«Приняв к исполнению этот приказ, — показывал далее Штольце в Нюрнберге, — я связался с находившимися на службе у германской разведки украинскими националистами и другими участниками националистических фашистских формирований, которых привлек для участия в решении поставленной передо мной задачи. В частности, лично дал указание руководителям украинских националистов германским агентам Мельнику (кличка „Консул-1“) и Бандере инспирировать сразу же после нападения Германии на СССР провокационные выступления на Украине в целях дезорганизации и ослабления ближайшего тыла советских войск, а также для того, чтобы убедить международное общественное мнение в происходящем якобы распаде советского тыла».
Штольце лишь подтвердил то, что было известно еще до войны. В 1940 году органами государственной безопасности СССР был разоблачен и арестован Думанский — переброшенный в Советский Союз представитель Бандеры, один из членов руководства украинских буржуазных националистов. Думанский показал на допросе: «Организация украинских буржуазных националистов контактирует свою работу с гестапо. Поставляя нацистской разведке шпионские сведения о силах Красной Армии и промышленно-экономической мощи СССР, наша организация получает от немецких властей всевозможные субсидии в виде оружия и оборудования мест убежища против Советской власти… „Организация украинских националистов“, преследуя цель свержения Советской власти на Украине, рассчитывает на помощь со стороны Германии и поэтому, отвечая требованиям германского империализма, полностью находится на содержании гестапо».
Из сохранившихся в архивах отчетов, адресованных Канарису, видно, что сотрудники абвера вербовали доверенных лиц и в среде белорусской, грузинской и армянской реакционной эмиграции. После восстановления в 1940 году Советской власти в Прибалтийских республиках СД и абвер предприняли усилия для сколачивания и активизации антисоветских действий литовских, эстонских и латышских националистов.
На территории Польши по заданию СД и абвера зарубежные эмигрантские центры создавали вооруженные отряды для заброски в Прибалтийские республики, на Украину и Белоруссию. Сотрудники гитлеровских секретных служб совершали многочисленные поездки по странам Европы с целью выискивания среди рассеянной по миру разношерстной, в большинстве своем еле-еле сводившей концы с концами белой эмиграции лиц, которых можно было бы использовать для нелегальной засылки в СССР. Не вполне доверяя эмигрантам по причинам, о которых пойдет речь дальше, СД и абвер, чтобы принудить завербованных к выполнению взятых обязательств, обращались с членами эмигрантских семей в Германии и в контролируемых ею странах как с заложниками.
С нападением на нашу страну нацисты под воздействием новых факторов вынуждены были пересмотреть свое отношение к использованию этого источника рекрутирования агентуры. Не отказаться от него, а более тщательно подходить к индивидуальному отбору. Дело в том, что вероломное нападение Германии на СССР обострило не прекращавшуюся в этой среде внутреннюю борьбу, которая много лет размывала эмигрантскую массу. Значительная часть ее, не порывавшая нравственных связей с народом, отстаивавшим родную землю, заняла достойную патриотическую позицию. Немало обнаружилось и таких, кто, встав на путь борьбы против гитлеровцев, участвовал в Сопротивлении в странах Западной Европы. Но и в среду эмигрантов, остававшихся на антисоветских позициях, начало войны внесло новые веяния: многие из них к этому времени вошли в состав организаций, увидевших возможность в ходе германо-советской войны осуществить собственные политические цели («Независимая Россия», «Самостийная Украина»). Так, например, на следующий день после падения Львова в июне 1941 года в семи километрах от него в селе Винники состоялось сборище Организации украинских националистов во главе с Ярославом Стецко, которое провозгласило создание украинского правительства. Когда об этом доложили Гитлеру, он пришел в ярость, справедливо усмотрев в этом серьезную угрозу его собственным колонизаторским планам. Чтобы с самого начала пресечь всякое подобие такой «самостоятельности», он издал директиву: сформированное «правительство» немедленно подвергнуть аресту и приступить к тайной ликвидации активных функционеров ОУН. Хотя директива имела пометку «по прочтении уничтожить», один ее экземпляр сохранился в сейфе начальника львовского гестапо и после освобождения города нашими войсками был обнаружен и изъят чекистами.
