— Нет, мой прекрасный кавалер, я этого не могу.
— Почему?
Принц окончательно потерял голову. Он снова взял Нанси за руку и сел рядом с нею.
— Почему? Да потому, что я не светская дама и не принцесса.
— Гм! — пробормотал удивленный Генрих.
— Я бедная: дворянка, у которой только и есть приданого, что белые зубки, белокурые волосы и голубые глаза, и я ищу мужа, а не обожателя, господин де Коарасс.
— Почем знать! — сказал принц.— Быть может, мы могли бы сговориться.
Нанси посмотрела на него.
— Вы, быть может, были бы прекрасным мужем,— сказала она,— но я не хочу выходить за вас по трем причинам.
— Какие же эти причины?
— Во-первых, девушка, приносящая в приданое только свою красоту, не должна выходить за дворянина, у которого, вероятно, нет ничего, кроме шпаги. Из двух камней масла не собьешь.
— Быть может, мне предстоит получить откуда-нибудь наследство.
— В таком случае это какой-нибудь испанский замок или виноградник на берегу Гаронны.
Генрих улыбнулся.
— Скажите вторую причину.
— Я не хочу охотиться в чужих владениях.
Генрих вспомнил, что накануне он стоял на коленях
перед Маргаритой.
— Браконьерство имеет свою прелесть,— возразил он.
— Может быть, но я держусь теории угольщика, что лучше быть хозяином у себя.
— Хорошо. А третья причина?
— Ах, третья причина самая основательная.
— Неужели!
— Да, и я не скажу вам ее!
— Тра... та... та..! — прошептал принц.— Вы признаете себя побежденной, дитя мое.
— Если вы думаете так, то я назову и третью причину, господин де Коарасс.
— Послушаем!
— Ну так... я не вправе располагать собою.
Слова эти, произнесенные молодой девушкой с особым
ударением, заставили принца вздрогнуть.
— Ах! Боже мой! — воскликнул он.— Я-то обещал Раулю. Бедный Рауль!
Нанси сильно покраснела, и ее насмешливая улыбка исчезла. Генрих взял ее за руку.
— Извините меня, дитя мое,— сказал он,— охотно обманываешь женщину, которую не любишь, и еще чаще — женщину, которую любишь.
— Недурная мораль.
— Однако это не дает права нарушать данного слова. Но вы так очаровательны, что я чуть не забыл обещания, данного Раулю.
— Я ведь не сказала, что это Рауль.
— Положим. Но лицо ваше сделалось так серьезно, что я не могу сомневаться.
Нанси опустила голову.
— По крайней мере, не говорите ему об этом,— сказала она.
— О! Будьте спокойны.
Генрих в последний раз взглянул на Нанси.
«Какая досада! — подумал он.— Напрасно я обещал».
— Господин де Коарасс,— начала Нанси, по-прежнему насмешливо и с лукавыми взглядом,— знаете ли, что вы большой ветреник?
— Вот как! Вы находите это?
— Да, вы уже десять минут здесь и еще не спросили меня...
— Зачем я здесь, так ведь?
— Именно. Ну, так вы здесь потому, что принцесса Маргарита не могла предвидеть происшествия, взволновавшего весь Лувр.
— Что же такое случилось, дитя мое?
— Король разгневался по поводу убийства на улице Урс.
— А! Знаю.
— Ренэ арестован.
— Как, его уже арестовали?
— Четверть часа назад. Это поручение взялся исполнить герцог де Крильон. Королева-мать теперь как безумная ходит то к себе, то к принцессе Маргарите. Понимаете?
— Понимаю. Зачем же вчера...
— Ах, вы слишком любопытны.
— Черт возьми! — воскликнул принц.
Лицо Нанси сделалось серьезно.
— А так как вы узнали мою тайну, то мне лучше сделаться вашим союзником,— сказала она.
— Я уже и так ваш союзник.
— Правда?
— Я должен довольствоваться этим, так как Рауль...
— Тс!
Нанси закрыла рот Генриха своей маленькой ручкой.
-- Если вы еще хоть раз назовете это имя, то ничего не узнаете.
— Хорошо, я буду нем, говорите...
— Ну, так у принцессы Маргариты вчера не было никакой мигрени, и она ничем не была занята.
— Следовательно, она могла бы принять меня?
— Конечно.
— Отчего же...
— Отчего женщины капризничают? Принцесса Маргарита боялась.
— Боялась? Кого?
— Вас.
У Генриха застучало сердце.
— Друг мой, сердце женщин всегда останется загадкой. Сердце принцессы Маргариты полно странностей и слабостей. Третьего дня вы видели ее высочество в первый раз. На этом балу она присутствовала против своего желания. Бедная принцесса проплакала весь день.
Генрих умел понимать с полуслова. Лукавая улыбка появилась у него на губах:
— Она плакала, смотря в сторону Лотарингии,— сказал он.
— Может быть...
— А после бала?
— Она уже не плакала, но была задумчива. Вы обещали ей рассказать про Наваррский двор.
— Я, кажется, сдержал свое слово.
— Да, прекрасно сдержали.
