— Поищите хорошенько и вы увидите, что эта страна, возможно, не так далеко, — возразила она, играя своим веером.
— Я искал и не нашел.
— Начните снова.
— У меня довольно дурной путеводитель.
— Тогда его меняют.
— Но если он только один…
— Как вы называете этого неблагодарного?
— Случай, — с горечью отвечал Эктор. — Я доверился случаю, и он мне изменил.
— Ну, вопреки грамматике случай должен быть женского рода; он близок к улыбке именно тогда, когда угрюмо на вас смотрит.
— Должен ли я верить вашим словам, как доброму предсказанию?
— Чем вы при этом рискуете?
— Большим огорчением, если предсказание обманет.
— Есть оракулы, которые не лгут, — сказала принцесса, поднимая свои прекрасные глаза на маркиза.
Эктор был ослеплен.
— Теперь, — сказал он, — я более не сомневаюсь и доверяю вам себя.
— И вы правы. Доверие ведет за собой счастье.
— Да, когда доверие подобно вам, сударыня.
Она обратила на прекрасного молодого человека взгляд, полный огня и спросила, вертя цветок меж пальцев:
— Верите вы в талисманы?
— Я верю в руку, их дающую, — сказал Эктор.
Принцесса выронила цветок. Эктор живо наклонился и поднял его. Но когда он хотел его подать, герцогиня Беррийская исчезла, подобно фее, в глубине аллеи.
Эктор оставался некоторое время недвижим. Глубокий мрак окружал его; он сделал несколько шагов вперед, вышел на лужайку и больше ничего не видел. Он погрузился в глубокую задумчивость, когда чья-то рука опустилась на его плечо.
Эктор живо обернулся и в темноте узнал Фуркево.
— Ну, прелестный Эндимион, поймал я вас наконец, — сказал граф. — Диана скрылась, и вы мечтаете, подобно мифологическому пастушку.
— Я не вижу, почему вы меня сравниваете с Эндимионом, и где вы находите Диану! — отвечал Эктор, несколько смущенный.
— Увы, я ничего не выдумываю, небо тому свидетель! Но, клянусь Меркурием, милый Эктор, если вы хотите, чтобы я ничего не подозревал, зачем у вас в руках этот нескромный цветок?
Эктор прикусил губу.
— Это? — сказал он. — Я сорвал его потому, что он мне попался под руку. Что вы видите тут дурного?
— Тьфу, пропасть! Я не вижу в нем ничего того, чего нет; я вижу совсем другое…Тысячи нежных вздохов…Свидания вечером…Шелковые лестницы…Пасторальная любовь…Поцелуи в тени деревьев…Я вижу в нем много вещей, но ничего дурного, клянусь вам.
— Вы сумасшедший! — вскричал Эктор.
В эту минуту в воздухе раздался звук колокола. Эктор вздрогнул. Семь ровных ударов прозвучали посреди тишины ночи.
— Семь часов? — спросил он.
— Да, семь…Брат Иоанн на герцогиню не рассчитывал.
— Пойдемте! — воскликнул Эктор.
Он схватил Поля за руку и увлек его к конюшням, где ждал их Кок-Эрон.
— Наконец-то! — сказал слуга. — Бедные животные едва не перегрызли удила.
— Это к лучшему, — отвечал Поль, — нетерпение — те же шпоры: они скорее поскачут.
— Так мы едем?
— Смотри, твой господин уже на лошади.
— Что это, мсье? — воскликнул Кок-Эрон, — разве вы хотите лететь быстрее времени и, отправившись в восемь часов, прибыть в семь?
Но Эктор его уже не слушал. Он отпустил поводья своей лошади, и взбешенный Кок-Эрон должен был догонять его во всю прыть.
— Береги свое наставление, оно пригодится завтра, — сказал Фуркево и в несколько скачков настиг Эктора.
