Некоторое время политики «наступательной школы», главным представителем которой был сэр Генри Роулинсон, убеждали британское правительство отказаться от политики «умелого бездействия». Роулинсон даже предложил сделать Афганистан квазипротекторатом Британии, чтобы воспрепятствовать захвату его Россией. Некоторые из тех, кто прежде поддерживал пассивную политику правительства, теперь стали подвергать сомнению ее разумность. Даже вице-король сэр Джон Лоуренс начал менять свою позицию. Он советовал: «Россию следует предупредить о недопустимости вмешательства в дела Афганистана или любого другого государства, граничащего с Индией». Кроме того, надо ясно дать понять Санкт-Петербургу, что «продвижение к Индии, переходящее некоторый рубеж, повлечет за собой войну с Британией во всех частях света». Сэр Лоуренс предложил разделить Центральную Азию на британскую и российскую сферы влияния, детали раздела следовало согласовать между правительствами.
Возможность для переговоров с русскими появилась уже вскоре, когда новый английский министр иностранных дел лорд Кларендон встретился в Гейдельберге с князем Горчаковым. Кларендон прямо спросил Горчакова, являются ли недавние азиатские завоевания России, которые простираются далее, нежели сам он писал в известном меморандуме, выполнением указаний царя Александра или же результатом превышения полномочий командующими на местах. Сколь бы ни был неприятен вопрос, на него следовало дать ответ. Горчаков возложил вину на военных, объясняя, что те таким образом надеялись отличиться. Англичане приняли эту школярскую уловку, так и не добившись правды. Одновременно Горчаков заверил Кларендона, что у его правительства нет намерения дальнейшего продвижения в Центральную Азию, и, конечно же, всякие виды на Индию исключались.
Англичане к тому времени получили достаточно подобных гарантий и обещаний и уже насмотрелись на их нарушения. Следуя совету Лоуренса о целесообразности установить предел дальнейшей российской экспансии, Кларендон предложил Горчакову согласовать на правительственном уровне размеры сфер влияния в Азии и наличие там постоянной нейтральной зоны между двумя расширяющимися империями. Русский немедленно заявил, что эту роль вполне может сыграть Афганистан, в котором его правительство ни в коей мере не заинтересовано. Последнее заявление, при условии если в него поверить, было для английской стороны желанной и долгожданной новостью, и Кларендон тут же заверил Горчакова, что его правительство точно так же не имеет там никаких территориальных притязаний. Какое-то время перспективы такого соглашения выглядели весьма многообещающими, между Лондоном и Санкт-Петербургом шли обсуждения и переписка. Но затем они оборвались на полпути в связи с разногласиями по поводу точного положения и фиксации на карте северных границ Афганистана, почти полностью проходивших по неразведанным регионам Памира. А именно в тех местах передовые российские военные посты были расположены ближе всего к Британской Индии. До той поры британские стратеги всегда исходили из предположения, что наиболее вероятные точки для начала российского вторжения в Индию — Хайберский проход и перевал Болан. Но теперь они столкнулись с неприятной реальностью: на севере, в неведомых районах, о которых фактически ничего не знали, имеется другой проход, через который казаки могли бы всего за день прорваться в Индию. За эти неприятные известия следовало благодарить двух британских исследователей, которым повезло вернуться живыми из крайне опасной экспедиции в Китайский Туркестан. И словно одной этой новости было мало, они еще с тревогой рассказали о плетущихся там российских интригах. Дипломатический процесс зашел в тупик, но Большая Игра, разумеется, продолжалась.
25. Шпионы вдоль Шелкового пути
В те времена Китайский Туркестан и на британских, и на русских картах изображался в виде обширного белого пятна с приблизительным обозначением местоположения городов и оазисов вроде Кашгара и Яркенда. Отрезанный от остальной Центральной Азии высокими горными цепями, а от Китая бескрайним пространством пустыни Такла-Макан, он оставался одним из наименее изведанных регионов земли. Несколько веков назад там проходил процветающий Великий Шелковый путь, связывавший императорский Китай с далеким Римом и приносивший процветание оазисам. Но движение по нему давно прекратилось, и большинство оазисов поглотила пустыня. Регион погрузился во мрак фактического забвения.
Пустыня Такла-Макан, которая доминирует в регионе, всегда пользовалась у путешественников дурной славой. За долгие века печальная вереница торговцев, солдат и буддистских паломников оставила немало костей на пути между разбросанными оазисами. Известно, что здесь иногда без следа исчезали целые караваны. Неудивительно, что само название Такла-Макан на местном уйгурском диалекте означает «Пойдешь — не вернешься». В результате немногие европейцы сумели побывать в этом отдаленном регионе, где, впрочем, было совсем мало привлекательного.
