Положение Канариса осложнялось еще и тем, что против него ополчился в то время и Риббентроп, имевший давние с ним счеты. Начало этому было положено еще в феврале 1938 года в начале третьей недели его пребывания на посту министра иностранных дел, когда произошел провал шпионской группы абвера в США, раскрывший перед мировой общественностью недозволенные методы осуществления нацистами своей внешней политики. Возмущенный этим, но в значительно большей степени разъяренный тем, что абвер, как ему стало известно, является поставщиком Гитлеру негативной информации о деятельности возглавляемого им внешнеполитического ведомства, Риббентроп решил апеллировать к самому фюреру. Он был уверен, что факт провала может послужить убедительным доказательством профессиональной несостоятельности абвера, наносящего своими необдуманными действиями непоправимый ущерб интересам Германии. Но попытка эта не увенчалась успехом — Гитлер с пренебрежением отклонил жалобу Риббентропа. Дело в том, что к этому времени Канарис уже успел доказать фюреру, что арестованные в США шпионы не имели отношения к абверу. Кроме того, на Гитлера, судя по документам захваченных секретных архивов, произвело сильное впечатление заявление Канариса, специально рассчитанное на соответствующую ответную реакцию. «Все эти немцы, — патетически заявил он, — патриоты и преданные национал-социалисты, единственная цель которых состояла в том, чтобы послужить новой Германии». Польщенный этим — на что и рассчитывал Канарис, — Гитлер в конфликте Риббентропа с Канарисом стал на сторону абвера. Риббентроп же, затаив злобу на начальника абвера, с тех пор пользовался каждой возможностью, чтобы нанести ему удар.
Таким образом, у Гейдриха в рассмотренной выше ситуации, казалось бы, была «возможность добить» Канариса. Тем более что к этому времени не без участия противников Канариса в разведывательных кругах рейха утвердилось мнение, что из-за отсутствия большого интереса с его стороны к чисто организационной стороне дела абвер в какой-то момент превратился в громоздкую службу с чрезмерно раздутым административным аппаратом. В частности, считалось, что силы и средства вспомогательных подразделений абвера, имевшиеся в военных округах, были никак не совместимы с выполняемыми ими задачами. И в результате военная разведка приобрела вид неповоротливой бюрократической машины с непомерно разбухшими штатами, пожиравшей массу средств. Но это вовсе не означало, что в целом абвер, у руководства которым стояли специалисты высокого класса, действовал неэффективно. Понимая это, Гейдрих проявлял пока сдержанность, считая, очевидно, что время для этого еще не пришло. Похоже, что играли здесь роль и обстоятельства, которых мы коснемся ниже.
Для полноты политического портрета адмирала Канариса прибавим к сказанному то, что он питал патологическую ненависть к Советскому Союзу, страшился повторения революционных потрясений в Германии в случае поражения Гитлера в войне. Возглавляемый и направляемый им на протяжении десяти лет абвер, как и вермахт в целом, являлся вернейшим инструментом гитлеровской политики агрессии и насилия. Вся практическая деятельность адмирала Канариса на посту главы управления военной разведки и контрразведки вермахта, все исходившие от него директивы со всей очевидностью свидетельствовали об этом. Вот одна из многих иллюстраций такого рода.
Осенью 1941 года Канарис, оценивая Ленинград как «объект нападения» вермахта, доказывал, что после капитуляции города можно было бы разрешить Соединенным Штатам вывезти ленинградское население за океан. Но куда проще, считал он, «герметически закупорить Ленинград, разбить его артиллерией и авиацией, дать населению провести голодную зиму, а весной 1942 года войти в черту города, чтобы взорвать то, что осталось».
В середине 1943 года фельдмаршал Кейтель, постоянно выступавший в защиту своего начальника военной разведки, решил, очевидно, прийти на помощь адмиралу и, чтобы отвлечь внимание Гитлера, устроил «смену караула» в абвере, заменив руководителей основных, ключевых отделов. Но тут произошло одно событие, осложнившее и без того трудное положение Канариса. Несколько ведущих сотрудников нацистской военной разведки в Анкаре переметнулись на сторону англичан. В результате оказалась дезорганизованной вся разведывательная работа Германии на Ближнем Востоке, и восстановить эффективно действовавшую до этого агентурную сеть в Турции было уже невозможно.