Они скакали до Парижа без задержки, но у заставы пришлось умерить неистовый галоп: тысячи препятствий преграждали дорогу. Поль воспользовался минутой отдыха, чтобы, наклонившись к уху Эктора, сообщить ему:
— Знаете ли вы, милый маркиз, что вы счастливейший человек во всей Франции: вы срываете в сумерках простой цветок, не думая ни о чем, так, из рассеянности, а он служит золотым ключом, отворяющим вам настежь врата храма Цитеры.
— У вас один вздор в голове, — ответил Эктор. — К чему, скажите пожалуйста, вся эта мифология?
— Это отличительная черта моего характера…Я никогда не думаю о любовных похождениях без того, чтобы воспоминание о всех богах Олимпа не представилось моему воображению. Поверите ли? Я долго жалел, что не стал академиком, а то написал бы книгу о высшей мифологии, в применении к теме любви.
— Так напишите, — сказал Эктор, думавший о брате Иоанне и понукавший свою лошадь, не задумываясь, что мог бы раздавить нескольких обывателей.
— Счастье уже делает вас эгоистом. Под какой звездой вы родились? Вы можете сказать подобно Цезарю: пришел, увидел, победил. Потому что вы победили.
— Ну, скажите, — отвечал Эктор, — вы серьезно?
— Серьезней самого папы.
— И вы думаете…
— Я думаю, что сегодня в первый раз в жизни я не желаю называться герцогом Беррийским.
— И это потому, что по капризу мне поручена должность казначея, потому что каприз доставил мне полчаса разговора наедине, потому что случай дал мне в руки цветок, ваше воображение разыгралось?
— Во-первых, мой друг, позвольте мне заметить, что уж слишком много капризов и случаев одновременно…С такими добрыми товарищами заходят далеко…
— Да, когда идут, но если остаются на месте?
— Никогда не остаются!
— Однако, возразил Эктор, — если вы меня принуждаете говорить серьезно о вздорных вещах, почему же принцесса удостаивает меня внимания, которым не награждает других?
— Потому что, априори, как говорят в Сорбонне, им всегда удостаивают кого-то. Этим кем-нибудь мог быть другой, но вперед вышли вы.
— Это не доказательство.
— Доказательств у меня десятки. Во-первых, в тот момент, когда вас считают в изгнании, то есть, более чем мертвым, вы неожиданно являетесь из армии, как принц сказок Перро. С первого раза вы овладели милостью короля, этой неприступной крепостью. Тут есть чем, согласитесь, привлечь внимание людей. Но это ещё не все. В это дело вмешивается таинственность. Рассказывают чудеса о вашей храбрости, и я кричу громче всех. К том уже Венера всегда обожала Марса. Вы молоды, хорошо сложены…
— Есть столько других, гораздо лучше.
— Три четверти мужчин будут служить доказательством обратного. К тому же о вас идет молва как о человеке, влюбленном в незнакомку.
— А, вот как!
— И вы мне ею обязаны.
— Но зачем же вы проговорились?
— Сам не знаю. Я думаю, что это случилось как-то вечером во время разговора о Пираме и Тизбе. А в наше время подобные любовники редки. Ваша слава приняла в четверть часа колоссальные размеры: придворные дамы вздыхают, вспоминая о вас.
— Что за глупость!
— Вы разорвали десяток любовных связей. Уже это могло возбудить любопытство женщины. Верность — магнит, их привлекающий. Если бы вы не любили, если бы, главное, вы не были любимы, на вас, может быть, не обратили бы внимания. Но теперь ваше положение самое выгодное, и ваша победа обещает придворным Евам всю прелесть, всю остроту, всю обворожительность запретного плода.
Эктор улыбнулся, а Фуркево продолжал:
— Я не ошибаюсь на этот счет: мужчина сделан из сена, а женщина — из огня. И если есть наука, в которой я немного сведущ, так это география нежной страсти. От тропинок услужливости 1 0до рощи совершенного блаженства 1 0не так далеко, как думают, и вы убедитесь в этом по опыту.
— Надеюсь, что нет.
