Наутро Мила обомлела: ухоженные волосы на голове свекрови оказались седыми. И она сама очень сильно сдала, превратившись всего за один день из моложавой миловидной дамы в женщину преклонных лет.
— Не волнуйтесь, — убеждала её Мила, теперь, когда уже состоялись похороны Павла. — Всё наладится. Павла, конечно, не вернёшь, но Антон же может выздороветь! И чего вы так убиваетесь по Анатолию Максимовичу, он же ушёл от вас?
— Дура ты, — глядя на неё со внезапной злостью, сказала Любовь Андреевна. — Мелкий ты человечишка, ничего вокруг не видишь, кроме собственной персоны и собственного убогого мирка.
— А вы что, поддались всеобщей глобализации? — огрызнулась Мила, но ей стало неловко. Она никогда не слышала от свекрови никаких оскорблений, тем более в свой адрес.
— Ты просто ничтожна, — продолжала свекровь. — Жаль, что я не замечала этого раньше. Я вообще смотрела на жизнь узко, и видела в людях только хорошие черты. Почему-то надо было, чтобы на меня обрушилось столько горя, чтобы я прозрела. Это я сделала Павла несчастным, я вместе с тобой. Мы обе. Ты хотела женить его на себе, а я тебе помогала в этом. Мы вдвоём сумели сломить его сопротивление, но мой сын не стал счастливее от женитьбы. Скорее, наоборот. Как можно быть счастливым с женой, которая лезет в постель к его же сводному брату? Потом, когда появился Антон, во всём стала виновата я одна. Это я позволила тебе наплевать на Павлика, это я перестала обращать внимание на мужа, отдала себя всю в распоряжение сыночка, которого не видела столько лет, и даже не подозревала о его существовании. Но меня, в сущности, можно понять: счастливая мать, что ты тут поделаешь. Ради Антона я была готова на всё, ради него потеряла и Павлика, и мужа. И теперь вот и осталась с ним одним. Нет у меня ни мужа, ни младшего сына.
— Я у вас есть, — всполошилась Мила.
— Ты мне не нужна, — отрезала свекровь. — Нам с Антоном теперь никто не нужен.
— Но так нечестно, — запротестовала невестка. — Я вдова одного вашего сына, а с другим вашим сыном мы собирались пожениться! Вы не можете меня вот так вот запросто выбросить из своей жизни!
— Могу, и сделаю это. Не буду скрывать, ты мне неприятна, и я не хочу тебя больше видеть. Я наделала в жизни много ошибок, которые обернулись трагедией. И не хочу, чтобы ты, как вечное напоминание, стояла у меня перед глазами. К тому же, Антон не собирался на тебе жениться, он тебя обманывал. Согласна, это непорядочно с его стороны, но он — единственное, что у меня осталось в жизни, и я не позволю тебе разрушить и его судьбу. Я продам дом, продам всё, что у меня есть, и уеду в Америку, с Антоном будут заниматься лучшие врачи мира. А ты живи своей жизнью.
— Ну нет, — прошипела разозлённая Мила, — уж если так вы всё повернули, тогда отдавайте мне мою половину дома! Я не успела развестись с Павлом, так что мне тоже что-то причитается!
Свекровь хрипло рассмеялась. От её смеха у Милы мурашки пробежали по коже.
— Бедная девочка, ты сама не понимаешь, что говоришь! Ты не прописана в этом доме, это во-первых. Во-вторых, у Павла не было ничего. Толик не стал записывать на сына ни фирмы, ни дома, он очень беспокоился за него, и не хотел рисковать его жизнью. Это было бы рискованно, отписывать на Павлика такие средства. Ведь его могли похитить, или могла окрутить ушлая девица типа тебя. Имущество записано в основном на меня, на Толика, и на адвокатов моего мужа. Так что тебе ничего не светит, дорогая. Впрочем, машину можешь оставить себе, равно как и целый гардероб эксклюзивных шуб.
— Я подам на вас в суд, — рявкнула Мила, поднимаясь. — Вы ещё попляшете у меня!
Она развернулась и направилась в дом, собирать вещи. Больше ей здесь нечего было делать. Неизвестно, поправится ли Антон, но даже ради него она не собиралась оставаться с его матерью — мегерой.
Мила вышла из лифта, столкнувшись с Джонни.
— Отойди, придурок, — прошипела она, — чего встал на дороге?
Оттолкнув его, певица направилась в свою комнату. Ну и ладно, ещё увидим, кто победит! По крайней мере, у неё остаётся хорошая отцовская квартира, отличная машина, и куча шмоток. С голоду она не умрёт!
Резник открыл глаза, но тут же снова их прикрыл. Свет ослепил его, и он счёл за лучшее вновь окунуться в привычную темноту. Тут же нахлынули воспоминания об аресте и о том страшном сообщении, о котором проинформировала его заплаканная секретарша. Она хорошо знала Павлика, к тому же работала у Резника очень много лет. Неудивительно, что она расплакалась, узнав об его смерти. Анатолий Максимович снова приоткрыл глаза, но теперь потихоньку, чтобы привыкнуть к свету. Интересно, где он находится — в раю? Он осмотрел комнату. Вряд ли рай настолько похож на больничную палату. Резник с искренним сожалением подумал о том, что смерть стала бы для него настоящим избавлением — от того горя, которое свалилось на него. Смерть единственного сына, предательство любимой женщины, арест, самоубийство друга…
Если он не умер, то это только затем, чтобы жить со всем этим невыносимым грузом. Как умер Павел, от чего, что с ним случилось? Или он не умер, может быть, только ранен или лежит в реанимации после автомобильной катастрофы?
