!— Еще увидимся. — Ребекка встала на цыпочки, чтобы поцеловать сына в макушку. После чего быстро скрылась в доме.
Глава 2 Жизнь иногда становится просто паршивой. Даниель Вик, йомен — Пошли, — сказал Щен, не успев еще прожевать свой пирожок. — Я должен все тебе здесь показать.Мальчик повел Ивэна обратной дорогой, они обошли дом и вернулись к прудам, на ходу продолжая жевать пирожки, начинка которых оказалась совершенно незнакомого вкуса — впрочем, Ивэн настолько проголодался, что едва обратил на это внимание.Солнце пекло немилосердно; к тому же было так влажно, что казалось, будто в воздухе висит водяная пыль. Рубашка мальчика стала прилипать к спине. Он с трудом пробирался через густую завесу тяжелого, удушливого воздуха. В засушливой Австралии Ивэн никогда не испытывал ничего подобного, и ему было трудно дышать. Наконец они подошли к первому пруду, затененному с одного края кроной огромного дерева. На берегу было устроено несколько невысоких земляных насыпей, которые входили в воду, напоминая длинные кривые пальцы. Слышались все те же звуки, похожие на птичьи, которые то и дело перемежались глухими всплесками, и мальчик догадался, что это не щебетание, а кваканье. Когда Ивэн и Щен подошли совсем близко к пруду, приветствием им стали звуки встревоженных нырков, а по воде во все стороны пошли круги. Через секунду из воды на них уставились несколько десятков выпученных глаз.— Эта разновидность называется лягушка-вол, — пояснил Щен. — У нас для них целых шестнадцать прудов. Больше всех. Они в основном идут на мясо. — Мальчик присел на корточки и протянул на раскрытой ладони крошки от своего пирожка. Какая-то тень, резко взметнувшись из воды, промелькнула в воздухе, послышался громкий всплеск. Ивэн даже подпрыгнул. Щен резко отдернул руку. Крошек в руке не было.— Они едят хлеб? — спросил Ивэн.— Да они почти все едят, — отозвался его новый приятель, вытирая ладонь о рубашку. — Сверчков, червей, рыбу, мышей…— Мышей?Щен кивнул.— Они едят все, что удается запихнуть в пасть. Так что смотри, не показывай им ничего такого, что нельзя есть. Хотя зубов у них нет, можешь не бояться, что укусят.— А почему такой странный берег? — поинтересовался Ивэн.— Им нужен свой кусочек земли, — ответил Щен. — Берега на всех не хватает, вот мы и делаем для них насыпи, а иначе они бы дрались с утра до вечера. А вон там, — он махнул рукой в сторону других прудов, — там у нас лягушки-пузыри. Они выделяют такую особую штуку, из которой делают всякие лекарства. За этим-то их и разводят. Вон в том пруду живут древесные лягушки, они могут излечивать рак. А там — лягушки-уинслоу, их разводят в основном как комнатных животных, но есть одна инопланетная раса, которая почитает их как священных — они закупают этих лягушек сотнями. Уинслоу живут страшно долго.Мальчики шли между прудами, Щен все говорил и говорил, и у Ивэна уже голова кружилась от обилия новых сведений. Под ногами, растекаясь под голыми пальцами, хлюпала грязь, жгучее солнце сменялось приятной прохладой, когда они проходили в тени больших деревьев самых причудливых форм. Щен объяснял, что есть лягушки, которым необходимо много солнца, другие, наоборот, предпочитают тень, некоторым же требуется и то и другое. Поэтому деревья рассажены в строгом порядке, чтобы как можно более полно удовлетворить все лягушачьи запросы. В некоторых местах пруды больше напоминали болотца, потому что томатные лягушки, к примеру, не столько плавают, сколько роют землю. Вода в прудах тоже была разной — где-то прозрачной и чистой, где-то — илистой, иногда ее сплошь покрывали листья водных растений. Писк, кваканье и всплески сопровождали их повсюду, хотя самих лягушек Ивэн увидел не так уж и много. Те же, кого он рассмотрел, потрясли его огромным разнообразием размеров и окраски, от чистого зеленого цвета до молочно-белого и сверкающего оранжевого. Лягушки сидели на берегу, прятались в зарослях водной травы или же неспешно проплывали по пруду.По пути мальчикам встретились несколько людей-рабов, как и они, одетых в коричневое. Самый младший из них был почти ровесником Щену, самый старший выглядел глубоким стариком. Все были заняты своей работой: кто-то орудовал лопатой, кто-то возился с прибрежной зеленью, другие стояли по колено в воде, некоторые ловили кого-то сетями в воздухе, иные засовывали брыкающихся лягушек в большие корзины с крышками. Щен при встрече махал им рукой, те в ответ кричали ему что-то. Мальчики подошли к женщине, стоявшей на берегу пруда. В руках у нее был плетеный ящик, который она собиралась открыть.— Сейчас будешь их кормить, Грейс? — спросил Щен.— Ну да, — ответила женщина. — Посмотреть хотите?— Ага. — И Щен показал пальцем на Ивэна. — Это Ящерка. Его привезли с аукциона.— На самом деле, — вступил в разговор мальчик, — меня зовут Ивэн, а не…В тот же миг острая боль пронзила ему руку от плеча до кончиков пальцев, и он не смог закончить фразу. Мальчик охнул и схватился за запястье.— Тебя зовут Ящерка, — произнес Щен назидательным тоном. — А если забудешь, тебе быстро напомнят. В кандалы вделан чип, который слышит все, что ты говоришь. Поэтому запоминай поскорее, это для твоей же пользы.Ивэн разозлился, но ничего не сказал. Его зовут Ивэн, а вовсе не Ящерка. И пусть ему нельзя произносить свое имя вслух, это еще не значит, что он его забудет или захочет примириться с новым именем. Грейс кивнула ему. Это была сильно загорелая, крепкая, плотно сложенная женщина небольшого роста с короткими черными волосами, которые крутыми кудряшками обрамляли ее лицо. В ящике, который она держала в руках, шевелилась, издавая легкое стрекотание, какая-то черная масса.— Это сверчки, — пояснила Грейс. — Смотри.Плавным движением она откинула крышку и, быстро подняв ящик по дуге вверх, высыпала его содержимое в пруд. Небольшое темное облачко на мгновение повисло в воздухе, потом с легким всплеском опусти лось в воду. В то же мгновение вода вспенилась множеством пузырей. Пруд бурлил и кипел. Не прошло и нескольких минут, как все успокоилось и на поверхности воды не осталось ни единого сверчка.— Это лягушки-пираньи, — продолжила свои объяснения Грейс. — У них нет зубов, как и у всех квакух, но они такие злобные, что им зубы и ни к чему.Ивэн забыл о том, что начал сердиться, так сильно его впечатлила эта сцена.— А на других лягушек они нападают?— Дай им волю, нападут, конечно, — отозвалась женщина. — Но здесь везде, и на деревьях, и в земле, установлена куча датчиков. И если квакуха выходит за дозволенные границы, ее оглушают ультразвуком. Люди его не чувствуют, а лягушки — еще как. Таким способом их возвращают на место. Иначе пришлось бы устанавливать заборы с колючей проволокой под напряжением. — Она закрыла ящик. — А вы чем тут занимаетесь?Щен пожал плечами.— Я должен показать Ящерке ферму. — При этих словах Ивэн снова ощетинился. — Так что у меня, можно считать, выходной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47