В продолжение этого года маркиз де Шамери скончался, унеся в могилу клятву несчастного Фабьена.
Но если д'Асмолль отказался от женитьбы на Бланш, он не мог отказаться видеть ее.
На другой же день своего приезда он отправился в отель де Шамери.
Увидя входящего Фабьена, Бланш побледнела как мраморная статуя. Фабьен понял, что он еще любим, и сердце его готово было вырваться из груди.
— Я поклялся маркизу, — подумал он, — никогда не жениться на его дочери, но я могу быть ее братом. Жена и дочь его остались одни; я заменю маркизе пропавшего сына, а Бланш — ее брата.
Чтобы угасить в сердце Бланш любовь к нему и вместе с тем не Дать простору своим к ней чувствам» Фабьен начал все реже и реже бывать в доме маркизы. Но каждый день, каждый час он тайно охранял Бланш и ее мать.
Читатель, вероятно, догадывается, какое роковое заблуждение руководило маркизом де Шамери. Из ложного письма покойной вдовы де Шамери, матери Гектора, он узнал о неверности своей жены и о внебрачном происхождении своей дочери, он содрогался при мысли, что сын его друга может сделаться ее мужем.
Фабьен уже положительно бросил мысль о возможности жениться на Бланш. Но вдруг неожиданное известие озарило его надеждой. Он узнал, что маркиз на смертном одре снял с него клятву и позволил жениться на его законной дочери Бланш.
Это случилось в день дуэли с Ролланом де Клэ.
Возвращаясь домой, Фабьен удивился, видя бегущего к нему слугу маркизы де Шамери.
— Ах, господин виконт, — сказал слуга, — пожалуйте к нам скорей, с барышней сделалось очень дурно!
Фабьен бросился в отель де Шамери.
Увидя Фабьена, маркиза от радости вскрикнула.
— Боже мой! — сказал Фабьен дрожащим голосом. — Что такое случилось?
— Успокойтесь, ничего… Бланш сделалось дурно, но теперь ей лучше… Ах, виконт, она чуть не умерла из-за вас…
— Из-за меня? — спросил Фабьен, изумившись.
— Вы дрались сегодня утром; Бланш узнала об этом в то время, как вы уезжали со своими секундантами. Окна ее комнаты выходят в сад, и из них видна аллея, ведущая к вашему павильону. Бедная Бланш упала без чувств на пол; она была ужасно бледна, и я уже думала, что она умерла. Придя, наконец, в себя, она открыла глаза и залилась слезами. Затем с ней сделался бред, в котором она произносила ваше имя, говорила о дуэли, шпагах, секундантах и т. п.
Маркиза остановилась и взглянула кротким, но испытующим взглядом на Фабьена.
Он стоял нахмурившись и был бледен как полотно.
— О, моя клятва… моя клятва! — воскликнул он прерывающимся голосом.
— Вы любите Бланш, — произнесла маркиза умоляющим голосом, — я это вижу… Фабьен, друг мой, сын мой… если вы ее любите, то не убивайте ее.
— Маркиза, я должен открыть вам тайну, которую хотел навсегда сохранить в глубине моего сердца. Я люблю Бланш, — сказал он, чуть не рыдая, — я люблю ее, но никогда не женюсь на ней!
— Но почему же? — спросила с отчаянием маркиза.
— Потому что в этом я поклялся вашему супругу.
— Но вы разве не знаете, — проговорила озаренная надеждою мать, — вы разве не знаете, что граф на смертном одре переменил свое мнение?
Тут маркиза рассказала ему до мельчайших подробностей о своих страданиях в продолжение восемнадцати лет и посвятила его в тайну, открытую покойным маркизом пред самою смертью.
Итак, Фабьен понял, что маркиз де Шамери не хотел допустить женитьбы его на Бланш потому, что считал Бланш плодом супружеской неверности. Но сознанием своего заблуждения перед смертью маркиз снимал с него клятву.
