Калинский настаивал на том, что почтовые карточки являются убедительными свидетельствами истинности всего, что он говорил о Валленберге. «В то время я никак не мог знать, что они не собираются выпускать Валленберга, — утверждал он, — и я понятия не имел, что вокруг него поднят такой скандал. Поэтому с чего бы мне было упоминать его в этих карточках, если бы я его там не видел?»Калинский передал две карточки с упоминанием о шведе вместе с сотней подобных им, хранившихся ранее у его сестры, МИДу Швеции в январе 1980 года, с тем чтобы они были подвергнуты исчерпывающей экспертизе. Через несколько недель шведы известили его, что они полностью удовлетворены результатами: все карточки оказались неподдельными.Вот всё, что касается сути свидетельских показаний Калинского. Но каким образом они связаны с показаниями Яна Каплана?В октябре 1978 года, когда Калинский летел на самолете из Тель-Авива в Вену в деловую командировку, взгляд его случайно упал на заметку в «Нашей стране» Русскоязычная израильская газета. (Примеч. пер.)

. В заметке говорилось, что известный охотник за нацистами Симон Визенталь, заинтересовавшийся делом Валленберга, призывает шведов бойкотировать Московские Олимпийские игры 1980 года, если русские не признаются, что они сделали с Раулем Валленбергом.Как рассказывал Калинский позже, заметка поразила его. «Боже мой, — сказал я себе, — неужели Валленберга до сих пор не выпустили? Мне и в голову не приходило, что его все еще держат в Советском Союзе. Знай я об этом раньше, я бы непременно о нем рассказал».Взволнованный Калинский пришел к Визенталю сразу же, как только приехал в Вену. После этого он выступил на западногерманском телевидении, в результате чего сотрудники МИДа Швеции немедленно вошли с ним контакт. Рассказанное Калинским казалось важным подтверждением более ранних данных, свидетельствовавших о том, что Валленберг сидел во Владимирской тюрьме. Правда, на этот раз речь шла о том, что его видели там в последний раз не в середине 1955 года, а в конце 1959-го.После возвращения Калинского в Израиль ему рассказали о ходивших в среде русской эмиграции слухах, среди которых числился и телефонный разговор Анны Бильдер с ее отцом. Калинский связался с Анной, и она подробно пересказала ему состоявшийся разговор. Упоминание Каплана о том, что он встретил в больнице Бутырок безымянного шведа, сильно взволновало Калинского. Он решил проверить это известие. Находясь в декабре 1978 года в поездке в США, он позвонил оттуда Капланам в Москву, получив предварительно их номер телефона от Анны. Ответила по телефону Евгения Каплан. Ее муж «недоступен» Он действительно в это время снова попал в тюрьму.

, сказала она Калинскому. Но подтвердила, что он рассказывал ей о встрече со шведом в Бутырках в 1975 году.Калинский затем связался со шведским посольством в Вашингтоне и добился приема в шведском консульстве в Нью-Йорке 20 декабря. В присутствии первого заместителя министра иностранных дел Швеции Лейфа Лейфланда и главы восточноевропейского отдела МИДа Швеции Свена Хирдмана, в чьем ведении тогда находилось дело Валленберга, Калинский снова подробно рассказал о том, как он видел Валленберга в советской тюрьме в 1950-е годы. К этому он добавил удивительную информацию Яна Каплана о таинственном шведе, которого тот видел в больнице Бутырской тюрьмы в 1975 году.Если история Каплана не была выдумкой, то безымянный швед мог быть только Раулем Валленбергом. Только он мог быть шведом; отбывшим в России к этому времени тридцатилетний срок. Впрочем, ни о каком другом шведе, который бы находился в то время в руках у русских, известно не было.Результатом встречи явилось то, что сотрудники МИДа Швеции связались со своим посольством в Тель-Авиве и тамошнему советнику посольства Хокану Вилкенсу было поручено пригласить Анну Бильдер для беседы. Обычно столь осторожные, шведы были в такой степени взволнованы показаниями Анны Бильдер и Абрахама Калинского, что в январе 1979 года едва не похороненное дело Валленберга было вновь официально возобновлено.3 января МИД СССР получил от шведов новую ноту, в которой требовалось, чтобы русские, ввиду вскрывшихся новых обстоятельств, провели дополнительное расследование фактов, «чтобы установить, действительно ли Валленберг находился в вышеупомянутых тюрьмах в указанное нами время». 24 января русские ответили: «Никаких новых данных относительно судьбы Р. Валленберга нет и не может быть». Как уже указывалось многократно, он умер в июле 1947 года, и утверждения, что он находился в Советском Союзе вплоть до 1975 года, «не соответствует фактам».Вскоре после того, как шведы получили от русских ответ, Анна Бильдер узнала, что ее больной отец снова попал в тюрьму. Более того, как она утверждает, она получила несколько анонимных звонков — два на русском от женщин и одно — от мужчины, говорившего по-английски. Один голос сказал: «Ничего не говори о Валленберге», после чего трубку повесили. Другой голос сказал: «Я ваш друг. Я думаю, вашему отцу будет лучше, если вы не станете говорить о Валленберге». Затем, ближе к середине июля, Анна получила письмо от матери, оно было датировано 14 июня 1979 года. Письмо пришло с оказией из России вместе с новоприбывшим в Израиль эмигрантом:
«Я пишу тебе это письмо, хотя не уверена, дойдет ли оно до тебя и не случится ли с ним то же самое, что с письмом отца, из-за которого он уже полтора года сидит в тюрьме. Но после того, что случилось с отцом, мне больше терять нечего. Все это время я не хотела и не могла писать. Во-первых, из-за твоей беременности, а потом из-за послеродового периода Вторая дочь Анны, Даниелла, родилась в сентябре 1978 г.

