Штурм должен был состояться ночью, под покровом темноты и сильных порывов ветра. Чтобы отвлечь внимание защитников города от кабульских ворот, у дальнего конца крепости должна была начаться ложная атака, в то время как легкая артиллерия и пехота сипаев должны были с близкой дистанции вести огонь по тем, кто находился на стенах. Любой ценой внимание защитников города нужно было отвлечь от кабульских ворот, возле которых лейтенанту Даренду и его саперам предстояло заложить мешки с порохом.
К трем часам на следующее утро все было готово, и каждый занял свое место. По сигналу Кина артиллерия и пехота открыли огонь по укреплениям, причем артиллерийский снаряд оторвал голову афганскому солдату прямо на глазах штурмового отряда, поджидавшего в темноте, когда взорвут ворота. В это время команда взрывников быстро и бесшумно пробиралась к цели. Разместив свои заряды и оставшись незамеченными, саперы поспешили в укрытие, оставив позади Даренда, который должен был поджечь фитиль. Скорчившись у ворот, через трещину в их деревянной обшивке он заметил одного из защитников с длинноствольной джезелью в руках. С первой попытки фитиль не загорелся, то же самое повторилось и при второй попытке. На какой-то миг Даренд, понимавший, что теперь все зависит от него, испугался, что ему придется пожертвовать собой и просто поджечь порох, но с третьей попытки фитиль начал шипеть и потрескивать. Даренд бросился в укрытие и через несколько секунд заряды взорвались.
«Эффект, — рассказывает Кайе, — был и мощным, и неожиданным. Поднялся столб черного дыма, вниз со страшным грохотом обрушились огромные массы кирпича и разнесенных в щепки бревен ». Когда грохот взрыва стих, горнист протрубил атаку. Штурмовой отряд под командой воина легендарной храбрости полковника Вильяма Денни хлынул в дымящиеся ворота, и через несколько секунд британские штыки и афганские клинки сошлись в жестокой схватке. Под громкие крики, доносившиеся из-за стен, основные атакующие силы снялись с позиций и направились к воротам. Но в этот момент в суматохе и темноте произошло нечто такое, что едва не стоило англичанам победы. Считая, что ворота полностью завалены обломками и что люди Денни все еще находятся снаружи, горнист протрубил отступление, что сразу остановило атаку, тогда как за стенами штурмовой отряд не на жизнь, а на смерть бился с превосходящими силами врага. Однако ошибку быстро исправили, и снова был отдан приказ к наступлению. Через несколько секунд атакующий отряд, возглавляемый бригадиром с саблей наголо, прорвался внутрь крепости и присоединился к бойцам Денни.
Афганцы никогда не думали, что их крепость будут штурмовать, и теперь сражались с беззаветной храбростью и жестокостью. Но им впервые пришлось столкнуться с хорошо обученными европейскими войсками, прекрасно знающими современную тактику штурма, так что вскоре оборона начала ослабевать. «В неистовом отчаянии, — писал Кайе, — афганцы с саблями в руках бросались сверху на наших штурмующих солдат и с жутким эффектом орудовали клинками, но в ответ их встречал сокрушительный огонь ружей британской пехоты…
В отчаянных попытках бежать через ворота некоторые бросались на горящие бревна и гибли от огня. Других закалывали штыками на земле. Кого-то преследовали и загоняли в угол как бешеных собак и там пристреливали». Тех же, кому удавалось прорваться через ворота или преодолеть стену, снаружи добивала кавалерия. Скоро все было кончено, и Юнион Джек и полковые штандарты штурмовых отрядов гордо развевались на крепостных стенах.
Для англичан это была ошеломляющая победа. Когда подсчитали потери, оказалось, что убитыми они потеряли всего лишь 17 человек, 166 человек было ранено, из них 18 офицеров. Внутри крепости было убито по меньшей мере 500 защитников города, еще больше перебила кавалерия Кина снаружи. Однако не менее важными для победителей оказались обнаруженные в городе крупные запасы зерна, муки и прочих продовольственных товаров, ведь их собственные запасы были практически исчерпаны, что явно ставило под сомнение надежды достичь Кабула. Теперь во многом благодаря предприимчивости Мохан Лала и стальным нервам лейтенанта Даренда (что принесло бы ему крест Виктории, если бы в то время он существовал) путь к столице Афганистана, расположенной всего в сотне миль к северу, был открыт.
