Незнакомец повернулся к камину и указал на китайскую вазу.
— Каждый вечер перед приходом дона Хозе приподнимайте эту вазу, и вы найдете под ней записку с моими инструкциями. Через три дня я приду опять сюда. Я ухожу, но вы не должны знать, каким образом, а поэтому я завяжу вам глаза.
— Завязывайте, — проговорила она с покорностью. Незнакомец вынул из кармана фуляровый платок, сложил его вчетверо и завязал глаза молодой цыганке.
— Считайте до полутораста, а затем можете снять повязку.
Гитана повиновалась, сосчитала и потом сдернула платок.
Незнакомец исчез.
— Это был сам дьявол! — проговорила суеверная цыганка и начала молиться.
На другой день Фатима в ожидании прихода дона Хозе вспомнила о китайской вазе. Она приподняла ее и нашла записку, на которой написаны были знаки, известные только испанским цыганам.
Кроме того, здесь находился маленький пакетик, запечатанный сургучом.
Фатима прочла следующее:
«Под страхом смерти проглоти порошок, находящийся в этом пакете!»
— Нет никакого сомнения, — прошептала она, — что я видела самого дьявола, который покровительствует мне. Предки наши ходили на шабаш и отдались ему… кто знает, не его ли я детище.
Суеверная цыганка высыпала порошок в рюмку воды, которую выпила залпом.
В это время в гостиной послышались шаги.
Она бросила записку в огонь и отворила дверь будуара.
— Здравствуй, моя милая, — проговорил дон Хозе, целуя молодую цыганку.
Он снял плащ и поставил на камин бутылку в плетенке.
— Что это? — спросила Фатима.
— Это мараскин, который я сегодня получил из Испании.
Он позвонил и велел вошедшему негру подать рюмок.
Прежде чем идти дальше, вернемся немного назад.
Накануне дон Хозе вышел от Фатимы в весьма мрачном настроении.
Эта женщина, которую он уже разлюбил, отдав сердце другой, эта женщина владела его тайной и может поступить с ним как с убийцей, если он бросит ее. Она сейчас угрожала убить его, если узнает об измене.
Дон Хозе употреблял тщательные предосторожности, отправляясь к цыганке: он переодевался работником с длинною бородою, выходил по черной лестнице через двор и возвращался тем же путем через кухню, где его ожидал лакей.
Лакей этот, по имени Цампа, жил у дона Хозе уже четыре года.
Перед тем Цампа был приговорен в Мадриде к смерти за убийство старухи со служанкой. Благодаря необыкновенной силе и ловкости, ему удалось убежать с самого места казни и укрыться в обширном отеле де Салландрера, который находился на этой же площади.
Вооруженная сила окружила отель и обыскала все его закоулки. Но тщетно: преступник исчез как призрак.
Спустя два дня дон Хозе, проснувшись, увидел пред собою человека — это был Цампа.
Он просил у него защиты, говоря, что будет слугой, который пойдет за него в огонь — и в воду.
— Я сбрею бороду, — проговорил он, — выкрашу свои рыжие волосы в черную краску, и тогда никто меня не узнает.
Дон Хозе увидел в Цампе человека, который в случае нужды сделается его наемником-убийцею и по одному его знаку зажжет Мадрид со всех четырех концов.
— Хорошо, — сказал он, немного подумав, — я сделаю тебя своим лакеем.
С тех пор между господином и слугою установилась некоторого рода дружба. Цампа знал все тайны своего барина, кроме отравления дона Педро.
Дон Хозе возвратился домой бледный и расстроенный.
— Ваше сиятельство, — обратился к нему Цампа, — вы, должно быть, поссорились с вашей красавицей. Вы так расстроены.
— Нет, так, маленькая неприятность. Но удивительное дело, что Фатима перестала мне нравиться.
— Это потому, ваше сиятельство, что вы любите другую.
— Быть может, и потому.
— К тому же Фатима — женщина, не получившая никакого образования, дикого характера, которая в припадке ревности может дойти до того, что кинжалом коснется вашего сердца.
— Этого-то я и боюсь.
— В таком случае, надо от нее избавиться.
— Это не так легко, как тебе кажется.
— Убить ее, и дело с концом.
Дон Хозе пристально посмотрел на Цампу.
— Ты вовсе не глупый малый, — сказал он.
— У меня есть отличный яд, привезенный с Маркизских островов; он убаюкивает человека в двадцать четыре часа.
Дон Хозе немного подумал и затем вдруг проговорил:
— Завтра мы возобновим этот разговор, а теперь я пойду спать.
Теперь читатель может догадаться, что заключалось в бутылке с мараскином, которую дон Хозе принес молодой цыганке.
Она сама откупорила бутылку и налила две рюмки.
В голове ее мелькнуло подозрение.
— За твое здоровье, — сказал дон Хозе и залпом выпил свою рюмку.
Подозрение Фатимы рассеялось, и она тоже выпила.
Вечер прошел обыкновенно, в нежных уверениях в любви.
Пробило полночь, и дон Хозе, поцеловав цыганку, удалился.