— Разве я оскорбил ее?
— Боже мой! — воскликнула Нанси тоном сострадания, которое чувствуют женщины к людям чересчур наивным.— Если бы вы ее оскорбили, то не были бы здесь.
— В таком случае, отчего же вчера...
— Заговорила совесть,— пробормотала умная камеристка.— Утопающая Лотарингия силилась уцепиться за какую-нибудь ветку.
— И что же эта ветка?..
— Ветка сломалась.
Генрих покраснел, как школьник, и теперь настала очередь Нанси посмеяться над ним.
— Видите ли, если бы я поверила несколько минут назад вашим испанским замкам и гасконским виноградникам, я жестоко бы обманулась! Вы уже любите принцессу Маргариту. Так же, как и она вас.
— Нанси!
— Не оправдывайтесь, мой порхающий мотылек. Когда смотришь на ее ослепительную красоту, то неизбежно обожжешь себе крылышки и сердце.
— Милая Нанси,— сказал принц, взяв руку молодой девушки в свою,— так как я не более как ваш друг, то скажите мне, пожалуйста, долго ли мне придется еще ждать, чтобы увидеть ее?
— Вы здесь в плену до тех пор, пока королева Екатерина не соблаговолит уйти.
— И тогда вы проводите меня?
— Конечно. Я не намерена прятать вас здесь целую вечность!
— А я не отказался бы от этого, — прошептал принц, продолжавший находить, что волосы Нанси имеют восхитительный оттенок.
Нанси погрозила ему пальцем.
— Я передам это Раулю, и он вызовет вас на дуэль. Нанси вдруг встала и прислушалась.
— Королева идет к себе. Пойдемте.
Она взяла принца за руку, увела его из уютной комнаты и снова увлекла на темную лестницу.
Комната Нанси находилась на втором этаже Лувра, а помещение принцессы Маргариты на первом, как раз под комнатой камеристки.
Пришлось спуститься только на один этаж.
Войдя в таинственный коридор, Генрих почувствовал, что у него забилось сердце.
«Как это странно,— подумал он,— сегодня утром, смотря на Сару, я чувствовал то же самое. Неужели я люблю двух женщин сразу?»
Нанси остановилась у потайной двери, которая вела в комнату принцессы.
— Одно слово,— сказала она, наклонившись к уху принца,— или, вернее, позвольте дать вам один совет.
— Я слушаю.
— Будьте скромны и не выдавайте меня. Я ваш союзник.
Нанси отворила дверь, и принц очутился в комнате принцессы Маргариты.
Услыхав шум, принцесса подняла голову и увидела Генриха.
Легкая краска покрыла ее щеки, но так как в будуаре принцессы был полумрак, то нужно было иметь слишком хорошее зрение, чтобы это заметить.
Она приветствовала принца движением руки и сделала знак Нанси.
Нанси задвинула засов на двери, которая вела в парадные комнаты, и вышла через маленькую дверь в коридор.
Маргарита взглянула на того, кого принимала за бедного гасконского дворянина.
Генрих стоял в нескольких шагах от нее, и, отчасти следуя советам Нанси, а отчасти и потому, что был немного взволнован, он стоял в позе самого почтительного и робкого влюбленного.
Это замешательство понравилось принцессе, дав ей в то же время возможность овладеть собою.
— Ах, господин де Коарасс,— сказала она, протягивая ему руку для поцелуя,— какой вы счастливый, что не принц!
Генрих улыбнулся, потом вздохнул.
— Я хотел бы быть принцем,— прошептал он.
— Напрасно, пренеприятное положение. У меня с утра голова трещит от политики. Королева-мать не дала мне ни минуты покоя.
Генрих робко приблизился на два шага.
— Садитесь, де Коарасс,— продолжала принцесса.— Надеюсь, что сегодня мне более не будут надоедать гневом короля и беспокойством моей матушки по поводу ее любимца Ренэ.
Генрих сел на скамейку рядом с Маргаритой.
— Вы, кажется, обещали мне, де Коарасс, рассказать о любви графини де Грамон к принцу Наваррскому, моему будущему супругу?
Вопрос Маргариты пришелся по душе Генриху, давая ему возможность перейти на веселую тему разговора.
— Ваше высочество,— сказала он.— Графиня Грамон считается одной из красивейших женщин Наварры.
— Я видела ее,— сказала Маргарита.
— В особенности когда ее сопровождает супруг.
— Действительно, бедный граф стар и некрасив, но зато, кажется, его жена и позволяет себе...
— Гм,— произнес Генрих.
— Она без ума, как говорят, от принца.
— Нет, не без ума! Но она его очень любила.
— Как! Разве она его более не любит?
— Может быть, но принц разлюбил ее.
— Что вы мне говорите, де Коарасс!
— Правду, ваше высочество.
— Значит, они разошлись?
— Кажется.
— Но дворянин, приехавший только что из Наварры, Миоссан, которому королева Иоанна д'Альбре поручила засвидетельствовать свое почтение королеве-матери, ничего не говорил об этом.
— Что же он сказал ей, ваше высочество?