В начале февраля 1944 года Гитлер нашел «штрафной счет» адмирала Канариса настолько весомым, что решил сместить этого когда-то сильного человека в рейхе с занимаемой им должности и вообще отстранить его от работы в разведке. Удар несколько смягчили, назначив его руководителем управления экономической войны в штабе верховного командования. К тому времени и сам абвер оказался в трудном положении. Гестапо выявило в его центральном аппарате группу антинацистов и вело тщательное расследование. «Флиртуя с недовольными фашистским режимом, — пишет об этом периоде деятельности шефа абвера Л. Фараго, — Канарис вместе с тем продолжал верой и правдой служить нацистам. Однако поставляемая его управлением информация своей двусмысленностью и неопределенностью вызывала все усиливающуюся критику со стороны командования вооруженными силами и нацистского аппарата». Шелленберг уже располагал материалами, компрометирующими абвер и лично Канариса, но выжидал, пока решающий удар не нанесет ему Риббентроп, другой его противник. Формально решение об освобождении Канариса объяснялось необходимостью в условиях военного времени объединить все разведывательные службы страны, включая абвер, под единым руководством.
Таким образом, к весне 1944 года Кальтенбруннеру удалось не только убрать с дороги адмирала Канариса, но окончательно поглотить шпионско-диверсионный аппарат верховного главнокомандования вермахта и таким образом «прибрать к рукам» все службы «тотального шпионажа».
КАЗНЬ АДМИРАЛА КАНАРИСА
В отличие от таких гитлеровских генералов шпионажа и диверсий, как Пикенброк, Лахузен, Бентивеньи и Штольце, адмиралу Канарису не удалось пережить вторую мировую войну, а случилось это так.
23 июля 1944 года Шелленбергу, находившемуся в служебном помещении военной разведки, позвонил начальник гестапо Мюллер. В типичной для него манере он резким голосом произнес: «Безотлагательно отправляйтесь на квартиру Канариса, сообщите ему, что он арестован, и тотчас же доставьте его в Фюрстенберг». Адмиралу следовало объяснить, что он будет находиться в Фюрстенберге до тех пор, пока, как выразился начальник гестапо, «все не выяснится». (Мюллер и Кальтенбруннер в те дни занимались расследованием покушения на Гитлера, совершенного 20 июля 1944 года и в связи с этим руководили операцией по взятию под стражу заподозренных лиц.) Как будет утверждать Шелленберг много лет спустя в своих мемуарах, он, выслушав тогда распоряжение Мюллера, запротестовал было, заявив, что не намерен брать на себя роль чиновника-исполнителя, и пригрозил даже обратиться по этому поводу к Гиммлеру. «Не забывайте, — парировал его заявление Мюллер, — что не рейхсфюрер, а Кальтенбруннер и я получили приказ фюрера расследовать заговор. За неподчинение вам придется жестоко поплатиться».
«Я сразу все понял, — пишет далее Шелленберг, — и, поразмыслив немного, решил подчиниться». Переговорив с гауптштурмфюрером СС бароном фон Фелькерзамом, который знал Канариса и когда-то служил под началом адмирала, Шелленберг предложил ему сопровождать его.
Шелленберг и Фелькерзам выехали в район Шлахгензее, где проживал Канарис. Дверь открыл сам адмирал. В квартире у него в это время находились барон Каульбарс и один из родственников адмирала-Эрвин Дельбрюк. Канарис попросил гостей на несколько минут покинуть комнату и, обращаясь к Шелленбергу, сказал: «Я так и думал, что это будете Вы».
После объяснения Шелленбергом цели своего появления адмирал заявил: «Обещайте в ближайшие дни устроить мне встречу с Гиммлером. Остальные Кальтенбруннер и Мюллер — всего лишь мясники, жаждущие моей крови». Шелленберг заверил адмирала, что непременно выполнит его просьбу, а затем официальным тоном произнес: «Если господину адмиралу угодно сделать другие распоряжения… Я буду ждать в этой комнате в течение часа — за это время Вы можете предпринять все, что Вам заблагорассудится. В своем рапорте я укажу, что Вы направились в спальню, чтобы переодеться».
Поняв, на что намекает Шелленберг, Канарис ответил: «Нет, о побеге не может быть и речи. Самоубийством кончать я также не собираюсь. Я уверен в своей невиновности и надеюсь на Ваше обещание». После выяснения некоторых практических вопросов адмирал поднялся на второй этаж и через некоторое время вернулся переодетым, с небольшим саквояжем в руке. Выехав из города, они повернули в сторону Фюрстенберга и вскоре прибыли в месторасположение школы пограничной полиции. Там их встретил бригаденфюрер Трюммлер. Стараясь при виде таких высоких персон соблюсти военный этикет, он осведомился, будут ли они ужинать вместе. Канарис просил Шелленберга не покидать его сразу. В казино полицейской школы в этот момент находилось около 20 генералов и старших офицеров, доставленных туда по подозрению в причастности к организации покушения на Гитлера; было принято решение содержать их «под домашним арестом». Встреченные всеобщим оживлением, Шелленберг и Канарис сели за отдельный столик. Беседа вращалась главным образом вокруг того, как Шелленбергу построить разговор с Гиммлером. Сразу же по возвращении в Берлин Шелленберг послал Мюллеру телеграмму: «Я выполнил приказ, отданный Вами сегодня. Подробности Вы узнаете от рейхсфюрера СС».
