Хотя теперь у него уже не было необходимости скрывать свою личность, Поттинджер все еще был одет как местный житель в выцветший голубой тюрбан, грубую рубашку белуджей и грязные и рваные штаны, которые когда-то были белыми. «Зато в тот вечер, — вспоминает он, — избавившись от своих мучителей и досыта поев, я всей душой отдыхал и спал с таким спокойствием, какого не испытывал ни в одну из ночей за последние три месяца».
По прибытии Поттинджер направил письмо принцу с просьбой об аудиенции. Одновременно он отправил курьера в Шираз, где, как он считал (ошибочно, как выяснилось впоследствии), должен был находиться его шеф, генерал Малкольм. В письме он сообщал, что благополучно прошел весь маршрут и что его миссия успешно завершена. Принц ответил письмом, в котором приветствовал его и приглашал назавтра к себе во дворец. Приглашение несколько озадачило Поттинджера, так как ясно было, что нельзя появиться перед принцем в том наряде, в котором он прибыл в город. Однако, по счастью, удалось одолжить одежду у жившего по соседству в караван-сарае индийского купца, и на следующий день в десять утра он стоял перед воротами дворца.
Миновав несколько внутренних двориков, лейтенант был встречен Урз Беги — или церемониймейстером, — который провел его в шахские покои. Принц, симпатичный бородатый мужчина в черной каракулевой шапочке, сидел у окна футах в десяти от них и смотрел в маленький дворик с фонтаном в центре. «Мы низко ему поклонились, — рассказывал Поттинджер, — затем продвинулись на несколько метров и поклонились еще раз, а потом сделали то же самое в третий раз, причем на каждый наш поклон принц отвечал легким кивком головы». Поттинджер ждал, что ему предложат сесть. «Но моя одежда была не в лучшем состоянии, — писал он впоследствии. — Поэтому, полагаю, меня сочли недостаточно представительным для такой чести и препроводили во двор, где вдоль стен стояли вооруженные шахские гвардейцы. После этого принц спросил „очень громким голосом, где я был, что заставило меня предпринять такое путешествие и как мне удалось избежать тех опасностей, которые обязательно должны были в ходе него возникнуть“.
Хотя теперь лейтенант спокойно мог признать, что является европейцем, что на самом деле он английский офицер, но истинную цель путешествия не следовало раскрывать даже персам. Поэтому он рассказал принцу, что его и еще одного английского офицера направили в Келат для закупки лошадей для индийской армии. Его компаньон вернулся другой дорогой, тогда как он прошел сухопутным путем через Белуджистан и Персию, где надеялся встретиться с Малкольмом. Казалось, принц принял его версию и через полчаса его отпустил. Никаких признаков Кристи по-прежнему не было, никаких сообщений от него тоже не поступало, так что Поттинджер решил еще немного задержаться в Кермане, прежде чем отправиться на доклад к Малкольму. Принц не возражал, и Поттинджер с пользой проводил время, собирая любые сведения о характере и привычках персов, и в частности о городских укреплениях.
Когда он провел в Кермане несколько дней, ему представилась возможность познакомиться с персидской юстицией в действии. Сидя у того же окна, из которого он обращался к Поттинджеру, принц разбирал дело и вынес приговор нескольким людям, обвинявшимся в убийстве одного из его слуг. Город в тот день пребывал в ужасном возбуждении. Ворота были закрыты, вся жизнь практически замерла. Приговоры были приведены в исполнение немедленно на том самом месте, где несколько дней назад стоял Поттинджер, и принц с удовлетворением наблюдал за этим ужасающим спектаклем. «Некоторым, — писал Поттинджер, — выкололи оба глаза, отрезали уши, носы и губы, вырвали языки, отрубили одну или обе руки. Других лишили их мужских достоинств, а также отрубили пальцы на руках и на ногах, и после этого всех вывели на улицы, а жителям города было приказано не помогать им и не вступать с ними ни в какие беседы». Во время отправления судебной процедуры, как рассказывал Поттинджер, принц был одет в специальный желтый халат, который назывался гузуб-пошак, или одежда мести.