Китайский Туркестан, или Синьцзян, как называется он сегодня, долго был частью Китайской империи. Однако влияние центральных властей всегда было тут незначительным, и мусульманское население имело гораздо меньше общего со своими правителями-маньчжурами, чем со своими «этническими кузенами» в Бухаре, Коканде и Хиве, расположенных по другую сторону Памира. В результате в начале 1860-х годов там вспыхнуло большое восстание мусульман против их повелителей. Китайские города были сожжены и разрушены до основания, а их жители перебиты. Восстание, начавшись на востоке, стремительно распространилось на запад, и вскоре весь Туркестан взялся за оружие. Именно в этот момент на сцену вышел примечательный мусульманский авантюрист по имени Якуб Бек, объявивший себя прямым потомком Тамерлана. Ветеран множества сражений с русскими, в которых он отличился храбростью (и охотно показывал пять шрамов от пуль), теперь состоял на службе бывшего мусульманского правителя Кашгара, живущего в изгнании в Коканде. Последний воспылал надеждой изгнать неверных китайцев и вернуть трон.
В январе 1865 Якуб Бек и его хозяин в сопровождении небольшого вооруженного отряда перевалили через горы и вступили в Кашгар, где приняли участие в кровавой сумятице различных группировок, боровшихся между собой за трон и все вместе против китайцев. За два года благодаря харизме вождя и позаимствованной у русских европейской военной тактике Якуб Бек сумел вырвать Кашгар и Яркенд и у Китая, и у местных конкурентов. Говорят, оба китайских губернатора предпочли мусульманскому плену самоубийство. Согласно одному красочному, но не слишком достоверному источнику, защитники Кашгара, прежде чем сдаться, съели своих жен и детей, а еще до того сожрали всех четвероногих в городе, включая кошек и крыс.
Затем Якуб Бек, безжалостно изгнав своего бывшего господина, объявил себя правителем Кашгарии — так теперь стала называться освобожденная область, столицей которой стал Кашгар. Оттуда он устремился на восток, захватывая все большую часть Китайского Туркестана. Вскоре его правление распространилось на Урумчи, Турфан и Гами — последний находился почти в 1000 миль от Кашгара. В дополнение к отрядам из Коканда его поддерживали наемники, завербованные в местных этнических группах и племенах, включая афганцев и даже нескольких китайцев, а также горстку дезертиров из индийской армии, ухитрившихся перебраться через горы. Вскоре мусульманское население с тревогой поняло, что изгнание Якуб Беком китайцев принесло выгоду очень немногим, если таковые вообще были, — просто произошла замена одного дурного правителя другим. Наравне с побежденными китайцами они стали жертвами грабежей, резни и насилия, которые совершала его армия мародеров. А кроме того, каждый город, оазис и селение стали объектом террора и насилия тайной полиции Якуб Бека и сборщиков налогов.
Так выглядела обстановка на бывшей китайской территории, когда осенью 1868 года предприимчивый путешественник по имени Роберт Шоу пересек северную горную гряду с намерением стать первым англичанином, достигшим таинственных городов Кашгар и Яркенд. Не секрет, что немного ранее там побывал российский офицер родом из казахов, который под видом торговца собрал ценные военные и коммерческие сведения. Но это было еще до захвата власти Якуб Беком, и Шоу был убежден, что теперь Кашгар предоставит предприимчивым британским торговцам большие коммерческие возможности. Шоу намеревался стать кадровым военным, поступил в Сандхерст от Мальборо. Однако еще с юности он страдал ревматическими болями, и постоянные проблемы со здоровьем в конце концов вынудили его отказаться от надежд на карьеру военного. Но недостаток возможностей он с лихвой компенсировал предприимчивостью. В 20 лет он перебрался в Индию и занялся выращиванием чая в предгорьях Гималаев. В результате разговоров с местными торговцами, побывавшими в Китайском Туркестане, он пришел к убеждению, что теперь там появился большой неосвоенный рынок, особенно для индийского чая, поскольку поставки из Китая после завоевания региона Якуб Беком прекратились.