. В любом случае, ты отцу не можешь помочь ничем. Я потеряла всякую надежду после того, как меня вызвали на Лубянку и я там узнала, что вся эта трагедия случилась из-за письма об этом швейцарце или шведе Валлберге (sic!), которого он повстречал в тюремной больнице, когда болел воспалением легких и у него было плохо с сердцем. Отец написал длинное письмо об этом Валлберге и долгое время носил его с собой, ожидая случая, когда мог бы послать его с иностранным туристом. Каждую субботу он ходил в синагогу, куда приходит много туристов, но долгое время ему не везло. Он возвращался домой очень усталый и говорил, что письмо брать боятся. Но вот в одну субботу отец пришел домой в хорошем настроении и сказал, что ему наконец удалось отдать письмо молодому иностранному туристу, который обещал послать письмо тебе в Израиль из Вены или из Германии. Я не помню откуда. Через несколько дней, это было вечером в пятницу, 3 февраля Предположительно в 1978 г.

, у нас дома сделали обыск и забрали с собой отца. Он сейчас сидит в тюрьме уже почти полтора года, то на Лубянке, то в Лефортово. Я теперь потеряла надежду на встречу с вами. Когда в мае Предположительно в 1979 г.

меня вызвали на Лубянку, очень рассерженный полковник стал кричать на меня: «Советская власть поступила гуманно и по болезни освободило его (отца), а он в благодарность решил отправить антисоветское шпионское письмо в Израиль через иностранца. Ваша дочь, — кричал он, — развязала в Израиле антисоветскую кампанию/» Позже он немного успокоился и сказал: «Если ваша дочь хочет снова увидеть отца, ей лучше прекратить агитацию против родины». Об отце он сказал: «Он чувствует себя нормально, но его судьба зависит сейчас от поведения вашей дочери в Израиле — то есть она не должна поднимать там лишнего шума». Я не знаю, что лучше, — молчать, как многие здесь советуют, или делать наоборот, так, чтобы американские сенаторы и другие большие люди начали бы кампанию за освобождение отца, потому что ведь многих освободили только благодаря жалобам, посланным американским сенаторам и даже самому президенту. Некоторые люди считают, что помочь может только большой шум в газетах и на радио. Я сама ответа не знаю. Мы все здесь, как глупые попугаи. Тебе там виднее. Боюсь, мы никогда больше не увидим ни тебя, ни твою маленькую Даниеллу. И зачем отец в это вмешался? Он никогда не занимался политикой, даже не рассказывал политических анекдотов. Я до сих пор не понимаю, что же случилось с тем письмом, которое он отдал молодому иностранцу. Наверное, тот был агентом с Лубянки. Не знаю, что вышло не так, но я уже ни на что не надеюсь. Из-за одного только письма об этом бедняге человека арестовывают и держат в тюрьме полтора года. Чего еще ждать? Наверное, я написала тебе горькое письмо. Долгое время я не хотела писать тебе всю правду, как она есть, а сейчас решила, что ты сможешь помочь отцу, только зная ее. Дорогая моя, пиши, как растет маленькая Даниелла и как учится в школе Марина. Где вы собираетесь провести отпуск? Я хочу знать все, поэтому пиши мне, не ленись. Я хочу, чтобы ты писала мне о них постоянно».
Анна Бильдер мучилась над письмом в раздумьях, что же делать? Она сообщила мне о содержании письма 23 июля 1979 года. Затем она посоветовалась с Абрахамом Калинским, который сказал ей, чтобы она немедленно обратилась в шведское посольство в ТельАвиве. Через несколько дней Анна и Калинский вместе отправились в посольство, где с письма Евгении Каплан сняли фотокопию, а оригинал послали в Стокгольм дипломатической почтой. Там его тщательно обследовала полиция, а также эксперты по Советскому Союзу из МИДа Швеции.Письмо и устное свидетельство Анны показались дипломатам столь убедительными, что они рекомендовали министру иностранных дел предпринять в отношении Кремля новый демарш. На этот раз премьер-министр Ула Ульстен решил лично вмешаться в дело. 22 августа 1979 года он послал своему коллеге Алексею Косыгину письмо, в котором в весьма энергичных выражениях потребовал от него, ввиду новых вскрывшихся обстоятельств, проведения нового расследования, особенно настаивая на том, чтобы шведскому дипломатическому представителю было позволено поговорить с Капланом, если это необходимо, в присутствии советских официальных лиц.Русские ответили 28 августа. Они придерживались старой версии о том, что Валленберг умер в 1947 году и что к этому больше добавить нечего. Вопрос о встрече шведского дипломата с Капланом в ответе не затрагивался.В тот же день премьер-министр Ульстен выступил с заявлением, в котором назвал советское отношение к делу «прискорбным». «Лично я, — продолжал он, — убежден, что вся правда об исчезновении Рауля Валленберга еще не сказана… и мы продолжим наши поиски, чтобы внести ясность в отношении постигшей его судьбы. С этой целью мы будем, как уже делали это в прошлом, тщательно проверять все новые доходящие до нас свидетельские показания и предпринимать все действия, которые сочтем необходимыми. Дело Валленберга остается неразрешенным…» ГЛАВА 19 Получив в апреле 1945 года от шведов отказ, США впоследствии непосредственного участия в поисках Валленберга не принимали. Тем не менее, как показывает двусторонний поток телеграмм между посольством США в Стокгольме и Государственным департаментом в Вашингтоне, интерес В июле 1949 года госсекретарь Дин Ачесон, отвечая на призыв Ги фон Дарделя о помощи, обещал со своей стороны «любое содействие, какое только могут оказать США». Дело, однако, за словом не последовало.