Вскоре после этого Поттинджер получил из первых рук подтверждение того, какими методами пользуется принц. Его тайно посетил дворцовый чиновник средних лет и попросил разрешения побеседовать частным образом. Только после того как Поттинджер закрыл дверь, его посетитель разразился длинной речью, в которой восхвалял достоинства христианства, а в конце заявил, что хочет его принять. Подозревая, что человек этот — провокатор, подосланный принцем, Поттинджер сказал, что он сожалеет, но не имеет ни каких-либо прав, ни достаточных знаний, чтобы обращать в какую бы то ни было религию. Тогда посетитель попробовал действовать по-другому. Он тотчас же заверил Поттинджера, что не меньше 6000 жителей Кермана мечтают, чтобы пришли англичане и освободили их от тиранического правления принца. А потом спросил, когда можно ожидать прибытия британской армии? Опасавшийся быть втянутым в такой опасный разговор, Поттинджер сделал вид, что не понял вопроса. В этот момент появился другой посетитель, и первый поспешил удалиться.
Поттинджер находился в Кермане уже около трех недель, но о его коллеге-офицере по-прежнему не было ни слуху ни духу. Услышав, что собирается караван в Исфахан, он решил присоединиться к нему. Одиннадцать дней спустя они достигли Шираза, а спустя еще шестнадцать дней прибыли в Исфахан, и только там он узнал, что Малкольм находится в Марагедже, в северо-западной Персии. Наслаждавшийся в Исфахане комфортом дворца для почетных гостей, Поттинджер однажды вечером был извещен, что с ним хотят поговорить. «Я спустился вниз, — писал он позднее, — и так как там было очень темно, то не смог рассмотреть посетителя». Несколько минут он объяснялся с чужестранцем, пока неожиданно не понял, что этот потрепанный, измученный путешествием человек и есть Кристи. Добравшись до Исфахана, Кристи узнал, что в городе находится еще один фиринджи, или европеец, и попросил отвести к нему. Как и Поттинджер, он поначалу не узнал своего дочерна загоревшего друга в персидском наряде. Но спустя несколько секунд мужчины уже обнимались, преисполненные радости и облегчения от того, что видят друг друга живыми. «Тот момент, — писал Поттинджер, — стал одним из самых счастливых в моей жизни».
Случилось это 30 июня 1810 года, больше трех месяцев спустя после их расставания в Нушки. В конце концов после того, как он впервые вступил в Белуджистан, Кристи проехал по одной из самых опасных стран в мире 2250 миль, тогда как Поттинджер превысил этот рекорд еще на 162 мили. Это были удивительные примеры отваги и выносливости, не говоря уж о научной ценности их путешествий. Случись такое двадцать лет спустя, после основания Королевского географического общества, они оба наверняка были бы удостоены столь желанной золотой медали за исследования, которую получили за не менее опасные путешествия столько их последователей, участников Большой Игры.
Как позднее выяснилось, инициатива и смелость путешественников не остались незамеченными их начальниками, восхищенными ценностью доставленной разведывательной информации. Молодые офицеры были отмечены как обладающие выдающейся инициативой и соответствующими способностями. Лейтенанта Поттинджера, которому еще не было 21 года, ждало быстрое продвижение по службе, многолетняя работа и выдающаяся роль в приближавшейся Большой Игре и заслуженное рыцарское звание. Помимо секретных докладов, которые они с Кристи подготовили по военным и политическим аспектам путешествий, Поттинджер написал отчет об их приключениях, который потряс читателей на их родине и даже сегодня разыскивается коллекционерами редких и важных научных трудов. Дело в том, что их ход с маскировкой под паломников для проникновения в запретные районы был применен примерно за полвека До того, как аналогичный поступок увенчал бессмертной славой сэра Ричарда Бартона.
К сожалению, Кристи оказался не столь удачлив, как Поттинджер, его дни уже были сочтены. Когда Поттинджера отозвали в Индию, генерал Малькольм предложил Кристи остаться в Персии, чтобы согласно условиям нового соглашения помочь в обучении шахских войск для противостояния русской или французской агрессии. Два года спустя, командуя персидской пехотой, которую он обучал для борьбы с казаками на Южном Кавказе, Кристи был убит при необычайно драматических обстоятельствах.
Но нам следует продолжать наш рассказ, так как до того много чего случилось. В начале 1812 года, к огромному облегчению Лондона и Калькутты, рухнула пугающая дружба Наполеона с Александром. В июне того года Наполеон напал не на Индию, а на Россию и, к удивлению всего мира, потерпел самое катастрофическое поражение в истории. Угроза Индии исчезла. По крайней мере так казалось обрадованным англичанам.
4. Русский призрак
В прибалтийском городе Вильнюсе, через который войска Наполеона летом 1812 года двигались навстречу своей судьбе, сегодня стоит простой памятник с двумя табличками. Вместе они рассказывают поучительную историю. На табличке, обращенной к Москве, написано: «Наполеон Бонапарт прошел здесь в 1812 году в сопровождении 400 000 человек». На другой стороне слова: «Наполеон Бонапарт прошел здесь в сопровождении 9000 человек».