— Бедная Фатима, — прошептал он уходя, — тебе рано еще умирать, но что же делать!
Фатима, войдя в будуар, увидела пред собою вчерашнего незнакомца.
— Вы пили это? — спросил он, указывая на бутылку с мараскином.
— Пила, — отвечала она.
Незнакомец, не говоря ни слова, взял кусок сахару, обмочил его в мараскин и дал его попугаю, сидящему в углу на жердочке.
— Что вы делаете? — спросила в недоумении Фатима.
Незнакомец безмолвно указал ей на попугая, который, как только проглотил сахар, захлопал крыльями, бился несколько секунд и упал к ногам своей хозяйки.
— Видите, что дон Хозе отравил вас. Одной рюмки этого ликера достаточно, чтобы превратить в холодный труп такую красавицу, как ты.
Вернемся назад.
Банко была шестнадцатилетняя девушка, блондинка с голубыми глазами, белыми как снег зубками, вздернутым носиком, розовыми губками и детскими ручкой и ножкой.
Родители ее когда-то исполняли величественную должность привратников у испанского генерала С. Но Банко родилась уже в Париже.
В пятнадцать лет она выпорхнула из бедного родительского дома.
Иностранный богач поднес ей ключи от великолепной квартиры в Кастильонской улице, куда она и переехала.
Целый год уже Банко, благодаря свой красоте, жила в неге и роскоши.
Родители ее, гордые испанцы, торжественно отказались принимать и даже видеть свою дочь.
Это презрение наконец разозлило Банко, и львица задалась мыслью отплатить за это своим родителям.
При ней жила компаньонка, женщина лет сорока пяти, по имени Карло. Она была домоправительницей Банко, давала ей советы и, где могла, обкрадывала.
Князь уехал на три месяца в Италию.
Вечером после его отъезда Банко в сопровождении своей компаньонки отправилась в итальянскую оперу.
Здесь Карло указала ей на дона Хозе д'Альвара, говоря:
— Этот господин очень хорошо знаком с генералом С. Если бы вам познакомиться с ним, то вы отлично могли бы унизить ваших спесивых родителей.
— Я с ним познакомлюсь во что бы то ни стало, — проговорила Банко решительно.
На следующий день Карло, необыкновенно пронырливая, узнала адрес дона Хозе и собрала о нем некоторые сведения.
Возвратившись однажды вечером домой, дон Хозе нашел у себя письмо, присланное по городской почте. Оно написано было красивым, женским почерком, но без подписи.
«Если в доне Хозе есть мужество его предков, если он не боится романтических приключений, он придет завтра в половине двенадцатого вечером на угол бульвара и улицы Годо де Моруа. Там к нему подойдет мужчина и скажет по-испански: идите за мной. Дон Хозе последует за ним и исполнит все, что тот скажет».
Дон Хозе нашел это приключение интересным и решил отправиться на свидание.
На следующий день дон Хозе ушел немного раньше от Фатимы, зашел домой переодеться и ровно в половине двенадцатого стоял на углу улицы Годо де Моруа. Спустя десять минут подле него остановился фиакр, и он услышал оттуда мужской голос:
— Идите за мной.
Дон Хозе приблизился к фиакру.
— Садитесь, — сказал незнакомец.
Дон Хозе сел. Незнакомец тотчас же завязал ему глаза, говоря:
— Вы не должны знать, куда приедете.
Фиакр тронулся и лишь после часовой быстрой езды остановился.
Незнакомец провел дона Хозе через сад, затем они поднялись по лестнице и прошли несколько комнат.
— Снимите повязку, — сказал провожатый, уходя. Дон Хозе снял платок и был чрезвычайно изумлен, увидя себя в хорошенькой гостиной.
Портьера соседней комнаты отдернулась и взору дона Хозе представилась Банко, одетая в коротенькую красную юбочку, черный бархатный корсаж с вышивками и польскую шапочку.
При виде ее дон Хозе был убежден, что находится в присутствии знатной дамы, и поклонился чуть не до земли.
Она грациозным жестом пригласила дона Хозе сесть.
— Чтобы объяснить вам мое странное поведение, — проговорила она робко, — вы должны узнать, кто я.
— Я вас слушаю, — отвечал дон Хозе.
— Ах, пане, — сказала она с грустью, — в нашей стороне мы, знатные девушки, никогда не выходим замуж по влечению сердца. Я дочь польского князя и вышла замуж за знатного иностранца. Мне семнадцать лет, а мужу моему шестьдесят три. Это человек грубого, деспотического характера, делающий надо мною неслыханные насилия в припадках безумной ревности. Вот уже год, как я живу в Париже, и все это время он не выпускает меня из дому.
— Почему же вы не стараетесь избавиться от подобного тиранства?
— Напротив того, стараюсь, и поэтому-то вы и находитесь здесь.
Дон Хозе улыбнулся.