Когда маркиза кончила, Фабьен с радостью ребенка начал целовать ее руки.
— Матушка, ради Бога, пойдемте к ней! — проговорил он умоляющим голосом.
— Пойдемте, — радостно ответила маркиза.
Бланш знала уже о возвращении здравым и невредимым Фабьена, и потому, когда они вошли, она была несколько спокойнее и улыбалась им.
— Дитя мое, — обратилась к ней маркиза, — ты должна во всем простить Фабьена, потому что, как я сейчас узнала, он вполне достоин прощения. Он просит твоей руки, на что я уже дала свое согласие.
Молодая девушка вскрикнула и от радости чуть не лишилась, чувств.
Фабьен взял ее за руку и нежно проговорил:
— Дорогая Бланш, неужели вы сомневались, что я всегда любил вас и что вся жизнь моя принадлежит вам?
Вернемся теперь на Флорентийскую улицу.
Барон Шамери де Шамеруа по первому лишь взгляду на Андрэ решил жениться на ней.
В назначенный час он явился к ней.
Грум провел барона в будуар, где на кушетке возле камина лежала Андрэ в великолепном неглиже.
Он поцеловал ее руку и сел.
— Барон, — сказала она, — я знаю, зачем вы приехали, следовательно, мы должны обойтись без всяких вступлений. Вы хотите просить моей руки, я согласна.
Барон в свою очередь тоже утвердительно кивнул головой.
— Вы хотели застрелиться, — продолжала Андрэ, — но предпочли жениться на мне или, вернее, на моих девятнадцати тысячах ливров дохода.
— Час тому назад, — возразил немного сконфуженный барон, — это была бы правда, но теперь я женюсь на вас, потому что вы прекрасны…
— Хорошо, — сказала Андрэ, улыбнувшись. — Теперь я должна объяснить вам, почему я выхожу за вас.
На лице барона отразилось недоумение.
— Барон, — сказала она, — имя ваше послужит мне орудием мщения. Кроме того, выйдя за вас, я войду законным путем в фамилию де Шамери, которая меня отвергла.
— Понимаю, — пробормотал барон закусив губы.
Затем Андрэ подошла к комоду и, вынув оттуда пожелтевшую бумагу, сказала:
— Взгляните на эту бумагу. Это не более не менее как духовное завещание, по которому, если оно только будет в ваших руках, вы получите сотни тысяч ливров дохода.
— Что вы говорите! — вскричал барон, протягивая к бумаге дрожащую руку.
— Позвольте, — сказала она, — если вы осмелитесь дотронуться до бумаги, я брошу ее в камин и уже никогда не буду вашей женой. Бумага эта касается вас, но в настоящее время есть моя собственность. О существовании ее никто не знает, и если я ее уничтожу, то все, как для вас, так и для меня, погибло, — поэтому я хочу предложить вам условия.
— Чего вы требуете? — спросил барон, сгоравший от нетерпения.
— Вашей руки и имени.
— Я давно уже согласен.
— В таком случае, когда я сделаюсь баронессой Шамери де Шамеруа, вы прочтете завещание.
— О, надменная маркиза де Шамери, — прошептала она со злобой гиены, — скоро я выгоню тебя из твоего отеля!..
Бедная маркиза де Шамери все вздыхала о своем сыне. Прошел уже почти год, как она написала ему, но ответа не было.
Один только Фабьен был посвящен в тайну о нем.
Перед смертью маркиз обрадовал свою жену, что он ежегодно получал из Индии известия о сыне; следовательно, если случилось какое-нибудь несчастье с молодым моряком де Шамери, то не раньше как полтора года назад.
Между тем здоровье маркизы становилось все хуже и хуже.
Спустя неделю после дуэли Фабьен вспомнил о Роллане де Клэ.
— Надо, однако, узнать, как его здоровье, — сказал он и, попросив позволения у Бланш отлучиться на несколько часов, поехал в Прованскую улицу.