* * *
Внезапная и неожиданная потеря Газни стала для Дост Мохаммеда сокрушительным ударом, пятитысячная конная армия афганцев под командованием его сына, которую он послал, чтобы остановить наступающих англичан, вынуждена была повернуть назад, чтобы избежать полного разгрома. Союзники Дост Мохаммеда начали понемногу разбегаться, предпочитая наблюдать за развитием событий со стороны. 30 июня 1839 года Кин вновь выступил в поход, и неделю спустя, встреченные только цепочкой брошенных пушек, англичане появились у стен Кабула. Там они обнаружили, что Дост Мохаммед бежал и столица сдалась без единого выстрела.
На следующий день в сопровождении Макнагтена, Кина и Бернса, которые ехали рядом, шах вступил в город, который не видел тридцать лет. Его наряд сверкал драгоценными камнями, сам он восседал на великолепном белом боевом коне, сбруя которого была украшена золотом. «Звон денежных мешков и сверкание английских штыков, — отмечал Кайе, — вернули ему трон, который без этих сверкающих помощников он добывал бы долго и безуспешно». Но нигде не было никаких следов того восторженного приема, который предсказывал Макнагтен. «Это было больше похоже на похоронную процессию, — добавляет Кайе, — чем на въезд короля в столицу своего вновь обретенного царства». Однако Пальмерстон был восхищен искусством Окленда столь мастерски создавать королей. «Блестящий успех Окленда в Афганистане, — писал он, — устрашит всю Азию и облегчит нам все остальное».
Первоначальный план лорда Окленда состоял в том, чтобы вывести британские войска, как только шах надежно закрепится на троне, окруженный своими сановниками и защищенный своей собственной армией. Однако теперь даже Макнагтену стало ясно, что не стоит даже говорить о безопасности, пока искусный Дост Мохаммед остается на свободе. Чтобы попытаться задержать свергнутого правителя, был послан кавалерийский отряд одного из лучших командиров Кина, но через месяц он вернулся в Кабул с пустыми руками. Последующие поиски также оказались бесполезными. Только несколько месяцев спустя Дост Мохаммед сам сдался англичанам, которые — к ярости шаха, который хотел «повесить его как собаку», — отнеслись к нему с величайшим уважением и отправили в Индию в оказавшуюся временной почетную ссылку.
А пока в Кабуле англичане перешли к повседневной гарнизонной жизни. Начали устраивать скачки, торговля на базарах процветала, ведь английские и индийские солдаты щедро тратили там свое жалованье, к некоторым офицерам стали переезжать из Индии семьи, чтобы воссоединиться в этом новом экзотическом горном регионе. Среди них была и леди Макнагтен, которая привезла с собой хрустальные канделябры, марочные вина, дорогие наряды и бесчисленное множество слуг. Генерал Кин, которому королева Виктория пожаловала титул лорда Кина Газнийского, тем временем с большей частью экспедиционного корпуса вернулся в Индию. Но существенная часть войск осталась в Кабуле, для защиты английских коммуникаций с Индией небольшие отряды разместились в Газни, Кандагаре, Джалалабаде и Кветте. Однако, если Макнагтен был убежден, что с помощью английской армии шах сможет усидеть на троне, то генерал Кин был далеко не так в этом уверен. «Я не могу не поздравить вас с тем, что вы покидаете эту страну, — сказал он лейтенанту Даренду, которому предстояло вернуться в Индию, — так как, попомните мои слова, уже скоро здесь разразится страшная катастрофа…»
В конце августа 1839 года английский гарнизон в Кабуле получил два настораживающих донесения разведки. Пересе состояло в том, что подполковник Чарльз Стоддарт, направленный в Бухару, чтобы убедить эмира относительно британских намерений в Афганистане, арестован и бесцеремонно брошен в кишащую паразитами яму. Второе, даже более серьезное, извещало, что крупная русская экспедиция направилась от Оренбурга на юг, чтобы завоевать Хивинское ханство.
16. Наперегонки в Хиву
С момента посещения Вильямом Муркрофтом четырнадцать лет назад Бухары в Санкт-Петербурге все росли сомнения насчет планов Англии в Центральной Азии и на ее рынках. К осени 1838 года это беспокойство стало сочетаться с аналогичным беспокойством Лондона и Калькутты относительно русского проникновения в окружающие Индию районы. В октябре 1838 года, незадолго до того, как России стали известны британские планы свергнуть Дост Мохаммеда и заменить его своей марионеткой, граф Нессельроде в письме своему послу в Лондоне сообщил об опасениях Санкт-Петербурга. Он предупреждал о «неустанной активности, проявляемой английскими путешественниками в распространении волнений среди народов Центральной Азии и проведении агитации в самом сердце держав, окружающих наши границы». Главным среди этих сеющих смуту путешественников был Александр Бернс, который явно стремился ослабить русское влияние в Центральной Азии и заменить его британским, а также выдворить русские товары и заменить их английскими. «С нашей стороны, — настаивал Нессельроде, — мы ничего не просим, кроме согласия на честную конкуренцию при торговле в Азии».