— Шесть лет тому назад, — продолжала мнимая полька, — цыганка предсказала мне, что я буду очень несчастна, что человек, явившийся с севера, будет деспотически обращаться со мной, но что потом он увезет меня к западу и что здесь я встречу человека верхом, который бросит на меня любопытный взгляд, — этот человек будет моим освободителем. Если этот человек полюбит вас, прибавила цыганка, не зная вашего имени и места, где вы живете, — в книге судеб написано, что тиран ваш умрет.
— Странное пророчество, — прошептал дон Хозе.
— Недавно я поехала кататься с моим ненавистным мужем; в Елисейских полях я встретила всадника, он бросил на меня любопытный взгляд, которым меня сильно поразил. Всадник этот — вы, дон Хозе.
— Ого! — подумал испанец. — Уж не намеревается ли она заставить меня убить ее мужа.
Затем он сказал:
— Если цыганка сказала правду, если любовь моя убьет вашего мучителя — надейтесь, потому что я люблю вас.
Она не старалась освободить своих рук, которые он держал. В это время стенные часы пробили час.
— Боже мой, — сказала она, — уезжайте скорей, — сейчас приедет мой тиран.
— Когда же мы увидимся?
— Завтра ждите опять в улице Годо де Моруа. Человек с длинною бородой опять завязал ему глаза, провел его по лестнице, через сад к фиакру и лишь на углу улицы Годо де Моруа снял с него повязку. Дон Хозе пошел домой пешком.
В продолжение всей недели дон Хозе каждый вечер навещал Банко и уже разлюбил Фатиму. Каждый вечер отправлялся он к мнимой польке тем же самым способом, как и в первый раз.
Однажды вечером дон Хозе, выходя из дому, не заметил, что за ним следят, а между тем замаскированный Рокамболь следовал за ним до улицы Годо де Моруа, заметил таинственного незнакомца, а также номер фиакра и надпись на нем: «Брион, содержатель экипажей, в улице Басс-Рампар».
— Теперь я знаю довольно, — говорил про себя Рокамболь, — знаю, что дон Хозе каждый вечер навещает свою любовницу в улице Роше и что, возвратясь от нее, отправляется в улицу Годо де Моруа. Сверх того, я знаю, что фиакр, который его там дожидается, принадлежит Бриону.
На следующий день в одиннадцать часов маркиз де Шамери заехал к содержателю экипажей Бриону и, сказав, что ему нужен месячный экипаж, начал рассматривать все фиакры и, узнав наконец примеченный накануне номер, сказал:
— Ну, вот хоть этот.
— К сожалению, он занят уже, — отвечал содержатель.
— Кем?
— Одним господином за тысячу франков в месяц, который ездит в нем только три часа в сутки, и то поздно вечером.
— Куда же это?
— Кучер не говорит; ему обещано пятьсот франков, с тем — чтобы он молчал.
— Оригинально, — пробормотал Рокамболь и . уехал, не условясь об экипаже.
Через час после его отъезда к содержателю карет явился человек с рыжими волосами, красным лицом и багровым носом — наниматься в конюхи.
Содержатель экипажей принял его на испытание.
Джон (так назвался мнимый конюх) разговорился между прочим с кучером, который ездил с таинственным незнакомцем, и дал ему тысячу франков с тем, чтобы он позволил заменить себя на один лишь вечер.
Кучер согласился, объяснив Рокамболю, что каждый вечер в одиннадцать часов он отправлялся в Кастильонскую улицу, где мужчина с длинною бородою садился в фиакр, потом он ехал в улицу Годо де Моруа, где и останавливался. Господин, ждавший на тротуаре, садился в него, и длиннобородый господин завязывал ему глаза. Потом фиакр выезжал из Парижа через улицу Клиши и останавливался у дачи, налево от железной дороги. Там длиннобородый мужчина высаживал господина с завязанными глазами, брал его за руку и уводил в сад. Спустя час он снова приводил господина с завязанными глазами, возвращался с ним в Париж и высаживал его на прежнем тротуаре.
Для мнимого Джона этого было достаточно.
На следующий день в одиннадцать часов вечера фиакр, по обыкновению, выехал из улицы Басс-Рампар, но на козлах его на этот раз сидел переодетый Рокамболь.
В Кастильонской улице он посадил длиннобородого мужчину, затем в улице Годо де Моруа — дона Хозе, наконец поехал в Аньер, где узнал описанную ему красивую дачку, у которой он и остановился.
После того, как дон Хозе был выведен из фиакра с завязанными глазами, Джон привязал лошадь к садовой решетке, а сам влез в фиакр и притаился в уголке.
Спустя несколько минут длиннобородый мужчина воротился и тоже влез в фиакр, не заметив в темноте сидящего там человека, который тотчас же схватил его за горло и, наставив кинжал, прошептал:
— Молчи, или ты умрешь!
Тут только длиннобородый мужчина заметил, что кучер был не вчерашний.
— Что вам от меня нужно? — в ужасе прошептал он.
— Выбирай — или остаться в фиакре с кинжалом в груди, или говори правду, за что получишь сто луидоров.
— Если ваша милость обещает мне, я все скажу.
И управитель девицы Банко подробно рассказал о ночных посещениях дона Хозе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16