— Я застала, как он говорил королеве-матери: «Ее величество королева Наваррская, чрезвычайно желающая этого брака, боится только одного: чтобы страсть принца к графине де Грамон не послужила этому препятствием».
— Неужели? — спросил Генрих.
— Я заключила из этого, что принц, должно быть, так же, как и я, старается избавиться от брака.
Генрих сделал над собой усилие, чтобы не сделать гримасы.
— Если бы принц увидел вас, ваше высочество, то он не опасался бы этого.
— Де Коарасс, я уже говорила вам, что не люблю льстецов.
Генрих снова покраснел. У него был такой простодушный вид, что Маргарита пришла в восторг и спросила:
— Значит, принц не любит Коризандру?
— Нет, ваше высочество.
— С которых пор?
— С месяц.
— Вы не знаете, почему это случилось?
— Ах, это случилось по двум причинам.
— Неужели?
— Во-первых, графиня Грамон страшно ревнива.
— Бедная женщина.
— Во-вторых, принц полюбил другую.
— Вот как!
— И странное дело, сказали бы мужья, он любит ту, которая должна стать его женой.
— Что вы говорите? — вскричала удивленная Маргарита.,
— Я передаю вам сплетни и слухи, которые ходят при неракском дворе.
— Как, он любит меня?
— С тех пор, как увидел ваш портрет.
— Ах! Неужели! — засмеялась Маргарита.— Ваш принц, кажется, очень быстро увлекается.
— Ему двадцать лет, ваше высочество, а в наших краях...
Генрих замолчал и так нежно посмотрел на Маргариту, что у нее сильно забилось сердце.
— А я, если бы увидела этого принца в ботфортах и куртке из толстого сукна, то ручаюсь вам, что не влюбилась бы в него.
— Я могу описать вам его наружность, ваше высочество.
— Нет, не надо. Вернемся к графине. Она, должно быть, в отчаянии?
Этот вопрос привел в замешательство принца.
— На это я ничего не могу ответить вашему высочеству, потому что я уехал из Нерака в то время, когда любовь принца к графине начала угасать.
— А,— протянула немного разочарованная Маргарита.
— Так что я несколько затрудняюсь.
— Знаете ли, де Коарасс,— сказала Маргарита, посмотрев на часы,— что уже довольно поздно?
Генрих смутился и встал.
— Если ваше высочество желает, то я завтра могу набросать портрет принца Наваррского.
— Завтра?
Маргарита в свою очередь смутилась. Она взглянула на молодого человека, в глазах которого прочла мольбу.
— Хорошо! — сказала она.— Приходите завтра.
Она протянула ему руку, которая слегка задрожала
в его руке.
Он поднес ее к губам, и рука принцессы задрожала еще сильнее.
Генрих упал на колени.
— Уходите же! — воскликнула Маргарита, окончательно смутившись, дрожащим от волнения голосом.
Она отняла у него свою руку и позвала:
— Нанси! Нанси!
Принц встал. Нанси отворила дверь, взяла принца за руку и увела его.
«Нанси сказала правду! — подумал принц.—Она любит меня. Очень бы мне хотелось теперь не быть принцем Наваррским».
V
В то время, когда Генрих Наваррский шел на свидание с принцессой Маргаритой, Ноэ отправился к своей дорогой Паоле.
Но в этот вечер какое-то странное любопытство заставило молодого человека зайти к Маликану раньше, чем отправиться на обычное свидание.
Притом Ноэ имел вескую причину зайти к Маликану, как сейчас увидит читатель. В этот час ландскнехты, стоявшие на часах у ворот Лувра днем, сменялись швейцарцами и возвращались в свои казармы в Сен-Жермен л'Оксеруа на улицу Арбр Сек.
Ландскнехт никогда не откажется выпить. Первым делом сменившиеся часовые шли в соседние трактиры и кабаки.
Заведение беарнца Маликана было одним из наиболее посещаемых, и туда не гнушались заходить даже дворяне. Там можно было встретить даже офицеров и людей, занимающих высокое положение.
Когда Ноэ вошел в залу, она была уже полна посетителей; все столы были заняты. Одни играли, другие пили. Маликан и хорошенькая Миетта разрывались, чтобы услужить всем. Однако с этого утра у них был помощник.
К Маликану приехал племянник, сын его родного брата, ищущий какую-нибудь работу в Париже. Юноша был одет в местный беарнский костюм и в красную шапочку. Он был красив, как девушка, но несколько застенчив и неловок.
Маликан представил его своим посетителям и сказал:
— Миетта не могла справиться одна. Это мой племянник.
— Красивый мальчик,— заметил один из ландскнехтов,— а сколько ему лет?
— Пятнадцать.
— Как его зовут?
— Нюно. Это имя часто дают у нас в горах.
Нюно тотчас же принялся прислуживать посетителям.
Ноэ, войдя в залу, обменялся с ним многозначительным взглядом.
Он занял место за свободным столом и потребовал вина.
Миетта подбежала услужить ему.
— Ах! Вот и вы, господин Ноэ! — попробовала она
улыбнуться, хотя невольно покраснела.
— Да,— ответил Ноэ.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11