Но не только подъем патриотических настроений, с одной стороны, и действия в обход гитлеровцев — с другой, побудили руководителей нацистских секретных служб менять свое отношение к вербовке агентуры из среды старой эмиграции. Был еще один чисто профессиональный мотив, предупреждавший против широкого привлечения этой категории людей к выполнению тайных заданий на территории СССР: немало провалов постигло засланных в нашу страну агентов из числа эмигрантов. Когда в абвере и СД проанализировали эти провалы, то выяснилось, что даже те из эмигрантов, кто оставался убежденным противником Советской власти и готов был верой и правдой сотрудничать с нацистами, не могли принести ожидаемой пользы — они быстро попадали в поле зрения чекистских органов. Причиной тому служили многолетняя оторванность этих людей от страны, плохая ориентированность в условиях советской действительности. Правда, некоторые, если им удавалось проникнуть в тыл Красной Армии и добраться до пункта назначения, действовали, даже несмотря на немалый возраст, дерзко, не смущаясь и серьезного риска.
ТЕХНИКА ВЕРБОВОЧНОЙ РАБОТЫ
В кругах гитлеровской ставки бытовал такой афоризм: «Россию можно победить только Россией». Относился он к характеристике разных сторон жизни Советского государства: к возможности использования в своих интересах таких явлений, как многонациональный характер населения нашей страны; тяжелые последствия сталинского разгрома армейских кадров; недовольство людей разными непопулярными административными мерами органов Советской власти. Применительно к деятельности разведки этот афоризм означал необходимость привлечь попавших в беду советских людей для нанесения ущерба их же собственной стране. «Тотальный шпионаж» против СССР порождение германской разведки в годы второй мировой войны — можно было осуществить лишь руками тысяч и тысяч попавших в плен воинов Красной Армии. Не останавливаясь подробно на рассмотрении хорошо теперь известных причин первых тягостных поражений наших войск, важно для разбираемой нами темы констатировать: 22 июня 1941 года на СССР обрушился огромной силы удар почти двухсот хорошо вооруженных и отмобилизованных немецко-фашистских дивизий, и на огромном пространстве от Заполярья до Черного моря советские войска, ведя тяжелые оборонительные бои, вынуждены были отступать. Они несли колоссальные потери, а сотни тысяч солдат и офицеров, честно выполнявших свой долг, в не зависящих от их воли обстоятельствах попали в плен. До июля 1941 года, по официальному признанию, пленных было 724 тысячи. На правобережье Днепра летом было пленено еще 665 тысяч. Наконец, относящееся к первому периоду войны крупное поражение под Брянском и Вязьмой увеличило число советских военнопленных на 663 тысячи человек.
Участь солдат и офицеров Красной Армии, захваченных фашистами, была крайне трагичной. Вопреки общепризнанным нормам международного права, всем конвенциям и договорам, касавшимся обращения военнопленными, они были обречены на голод и лишения, на истребление за колючей проволокой концентрационных лагерей. Огромное число попавших в плен уничтожалось по политическим мотивам и расистским законам. Их использовали в качестве «живого щита» боевых операциях, для разминирования минных полей, они служили лабораторным материалом для преступных «медицинских экспериментов». Не счесть умерших от голода и болезней, забитых до смерти и расстрелянных на дорогах только потому, что, обессилев, они не в состоянии были двигаться. По данным последнего времени, через ужас гитлеровских концлагерей прошло 18 миллионов советских граждан, и только в лагерях, размещавшихся на оккупированной советской территории, эсэсовцы уничтожили около 4 миллионов человек.
Такое отношение к советским военнопленным не было следствием лишь произвола местных военных властей. Это была государственная политика. Варварское обращение с нашими людьми, проявленная при этом жестокость в полной мере отвечали духу программы «колонизации» Советского Союза, открыто провозглашенной нацистской верхушкой. Существуют указания на то, что директива Гитлера о поголовном истреблении пленных комиссаров Красной Армии, работников органов безопасности, представителей советской интеллигенции и военнослужащих еврейской национальности была официально сообщена высшим командирам и начальникам штабов вермахта на совещании 30 марта 1941 года, то есть за три месяца до нападения на СССР. Об этом, в частности, показал Ф. Гальдер на Нюрнбергском процессе 22 ноября 1945 года. «Война в России, — заявил Гитлер на этом совещании, — будет такой, которую нельзя будет вести по рыцарским правилам. Это будет борьба идеологий и расовых противоречий, и она будет вестись с беспрецедентной и неутомимой жестокостью. Все офицеры должны отвергнуть от себя устаревшую идеологию… Я категорически требую, чтобы мои приказы беспрекословно выполнялись. Немецкие солдаты, виновные в нарушении международных правовых норм… будут прощены». При этом Гитлер заявил, что отношение к советским военнопленным не должно связываться положениями Женевской конвенции 1929 года по той причине, что Советский Союз в ней не участвует.