— Любезный противник, — сказал д'Асмолль, входя, — не удивляйтесь моему посещению, тем более что это в обычаях дуэли.
— Друг мой, — вскрикнул Роллан, — дружески протягивая Фабьену руку, — прости меня, я сознаю, что был не в своем уме!..
— А, так ты уже исцелил свое сердце?
— Да, — ответил Роллан, подавая Фабьену записку Андрэ, полученную им через несколько часов после дуэли.
— Все-таки, — проговорил Фабьен по прочтении записки, — я — предполагаю, что Андрэ, как ловкая интриганка, ждет твоего выздоровления и уже видит тебя у своих ног умоляющим о прощении и согласии на брак…
— Ошибаешься, — перебил его Роллан. — Прочти вот это, — добавил он, подавая Фабьену лежавший на столе пригласительный билет следующего содержания:
«Барон де Шамери-Шамеруа покорнейше просит вас пожаловать на бракосочетание его с девицей Андрэ Брюно де Шамери сего…»
— То есть бракосочетание сегодня уже совершилось, — сказал Роллан.
— Вот как, — проговорил Фабьен после короткого молчания. — Однако странно, почему она предпочла тебе барона де Шамеруа, тут кроется какой-нибудь гнусный умысел.
В душе Фабьена зародилось какое-то смутное предчувствие беды, угрожавшей маркизе и ее дочери, потому что он знал, какую злобу и ненависть питала к ним эта презренная женщина, называвшая себя де Шамери.
Фабьен воротился к обеду в отель де Шамери.
— Маркиза, — проговорил он после обеда, — сегодня я узнал интересную новость: эта женщина, которой вы платите пенсию, то есть Андрэ Брюно, вышла замуж.
— Замуж? Кто же мог жениться на этой жалкой девушке?
— Барон де Шамери-Шамеруа.
— Боже мой! — сказала маркиза, скорбно покачивая головой. — Наш последний родственник женится и дает свое имя этому погибшему созданию!..
— Маркиза, известно, что тьма ненавидит свет… эта женщина, осыпанная вашими благодеяниями…
— О, я знаю очень хорошо, что она питает к нам страшную вражду.
Вошел слуга и подал маркизе карточку: «Росиньоль, адвокат».
— Это имя мне незнакомо, — проговорила она. — Проси!
Минуту спустя вошел Росиньоль, тот самый человек, которого мы видели у Андрэ, но преобразившийся по наружности в приличного человека.
— Я адвокат вашего кузена барона де Шамери-Шамеруа и баронессы де Шамери-Шамеруа, вашей кузины…
— Продолжайте, — гордо проговорила маркиза.
— До начатия с вами процесса, в котором вы проиграете все свое состояние, доверитель мой предлагает вам мировую сделку.
— Процесс… мировая сделка… что же это такое? — проговорила изумленная маркиза и бросила вопросительный взгляд на Фабьена.
Фабьен вскочил со своего места, подошел к Росиньолю и измерил его взглядом с головы до ног.
— Милостивый государь, — сказал он вне себя от злобы, — не угодно ли вам говорить яснее!..
— Извините, я вас не знаю, я…
— Так я вам скажу, кто я. Я виконт Фабьен д’Асмолль, который через месяц женится на Бланш де Шамери и который теперь велит вышвырнуть вас в окно!..
. — В таком случае вы разорите свою невесту, — отвечал Росиньоль с адским хладнокровием.
Фабьен вздрогнул, предчувствуя что-то недоброе, и после короткого молчания сказал:
— Говорите, я вас слушаю. Росиньоль поклонился и начал:
— Маркиза, девица Андрэ де Шамери принесла барону в приданое девятнадцать тысяч ливров дохода и завещание.
— Завещание? — вскрикнули в один голос Фабьен и маркиза.
— Завещание шевалье де Шамери, дяди отца маркиза Гектора, — продолжал Росиньоль с тем же хладнокровием, — которому вы наследовали. Не угодно ли вам прочесть копию с этого завещания.