Он зашевелился, дёрнул рукой, и тут же в палате появился мужчина в белом халате.
— Ну, с днём рождения! — приветливо обратился он к Резнику.
— Почему с днём рождения? — удивился тот. — У меня уже был юбилей…
— С днём рождения — потому что вы остались в живых, — пояснил врач. — Операция была очень сложной, не буду от вас скрывать, мы не надеялись, что вы выживете…
— Лучше бы ваши надежды оправдались, — грустно проговорил Резник.
Врач внимательно посмотрел на него.
— Я понимаю, о чём вы… Но будем надеяться, что все ваши проблемы разрешатся. Конечно, мало приятного, когда у двери сидят вооружённые милиционеры, однако же на следствии и на суде может произойти всё, что угодно, — он подмигнул Резнику.
Тот не понял, о чём идёт речь, но промолчал. Ему не хотелось вникать в суть вопроса. Ему вообще ничего не хотелось, кроме одного: знать, что случилось с его сыном.
— Кстати, в вестибюле сидит ваша жена, — вдруг вспомнил врач. — Вы хотите её увидеть?
— Люба? Да, конечно!
Врач как-то странно посмотрел на него, и вышел из палаты. Через несколько минут дверь распахнулась и показалась… Ирина. Вернее, та, которую он знал под этим именем.
Резник вздрогнул. Он ожидал увидеть Любу.
— Уходи, — попросил он. — Мне сейчас не до тебя. Я хочу узнать про сына…
— Я тебе расскажу, — прошептала она, присаживаясь прямо на коврик у его кровати, и взяв его ладонь в свои тёплые руки.
Жанна была не накрашена, в чёрных брюках и такого же цвета пиджаке, с заколотыми сзади волосами, в тёмных очках, она походила на вдову гангстера. Почему именно гангстера, Резник не знал, просто это сравнение первым пришло ему в голову.
— Я не буду просить у тебя прощения, — начала она, — я просто всё тебе расскажу.
— Начни с Павлика, — попросил он. — Я не понимаю, почему здесь нет Любы, почему никто мне не рассказывает про сына…
— Твоя жена собирается уезжать, но есть я… Я с тобой, дорогой…
Резник заволновался. Умом он понимал, что с Павлом действительно приключилось что-то страшное, но сердцем, своим несчастным сердцем, после коронарного шунтирования, ещё надеялся, что это просто ошибка. Однако, глядя, как Жанна отводит свои чёрные глаза, как медлит, собираясь с духом, он наконец-то понял, что это — правда. Его сын мёртв.
— Как это случилось?
Жанна принялась рассказывать. Он молча слушал, покусывая губы.
— Зачем, зачем ты потащила его в свой дом, ты же знала, что ему там опасно находиться! — безжизненным тоном произнёс Резник.
— Я собиралась познакомить его с дочерью, — призналась Жанна. — Макс, я хотела рассказать тебе, но ты не стал меня слушать. Полина — его дочь, Макс, твоя внучка. Я думала, что Павлик должен увидеть её.
Резник замолчал. Ему было тяжело говорить. Из рассказа Ирины он уже знал, что пролежал в больнице десять дней, и что его сына уже похоронили. Также узнал, что Люба собирается уезжать на днях с Антоном в Америку, чтобы показать его тамошним медицинским светилам. Он остался совсем один…
— Макс, я любила Павла так же сильно, как ты любишь его, — призналась Жанна, — правда, это было уже давно. Но он всегда останется в моём сердце, он отец моей дочери, человек, ради которого я пожертвовала своей семьёй, и отцом. Возможно, это именно я виновата в его смерти, но, дорогой, это вышло случайно. Шахид не собирался убивать его, он целился в меня. Павел спас мне жизнь, и мне, и Полине…
Резник вдруг почувствовал ненависть к ней. Да, она родила ребёнка от Павла, у него есть внучка. Это всё очень сложно уложить в голове. Но разве внучка заменит ему сына? Это Жанна виновата в том, что произошло, только она. Неужели она не могла догадаться, что Шахид не выпустит их живыми из дома? Почему она поволокла Павла в самое пекло?
— И ещё я хочу, чтобы ты знал, — заторопилась Жанна, — я не предавала тебя. То есть, я не делала вид, что влюблена. Я на самом деле люблю тебя, очень люблю, Макс.
— Уходи, — холодно произнёс Резник.