Новости о том, что Великая армия в полном беспорядке пробивается обратно через русские снега, поначалу были встречены в Британии с изрядным недоверием. Подавляющее превосходство сил, которые Наполеон бросил против русских, казалось, делало победу французов очевидной. Сообщение о том, что Москва захвачена наполеоновскими войсками и горит, это только подтверждало. Но затем, после нескольких недель противоречивых слухов, стала выходить наружу правда. Выяснилось, что совсем не французы, а сами русские подожгли Москву, чтобы лишить Наполеона продуктов и других припасов, которые он надеялся там найти. История о том, что за этим последовало, слишком хорошо известна, чтобы нужно было здесь ее пересказывать. В преддверии приближающейся зимы уже испытывавшие отчаянную нехватку продовольствия французы вынуждены были отступить, сначала к Смоленску, а в конце концов и вообще из России.
Изнуряемым постоянными нападениями казаков и партизанских отрядов солдатам Наполеона пришлось есть собственных лошадей, чтобы выжить. Отступление превратилось в беспорядочное бегство, и вскоре французские солдаты погибали десятками тысяч, причем от обморожений, болезней и голода не меньше, чем от атак противника. Когда арьергард маршала Нея пересекал замерзший Днепр, лед провалился и две трети людей нашли там свою погибель. Б конце концов из России смогли убежать только вдребезги разбитые и деморализованные остатки некогда великой армии Наполеона, предназначенной для завоевания Востока, включая Индию. Но Александр, убежденный, что именно ему Всевышним предначертано освободить мир от Наполеона, не собирался просто выбить его армию за свои границы. Он преследовал французов почти через всю Европу до Парижа, куда и вошел с триумфом 30 марта 1814 года.
В Британии, как и повсюду, новости о падении Наполеона были встречены с восторгом. Прежняя двуличность Александра, предлагавшего Наполеону объединить силы против Англии, была немедленно забыта, так как облегчение превысило все прочие соображения. Газеты соревновались друг с другом в нагромождении похвал в адрес русских и восхвалении их многочисленных добродетелей, как реальных, так и мнимых. Героизм и самоотверженность простого русского солдата, особенно великолепных казаков, буквально покорили воображение британской общественности. В Лондоне пересказывали трогательные истории о том, как дикие казаки предпочитали спать на соломенных тюфяках подле своих лошадей, а не в комфортабельных постелях лучших отелей и как они помогали хозяйкам домов, куда были определены на постой. Некий рядовой казак, прибывший той весной в Лондон, встретил столь же восторженный прием, как и казацкий атаман, который четырнадцать лет назад по приказу царя Павла повел своих людей в неудачную экспедицию против Индии. Если вы помните, они ничего не добились. Тем не менее он был осыпан почестями, включая почетную степень Оксфорда, и отправлен домой, нагруженный подарками.
Однако роману с Россией не была суждена долгая жизнь. Дело в том, что у некоторых уже начало возникать беспокойное чувство, что на месте Наполеона появляется новое чудовище. Среди них был министр иностранных дел Великобритании лорд Кестлридж. Когда на Венском конгрессе, созванном в 1814 году, чтобы перекроить карту Европы, Александр потребовал передать под его контроль всю Польшу, Кестлридж резко возразил, считая, что Россия в Европе и так достаточно сильна. Но царь настаивал, и две державы оказались на грани войны, которой удалось избежать, только когда Александр согласился разделить Польшу с Австрией и Пруссией. Однако львиная доля отошла к России. Тем не менее после того, как Наполеона благополучно отправили в ссылку на остров святой Елены, границы, которые в конце концов получила Россия в Европе, положили предел ее экспансии в Европе на предстоящее столетие. Однако в Азии, где не было Венского конгресса, способного обуздать амбиции Санкт-Петербурга, вскоре развернулась совершенно другая история.
* * *
Если потребуется назвать человека, ответственного за создание мифа о русской опасности, то им окажется заслуженный английский генерал сэр Роберт Вильсон. Ветеран многих кампаний, обладавший репутацией человека горячего и вспыльчивого как на поле боя, так и вне его, он давно и внимательно интересовался делами России. Именно он первым предал гласности известные сейчас слова Александра, когда тот в 1807 году поднимался на борт плота в Тильзите: «Я ненавижу Англию точно так же, как и вы, и готов помогать вам в любом предприятии против них». Один из агентов Вильсона слышал, как он это сказал. Поначалу Вильсон немало восхищался русскими и даже потом остался с ними в хороших отношениях.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83