Росиньоль вынул из своего портфеля бумагу и громко прочитал ее.
— Следовательно, — сказал он в заключение, — так как сын ваш умер…
— Кто вам это сказал? — спросила маркиза в страхе.
— Кажется, уже восемнадцать лет, — отвечал, улыбаясь, Росиньоль.
Лицо маркизы прояснилось.
В эту минуту вбежала Бланш де Шамери.
— Мама, мама, — воскликнула она, — письмо из Лондона., с печатью адмиралтейства!
Маркиза с жадностью схватила письмо, но Фабьен взял его из ее рук, говоря:
— Позвольте мне сперва прочесть его.
Фабьен вскрыл письмо, торопливо пробежал его, и на лице его показалась радостная улыбка.
— Альберт приехал в Лондон, — проговорил он наконец.
Радостные восклицания одновременно вырвались из груди маркизы и ее дочери. Росиньоль хотел удалиться.
— Подождите, — обратился к нему Фабьен, — должны же вы принести вашему доверителю известие, основанное на неопровержимых доказательствах.
И он громко прочел ему письмо:
«Маркиза!
В ответ на ваше письмо от… имею честь препроводить вам сведение о вашем сыне.
8 апреля маркиз Альберт де Шамери получил, по собственной просьбе, отставку из службы в Индийской компании и немедленно отправился в Европу. Он прибыл в Лондон 5 ноября, откуда уехал во Францию на бриге «Чайка…»
— «Чайка», — вскричал Росиньоль с дикою радостью, — «Чайка» три месяца тому назад погибла со всеми пассажирами на пути из Ливерпуля в Гавр!
Маркиза де Шамери испустила крик отчаяния и упала без чувств.
Появились признаки предсмертной агонии.
— Берите этого человека, — приказал Фабьен вбежавшим лакеям, — и бейте его до смерти! Он убил вашу барыню!
Лакеи схватили Росиньоля за горло и в точности исполнили бы приказание Фабьена, если бы на пороге не явился незнакомец.
Это был человек лет двадцати восьми, высокого роста, с загорелым цветом лица. На нем был английский флотский мундир, который заставил вскрикнуть от радости Бланш и Фабьена.
Молодой моряк остановился на пороге.
— Кто говорит, что все пассажиры «Чайки» погибли? — спросил он торжественным голосом.
— Да, все… — простонал Росиньоль.
— Кроме меня. Альберта-Фридерика-Оноре де Шамери.
Фабьен и Бланш с радостным криком бросились к моряку.
— Шамери, брат мой, — проговорил Фабьен, — этот человек сейчас поразил насмерть вашу мать.
Моряк бросился в соседнюю комнату, куда уже была перенесена маркиза.
Но она все еще была без чувств.
— Маркиза не проживет и ночи, — объяснили призванные доктора после короткого консилиума.
Они не ошиблись: в три часа утра де Шамери скончалась, не придя в сознание, не благословив дочери и Фабьена и не увидав своего сына.
Спустя два дня Альберт де Шамери и Фабьен д’Асмолль возвращались с кладбища.
— Фабьен, брат мой, — проговорил после долгого молчания моряк, — ты поможешь мне исполнить последний долг?
Фабьен вздрогнул.
— Дворянин, — продолжал Альберт, — потерявший честь, опозоривший свое имя женитьбой на распутной женщине и ради нее питающий ненависть к нашему дому… человек, убивший нашу мать, должен погибнуть.
— Быть по сему! — решительно сказал Фабьен и подал своему брату руку.
Они отправились в Флорентийскую улицу в дом господ де Шамери-Шамеруа.
Человек, явившийся в отель во время обморока маркизы, назвавший себя Альбертом де Шамери и рыдавший над трупом маркизы, — был не кто иной, как Рокамболь.
Бланш была еще грудным ребенком, когда пропал ее брат; в отеле уже не было никого из старых слуг; маркиза умерла, не придя в сознание;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16