— Макс, пожалей меня, — умоляла Жанна, стоя перед ним на коленях, такая трогательная и беззащитная, — я должна была выжить, я боролась, как могла, я была вынуждена делать то, что делала. Ради своей дочери, и твоей внучки! Если бы ты знал, сколько я пережила! Что мне надо было делать, рассказать тебе всё? Я пыталась, вспомни, сколько раз я хотела тебе рассказать это, но ты всё время меня обрывал. Ты помнишь? А ведь ещё надо было собраться с духом, чтобы всё это тебе объяснить! И даже если бы я тебе это рассказала, то каждую бы минуту рисковала жизнью Полины. Если бы Шахид заподозрил, что тебе известно больше, чем он думает, он бы убил мою дочь! Как ты думаешь, должна была я пойти на такой риск?
— Зато он убил моего сына, — мстительно, глядя в родное и одновременно ненавистное лицо, проговорил Резник. — Не стал мелочиться…
— Шахид тоже мёртв, — удовлетворённо проговорила Жанна, поднимаясь с колен. — Он тоже мёртв…
— Меня это не утешает. Уходи, я тебя прошу.
— Макс, ну почему ты не хочешь меня простить? — снова взмолилась она. — Моя ложь была ложью во спасение, и я же люблю тебя, люблю по-настоящему. В жилах моей дочери течёт твоя кровь! Ты не можешь просто выбросить меня из своей жизни, я же тоже пострадала!
— Убирайся, — крикнул Резник, не ожидавший, что у него получится крик. — И не называй меня Максом!
Жанна, с достоинством глядя на него, постояла несколько секунд, а затем развернулась и направилась к двери. Уже потянувшись к ручке, она вдруг вспомнила что-то и, покопавшись в своей сумке, вытащила папку, ту самую, в которой Резник собственноручно передавал ей дарственную на нефтяную скважину.
— Совсем забыла, — пробормотала она, не глядя на него. — Возьми это, Шахид мёртв, ему скважина больше не понадобится.
Папка оказалась в ногах у Анатолия Максимовича. Дверь за Жанной захлопнулась.
Резник закрыл глаза. Ему страстно, до одури, хотелось умереть.
— Значит, в Грецию? — задумчиво переспросила Жанна.
Теперь ей было всё равно, куда ехать. Теперь, когда Макс отказался от неё и не осталось ни малейшей надежды на их воссоединение, она готова была уехать хоть на Аляску. Хотя Греция — это красивая страна. Родина её матери.
Прошло всего две недели с того страшного дня, когда в её доме оказалось два трупа, один из которых — её бывший возлюбленный, спасший ей жизнь. Тот день просто перевернул Жанну. Она узнала, что её мать жива. И она тоже в какой-то мере спасла ей жизнь. Ведь, если бы не Тамара, Шахид, скорее всего, покончил бы с ней. На самом деле её мать звали Тамарос, но она предпочитала упрощённый вариант.
Тамара рассказала ей совершенно невероятную историю, Жанна слушала и поражалась, до чего же их судьбы похожи в своём трагизме.
Тамара вышла замуж за Малика, но полюбила Шахида, так уж вышло. Они стали любовниками, так велика была их страсть, что они рискнули пойти на это. Правда, это произошло только один раз. Всё остальное время они мучились сами и мучили друг друга. Потом Тамара забеременела, радостный Малик ожидал сына.
А потом, незадолго до самих родов, случилась та ужасная история. Малик, проходя обследование в больнице, узнал, что стерилен, у него не могло быть детей. Но беременность жены свидетельствовала об обратном. Малик, вне себя от горя и бешенства, не посмел ударить беременную женщину, но устроил ей допрос. Тамара вынуждена была признаться, что согрешила.
Малик исчез из дома на две недели, а, когда вернулся, объяснил жене, что от неё требуется. Тамара чуть с ума не сошла от ужаса, когда услышала речи, которые он вёл. Но ослушаться не посмела. Малик пригрозил ей физической расправой, если она не будет следовать его плану. И ей пришлось смириться.
В ту ночь, когда она родила Жанну, ребёнка ей даже не дали покормить, отнесли кормилице. Саму Тамарос перевезли в другое отделение, чтобы, не дай бог, кто-то из родственников её там не встретил. Когда она пришла в себя после родов, то уехала вместе с родителями в Грецию. Они были предупреждены ею о подобном шаге со стороны Малика, который объявил её умершей во время родов. Её родители, как и полагается, погоревали на кладбище, но они точно знали: дочь жива.
— Но зачем же отцу надо было оставлять меня, — не поняла Жанна, — если он знал, что я — не его дочь?
— Ему сказали, что он никогда не сможет иметь наследника, — объяснила мать, глядя на дочь своим лучистым взглядом. — И он не стал упускать такой шанс: всё-же ты — дочь его брата, значит, кровная родня. К тому же никто, кроме меня и моих родителей, об этом не знал. Но мы уехали сразу же, как только я оправилась после родов.
— Не может быть, чтобы Шахид был моим отцом, — запальчиво выкрикнула Жанна, — я его просто ненавидела! Он же хотел меня убить!
Тамара грустно кивнула головой.
— Шахид очень изменился с того времени, когда я влюбилась в него. И всё-же, дочка, когда мы с ним так неожиданно встретились в швейцарской клинике, я почувствовала, что готова влюбиться снова.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32