к делу Валленберга, хотя бы из-за оказываемого им влияния на советско-шведские отношения, американцы не потеряли.Таким образом, когда 4 мая 1973 года Май фон Дардель направила госсекретарю Генри Киссинджеру письмо с просьбой о помощи, о всех превратностях, которые к этому времени претерпели поиски Валленберга, официальные лица Соединенных Штатов были полностью осведомлены. В своем обращении г-жа фон Дардель писала:
« Ваша терпеливая и успешная борьба за мир на Дальнем Востоке, свидетелями которой мы все являемся, способна вызвать лишь восхищение. Но я лично обращаюсь к вам по делу моего сына Рауля Валленберга, 1912 года рождения. Его отец был двоюродным братом Якоба и Маркуса Валленберга, о которых вы, вероятно, наслышаны ».
Обрисовав в общих чертах деятельность своего сына во время войны в Будапеште и кратко рассказав о безуспешных попытках добиться его вызволения из России, г-жа фон Дардель заключает: «Я прошу вас, человека, сумевшего, благодаря чрезвычайным усилиям, добиться освобождения тысяч военнопленных… предпринять хоть что-нибудь, что могло бы пролить свет на судьбу моего сына и, если он до сих пор жив, вернуть ему свободу».21 августа 1973 года письмо вместе с приложенной к нему секретной запиской за подписью Томаса Р. Пикеринга Пикеринг послужил в данном случае лишь каналом связи. Автором записки был Уолтер Дж. Стессель-мл., в то время помощник госсекретаря по делам Европы.

, ответственного секретаря Государственного департамента, легло на рабочий стол Киссинджера в Белом доме. Пикеринг рекомендовал Киссинджеру, чтобы США, даже по прошествии столь долгого времени, делом Валленберга занялись. Он писал:
«Как подчеркивает госпожа фон Дардель, ее сын отправился в Будапешт по запросу тогдашнего посла США в Швеции для проведения там операции по спасению венгерских евреев, и тысячи их были спасены им от верной смерти. Поскольку госпожа фон Дардель находится ныне в весьма преклонном возрасте — восьмидесяти лет и ее здоровье не отличается крепостью, она, возможно, хочет предпринять последнюю попытку выяснить судьбу сына. Руководствуясь элементарным сочувствием, которое вызывает ее просьба, а также тем фактом, что начало миссии Валленберга в Будапеште в действительности было положено американским правительством, мы считаем, что должны положительно ответить на просьбу госпожа фон Дардель и сделать новые запросы в МИД СССР. Вместе с тем сам факт вмешательства США не должен подавать ей ложных надежд, что новые попытки непременно будут успешными».
Пикеринг далее рекомендует Киссинджеру одобрить приложенный проект ответа г-же Май фон Дардель, который должен быть подписан «служащим Государственного департамента на соответствующем уровне».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63