Власти в Калькутте крайне неодобрительно относились ко всякого рода поездкам за пределы Индии. Британским офицерам и прочим должностным лицам они были запрещены. Урок Конолли и Стоддарта не забыли. Как выразился вице-король: «Если они погибнут, а мы не сможем отомстить за них, мы потеряем доверие к себе». Он также отмечал, что от таких деяний больше вреда, чем пользы, — впрочем, как было замечено, он делал исключение для агентов-индусов, выполняющих правительственные задания, ведь от них можно было легко откреститься. Роберт Шоу не был государственным служащим и поэтому не чувствовал себя связанным какими-то ограничениями. 20 сентября 1868 года, отправив вперед посыльного-туземца, чтобы сообщить пограничным чиновникам Якуб Бека о своем прибытии с дружественными намерениями, он отправился из Леха с караваном чая и других товаров.
Но Шоу не знал, что за ним последовал конкурент, также англичанин. Это был молодой отставной армейский офицер по имени Джордж Хейуорд, страстный путешественник и исследователь. Его экспедицию финансировало лондонское Королевское Географическое общество. Он также пользовался энергичной поддержкой сэра Генри Роулинсона, который вскоре стал президентом Общества. Официально Хейуорд должен был исследовать перевалы между Ладаком и Кашгаром, но, учитывая горячую личную заинтересованность в его поездке русофоба Роулинсона, можно предположить, что имелись и политические мотивы. В самом деле, в то время крайне трудно было провести разделительную линию между просто изысканиями и сбором разведданных. Безотносительно к истинным мотивам поездки Хейуорда оба англичанина скоро оказались безоговорочно вовлеченными в Большую Игру.
Шоу впервые узнал о присутствии конкурента, услышав, что англичанин, одетый как афганец, в открытую и быстро следует всего в паре дней пути за его собственным неторопливым караваном. Потрясенный новостью, Шоу торопливо направил незнакомцу записку, спрашивая, кто он такой, и убеждая повернуть обратно, чтобы не подвергать опасности перспективы его собственной экспедиции, в которую он вложил столько средств. Но Хейуорд, человек столь же целеустремленный, как сам Шоу, отказался. Конкуренты согласились только встретиться у походного костра Хейуорда, чтобы обсудить ситуацию. Фактически никакого соревнования быть не могло, принимая во внимание, что цель Шоу была преимущественно коммерческая, а Хейуорду предстояло заняться исследованиями и съемкой местности. Хейуорд не выразил особого желания принимать участие в гонке до Кашгара или Яркенда, которые собирался сделать базовыми для картографических вылазок в тогда все еще не исследованный Памир. Потому он согласился дать Шоу двухнедельный гандикап, пока он сам будет исследовать некоторые перевалы и речные ущелья в Каракоруме на индийской стороне границы.
Горькая встреча той холодной ночью оказалась последней на много месяцев, хотя временами они оказывались едва ли в миле друг от друга. Каждого весьма огорчало присутствие другого, и они вели себя так, будто никого рядом нет. А еще Шоу утешал себя мыслью, что скоро он окажется там, где не будет никакого Хейуорда. Ведь он был столь предусмотрителен, что заранее направил щедрые подарки пограничным чиновникам с намеком на то, что последуют еще большие, а Хейуорд, как он выяснил, ничем подобным не располагает и даже не известил о своем прибытии. Кроме того, нет никаких причин, которые побудили бы Якуб Бека удовлетворить желание Хейуорда проникнуть в его владения. Почти наверняка его завернут, если не арестуют.
В середине декабря Шоу прибыл в Яркенд, где встретил сердечный прием. Но двумя неделями позже, к его вящему неудовольствию, к нему присоединился Хейуорд. Шоу серьезно недооценил целеустремленность и изобретательность конкурента. Завершив изыскания в Каракоруме, Хейуорд миновал пограничников; уверяя их, что ведет часть каравана Шоу — тому якобы в последнюю минуту понадобилось взять кое-что еще — и торопится его догнать. В Яркенде англичане старательно игнорировали друг друга, поселились отдельно, но постоянно следили за действиями визави. Со своей стороны власти осторожно следили за обоими и ожидали дальнейших инструкций из удаленного на сотню миль Кашгара. Предусмотрительность Шоу, не говоря уже о его щедрых подарках, наконец была вознаграждена: 3 января 1869 года ему официально сообщили, что Якуб Бек примет его в кашгарском дворце. Через восемь дней, оставив наступавшего на пятки конкурента сокрушаться в Яркенде, Шоу издалека увидел среди безлесной равнины высокие глинобитные стены столицы. Он стал первым англичанином, который на такое сподобился. Вдали на горизонте высились заснеженные вершины Памира, а на востоке тянулись бесконечные пески Такла-Макан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83