— Боже мой, что я слышу? — вскричал Поль.
Но Эктор, видевший перед собой Пон-Нев, уже его не слушал. Оба всадника осмотрели мост со всех сторон.
Брата Иоанна там уже не было.
Прохожие, к которым Эктор обращался с расспросами, ничего не видели. Там и сям стояли группы гуляк, солдат и бродяг, но ни один из них не обращал внимания на двух дворян.
— Ну вот! — сказал Кок-Эрон, не перестававший ворчать с самого отъезда из Марли, — вот что значит ловить ворон в аллеях сада.
— Эй, приятель, — важно заметил Фуркево, — говори повежливей о незнакомых тебе птицах.
— А мне что за дело до них? Трещат чечетками о пустяках, а о разговоре с дельными людьми забывают.
Эктор проехал десять раз взад и вперед по Пон-Нев. На десятом круге он остановился.
— Если брату Иоанну нужно будет со мной переговорить, он знает, где меня найти, — сказал он, — прекратим поиски.
— Вы возвращаетесь в Марли? — спросил Поль.
— Совсем нет, я еду к Рипарфону.
— Тогда спокойной ночи! Я с вами расстаюсь.
— Вы едете к Сидализе?
— Да, мой друг, добродетель обязывает выполнить свой долг.
— Как вы это понимаете?
— Очень просто. Я чувствую себя очень расположенным к меланхолии, а когда я в таком состоянии духа, я готов сделать много глупостей. Сидализа мой щит и покров.
Поль отправился к Сидализе, а Эктор поехал берегом Сены. Некоторое время спустя он вдруг услышал за собой цокот копыт. Обернувшись, он узнал Поля.
— А как же добродетель, предписывающая вам ехать к Сидализе? — спросил Эктор.
— Признаться, — ответил Поль, — я раздумал. Видите ли, я часто размышляю, хотя этого никто не замечает, и это размышление меня убедило, что вежливость запрещает мне посещать особу, меня не ожидающую.
Эктор посмотрел на Поля с улыбкой.
— Смейтесь сколько вам будет угодно. Я не любопытен и не хочу знать того, чего не знаю. Есть ревнивцы, которые, подобно волкам, прокрадываются ночью к своим красавицам; эти люди неделикатны. Есть любовники, которые стучатся в дверь, когда их полагают за тысячу верст; это ветреники.
— И вы не хотите быть ни деликатным, ни ветреным?
— Вы угадали.
Разговаривая таким образом, оба всадника приехали на улицу Сент-Оноре.
Лакей стоял на крыльце, ожидая Эктора.
— Ваше сиятельство, — сказал этот лакей маркизу, — в сумерках пришел человек, который вас спрашивает.
— Сказал ли он тебе свое имя?
— Да, ваше сиятельство, его зовут братом Иоанном.
— Где он?
— Он там, наверху, ожидает ваше сиятельство.
— Я был в том уверен, — прошептал Эктор.
И, спрыгнув с лошади, он проворно вбежал по лестнице. За ним поднялся и Фуркево.
ГЛАВА 37. ДРУЖЕСКИЙ ДОГОВОР
Когда Эктор с Полем вошли в комнату, брат Иоанн сидел ЗА столом, обильно уставленным кушаниями. Две опорожненные бутылки валялись по полу, как неприятель, побежденный в бою. Третья, после сильной осады, казалась побежденной наполовину. Еще две, выстроенные в боевой порядок на одном из углов стола, готовились встретить нападение неутомимого бойца.
— Я жду вас уже два часа, — произнес пустынник, налил себе полный стакан вина и выпил его залпом.
— Но, я вижу, — отвечал Эктор, — что вы не теряете времени понапрасну.
— Время — деньги.
— Вам нужно, если я не ошибаюсь, переговорить со мной? — спросил Эктор.
— Все в свое время. Не нарушайте порядка, прошу вас. Я ужинаю, садитесь и вы. Поговорим после.