В сентябре 1941 года генерал-фельдмаршал Кейген. издал распоряжение «Об обращении с советскими военнопленными во всех лагерях для военнопленных». Содержание и тон этого распоряжения смутили даже видавшего виды начальника абвера Канариса. Он направляет Кейтелю докладную записку, в которой обращает его внимание на произвол в лагерях, голод, массовые расстрелы. И конечно же совсем не потому, что считал это преступным с точки зрения международного права. Канариса тревожило другое: жестокое отношение к военнопленным неизбежно должно было привести к усилению сопротивления советских воинов, которые, зная, что их ждет в случае пленения, предпочтут плену смерть в бою. Но возражение Канариса не возымело никакого действия. Будто в ответ ему прозвучал приказ начальника управления по делам военнопленных верховного командования вермахта генерала Рейнеке от 8 сентября 1941 года. Он категорически требовал от солдат самой беспощадной расправы с советскими военнопленными. «Тот, кто не будет энергично применять оружие, как к тому обязывает данный приказ, — угрожал Рейнеке, — понесет наказание».
Нужно ли объяснять, как вся философия отношения к пленным, сама обстановка в концлагерях, перемалывание тысяч и тысяч пленных на глазах их несчастных товарищей сказывались на физическом состоянии и душевном настрое остальных. Трудно отрешиться от мысли, что к нагнетанию такой обстановки приложили руку многочисленные функционеры нацистской разведки разных рангов — она открывала перед ними возможности вербовки практически неограниченного количества агентуры.
Вербовочная работа в концлагерях и тюрьмах шла буквально днем и ночью. Сначала она продвигалась медленно, но скоро нацисты набили руку, и темп и результативность ее стали, по их собственной оценке, более высокими. Успех, как казалось, следовал за успехом. Касаясь технологии вербовочной работы, нацисты открыто заявляли, что отбираемых кандидатов из числа советских военнопленных надо было прежде всего ошеломить, сбить с толку. Действовали по принципу: чем наглее ложь, тем больше вероятность, что ей поверят. Это, по замыслу нацистов, облегчало дальнейшую психологическую и идеологическую обработку избранных жертв и достижение конечного результата — получения «добровольного» согласия на тайное сотрудничество.
Но уже на первой стадии операции «Цеппелин» выяснилась ненадежность значительной части завербованных таким путем агентов, в том числе тех, кого привлекали к сотрудничеству прямо в прифронтовой полосе. Будучи заброшены в тыл Красной Армии, многие из них либо не выходили на связь с разведцентрами, надеясь уклониться от контроля противника, либо добровольно являлись с повинной в органы Советской власти.
Усвоив этот отрицательный опыт, нацисты пришли к выводу, что одного «добровольного согласия» оказавшегося в плену советского военнослужащего сотрудничать с ними мало. Для закрепления вербовки надо было поставить человека в положение, когда бы он почувствовал, что обратного хода нет.
Смысл вербовочной тактики сводился при этом к тому, чтобы принудить вербуемого к нарушению воинского долга и заставить его сообщить известные ему сведения о Красной Армии и ее командном составе, что можно было бы интерпретировать как выдачу врагу военной тайны. Другой прием: с помощью откровенной провокации опорочить его, превратив в источник информации об антифашистски настроенных солагерниках. Наконец, наиболее верный путь связать ему руки участие в карательных операциях против партизан и местного населения на оккупированной территории.
Создавая косвенные или прямые «улики» против беззащитного пленного, нацисты рассчитывали завязать на его шее тугой узел зависимости от новоявленных покровителей, что, по нацистским представлениям, гарантировало: перейдя линию фронта, человек не осмелится пойти с повинной к Советской власти. Между тем чекисты в военное время встречались не с одним таким явившимся с повинной. Справедливости ради надо отметить, что далеко не во всех случаях удавалось принять правильное решение при такой встрече.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58