Едва успели высохнуть чернила на его письме, как в Санкт-Петербург пришли известия о предполагаемом вторжении англичан в Афганистан. И если это было еще недостаточным основанием для тревоги, вскоре последовали дурные новости о том, что действия англичан в Персидском заливе заставили персидского шаха отвести войска от Герата. Это развеяло всякие надежды России получить там какой-либо плацдарм. Понимая, что ни одному из этих шагов Британии России практически нечего противопоставить, русские решили взамен проявить собственную инициативу. Она заключалась в том, чтобы исполнить свою давнишнюю мечту и захватить Хиву, прежде чем англичане начнут направлять на север от Оксуса не только своих агентов, но и армию, и торговые караваны. Русские едва ли могли выбрать лучший момент, чтобы предпринять свой первый важный шаг в Центральной Азии именно в то время, когда англичане столь агрессивно повели себя в Афганистане. То, что эта затея вполне могла кончиться крахом, их не смущало. Официально провозглашенная цель состояла в том, чтобы освободить множество русских, и не только их, удерживаемых хивинцами в рабстве, наказать туркестанских разбойников и работорговцев, регулярно грабящих местные караваны с русскими товарами, и сменить правителя — точно так же, как собирались сделать это англичане в Афганистане, — на собственного, более покладистого кандидата, который откажется от варварских методов своего предшественника.
Даже Бернсу трудно было критиковать эти цели, хотя для него и для его друзей-«ястребов» было совершенно очевидно, что на этом русское наступление на юг не закончится. Видимо, следующими жертвами станут Бухара и Мерв, а затем настанет очередь Герата. Для британских войск оставался единственный способ это предотвратить — оказаться там первыми, воспользовавшись свежеприобретенной базой в Кабуле. Макнагтен считал, что в будущем мае, когда перевалы Гиндукуша освободятся от снега, нужно захватить Балх — важный плацдарм на реке Оксус. Оттуда можно нанести быстрый и эффективный удар по Бухаре, где жестокий тиран — эмир содержал в тюрьме в нечеловеческих условиях английского посланника подполковника Стоддарта. Затем, пока русские или персы не успели протянуть свои жадные руки к Герату, тот должен стать предметом постоянной заботы Британии. Зайдя так далеко, казалось неразумным не использовать все выгоды момента, если русские надумают захватить Хиву. Это были рассуждения в духе классической наступательной школы.
Ветераны Большой Игры почувствовали, что наконец-то настал их судьбоносный час.
Окончательно побудило русских двинуться вперед и поспешить с захватом Хивы полученное через Бухару безумное (и абсолютно ложное) известие, что в Хиву с предложением военной помощи прибыла британская миссия численностью в двадцать пять человек. Согласно инструкциям из Санкт-Петербурга командующий расквартированными в Оренбурге войсками генерал Перовский немедленно собрал отряд в 5200 человек, включающий пехоту, кавалерию и артиллерию. Он рассчитывал до самого последнего момента сохранить свои намерения в тайне. Помимо того, что генерал не хотел настораживать своим появлением хивинцев, он не забыл, как некий молодой британский младший офицер расстроил их планы насчет Герата, и не хотел, чтобы нечто подобное повторилось. И больше всего он хотел, чтобы англичане поглубже увязли в своей афганской авантюре и оказались не в состоянии протестовать против аналогичной деятельности Санкт-Петербурга по смене властителя в Хиве. Если бы стали просачиваться слухи о приготовлениях, то экспедицию надлежало официально характеризовать как «научную», направляющуюся для изучения Аральского моря, лежавшего как раз по пути. Действительно, в последующие годы «научные экспедиции» часто служили прикрытием активности русских в Большой Игре, тогда как англичане предпочитали посылать своих офицеров с аналогичными заданиями в «свободный поиск», что позволяло при необходимости от них отречься.
В этих условиях русские поняли, что долго сохранять секретность невозможно. Как мы уже видели, англичане впервые узнали о подготовке экспедиции Перовского летом 1839 года, за три месяца до ее отправления. Предупреждение пришло из самой Хивы — после того, как слухи через разветвленную сеть шпионов дошли до хана. Существуют две версии о том, как они оттуда попали в Герат, где все еще находились английские офицеры, наблюдавшие за отводом войск шаха. Согласно одной из них, хивинский хан в панике спешно послал своего представителя просить помощи у жителей Герата, зная, что те только что успешно отбили нападение персов и их русских советников.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83