— Однако поспешность, с какой вы отправили Кок-Эрона в Марли…
— Надо было спешить! Но поспешность, с какой вы приехали, дает в наше расположение много времени. Вы знаете пословицу: потерянный случай вернется. Поэтому нам остается только ждать.
Справедливость этого суждения принудила Эктора больше не настаивать.
— Если так, — сказал он, — и мы имеем время, позвольте мне представить вам одного из моих друзей, дворянина, желающего поближе с вами познакомиться.
— Ей-ей! Ваш выбор недурен. Мне будет очень приятно доказать, что брат Иоанн умеет поддерживать знакомство с умными людьми.
Брат Иоанн встал и поклонился Фуркево.
— Должно признаться, — сказал Поль, — что я давно желал с вами познакомиться…Мне рассказывали о вас удивительные и многообещающие вещи.
— Ей-Богу, ваше превосходительство, мы стараемся каждый день оправдывать сделанную нам репутацию.
— И надеетесь преуспеть в этом?
— Как смогу. Но, вы знаете, делая так хорошо, как можешь, никогда не достигнешь созданного идеала. Это лишает честных людей мужества.
— Не робейте перед такой малостью и помните пословицу:» — Смелого Бог бережет.»
Тут брат Иоанн предложил всем сесть за стол и поужинать вместе. По-правде сказать, предложение казалось немного странным, но Эктора не могло удивить ничего из того, что делал брат Иоанн. Они и раньше пили и ели вместе. Существовавшие между ними отношения были довольно необыкновенны и позволяли отступить от строгих правил этикета того времени. К тому же это заставляло брата Иоанна несколько поторопиться.
Поэтому Эктор сделал знак Кок-Эрону, проворно поставившему два прибора, и сел против брата Иоанна рядом с Полем.
— Вот это истинно по-военному, — одобрил брат Иоанн. — Ах, маркиз, ваше присутствие напоминает мне невинные ночи, в течении которых мы забывали о времени между божественным Горацием и десятком бутылок.
Тут брат Иоанн вздохнул.
— Бесстыдный плут, — прошептал Поль, что не мешало ему добавить вслух:
— У вас, мой друг, веселый характер, и с вами, кажется, нечего опасаться скуки.
— Я топлю горести, граф, при первом появлении в большом стакане вина. Пяток стаканов — их как ни бывало.
— Этот способ мне нравится. Так наливайте же!
— А разве с вами эта потаскушка тоже знакома, ваше превосходительство?
— Случается
— Это все от вашей беспорочности, — произнес пустынник с важным видом.
— Довольно новая теория, — заметил Эктор.
— Объясните нам её, — сказал Фуркево.
— Объяснение следует вспрыснуть. Поэтому если ваша милость прикажет мсье Кок-Эрону поставить на стол несколько бутылок, мое доказательство станет яснее.
Кок-Эрон велел лакеям принести корзину вин разных сортов.
— Ага, — сказал брат Иоанн, вынимая семь или восемь бутылок из корзины, — приятель Кок-Эрон делает дело как следует и знает, что человек любит перемену. «Шамбертен»…"Клу-Вужо»…"Аи»…"Сотерн»…Выбор корзины показывает ум наблюдательный…Благодарю вас, Кок-Эрон.
Брат Иоанн наполнил стаканы и выпил большой глоток.
— Вот это прояснило мои мысли, — сказал он, — и теперь я чувствую себя в состоянии поддерживать диспут с самим Цицероном.
— Итак, посмотрим, какова теория порока, — сказал Поль.
— Ах, мсье, люди не знают всей добродетели, заключающейся в пороке! — вскричал с жаром брат Иоанн, — порок есть самый верный товарищ, какого только можно себе представить. Он никогда вас не покинет. Порок — самый преданный слуга! Он следует за вами повсюду, не боится ни холода, ни тепла, ни усталости, ни голода. Порок! Да знаете ли, маркиз, что это самая любящая и самая нежная из любовниц?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46