На следующий день Шелленберг имел продолжительный телефонный разговор с Гиммлером, который сделал вид, что ничего не знает о выпаде против него Мюллера и Кальтенбруннера, и обещал выслушать Канариса. «Впоследствии, — заключает Шелленберг свое повествование о деле Канариса, — рейхсфюрер никогда не рассказывал мне о своей беседе с адмиралом, но она, вероятно, все же состоялась, ибо только этим я могу объяснить, почему вынесение приговора Канарису долго откладывалось и предан казни он был лишь за несколько недель до конца войны». (По мнению Шелленберга, очевидно, здесь сыграло свою роль то обстоятельство, что Гиммлер считал, что адмиралу могли быть известны какие-то подробности его разговора с Шелленбергом в Житомире, где речь шла о возможности тайных переговоров с англичанами или американцами.)
После многочисленных изнурительных допросов Канарис был оставлен на какое-то время в покое и помещен в концентрационный лагерь Флоссенбург (к северу от Мюнхена). Там он вместе с одним из своих заместителей, полковником Остером, в апреле 1945 года по приказу Гитлера и Кальтенбруннера за оказание содействия заговорщикам был приговорен военнополевым судом СС к смертной казни и 8 апреля казнен: нацисты повесили его на фортепьянной струне, прикрепленной к мясному крюку из скотобойни. Им необходимо было уничтожить того, кто, очевидно, мог бы рано или поздно представить мировой общественности неопровержимые свидетельства их преступлений, раскрыть до конца несомненно известные ему все их самые темные дела и злодеяния.
События, связанные с провалом заговора 20 июля 1944 года, привели к небывалому усилению власти гестаповского террора над всем третьим рейхом. После покушения на Гитлера зверства нацистов достигли невероятной силы Гестапо были арестованы более 7 тысяч человек. По некоторым оценкам, 4980 жизней были принесены в жертву в результате провалившегося заговора. После завершения оргии убийств оказались уничтоженными не только руководители заговора. Волна ужаса, распространившись из центра заговора, смыла и многие сколько-нибудь серьезные проявления сопротивления фашизму в рейхе После завершения «процесса» над генералами и старшими офицерами, обвиненными в принадлежности к заговору, начальник РСХА Кальтенбруннер получил от Гитлера крест «За военные заслуги» с мечами.
КОНЕЦ АБВЕРА
Все предвоенные и особенно военные годы были отмечены острым профессиональным соперничеством между набиравшей силу СД и имевший за собой период легких «побед» над политическими противниками гитлеризма в Германии и другими секретными службами третьего рейха. Каждый из органов, участвующих в разведывательном процессе, стремился к максимально возможному упрочению собственных позиций, усилению своей власти, завоеванию привилегий в области ассигнований, людских ресурсов, и это не могло не вести к обострению межведомственной борьбы. Главным конкурентом СД, естественно, являлся абвер, на стороне которого были определенные преимущества. Во-первых, абвер имел долгую историю, что позволило ему успеть обеспечить себе доминирующие позиции в области разведки, а во-вторых, он обладал большим опытом в организации международного шпионажа. Наконец, он находился непосредственно в подчинении командующих видами вооруженных сил и верховного главнокомандования вермахта и поэтому пользовался значительной независимостью, тем более что генералы по традиции оберегали свои привилегии и обособленность. Но слабой стороной абвера — и такое мнение намеренно муссировалось его противниками — было недостаточное, как считали в правящей верхушке, рвение в решении проблем, поставленных войной.
В этих условиях руководителям СД, при всем их огромном желании, было не так-то легко одержать верх над абвером, добиться ограничения сферы его влияния, лишить его самостоятельности, не говоря уже о том, чтобы полностью поглотить. Поэтому СД и абвер неизбежно в чем-то постоянно завидовали друг другу, отчаянно конкурировали, старались не упустить возможности воспользоваться тем или иным просчетом или промахом своего противника.
Конечно же было бы ошибочным, как об этом уже говорилось, преувеличивать значение соперничества.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58