– А ты, – она сверкнула глазами на Эллен, – получаешь жалованье за то, чтобы сопровождать Ребекку, а не за то, чтобы прохлаждаться в постели. Выпей чаю, приди в себя и выполняй свои обязанности.
Лидия встала и вышла из комнаты, чтобы они не начали ныть. Нет ничего более тошнотворного, чем эти две… со своей общительностью и сердечностью.
Шагая через холл, Лидия поняла, что сегодня раздражена сильнее обычного. Неясно только, злится она из-за надвигающегося венчания или из-за того, что наткнулась утром на Николаса, слишком сердитого, чтобы, поздороваться с ней.
«Как-нибудь… когда-нибудь… – поклялась она себе, – я с ними со всеми поквитаюсь. Я заставлю их заплатить за все, и им тогда придется раскаяться».
Николас Маршалл остановился рядом с уборной французской актрисы Сюзетт Дюбуа. Красотка накладывала сценический грим и собиралась надеть костюм. Вечернее представление могло быть паршивым, актеры – скучными и бесталанными, комедия – тупой, но сама Сюзетт, несмотря на свою дурную репутацию, всегда была великолепна.
Он не должен был посещать ее, пока не найдет средств, чтобы взять на содержание. Сюзетт надоело ждать, и она пугала его тем, что скоро найдет себе другого покровителя, а этого Николас допустить не мог.
Сюзетт должна принадлежать ему! Должна! Он не примет других вариантов.
Сквозь щелку в двери Николас видел, как актриса расхаживает по гримерке. Огненно-рыжие волосы ниже пояса, стройные ноги, обтянутые ярким трико, туфельки на высоких каблуках…
Она туго зашнуровала корсет, и роскошная грудь буквально выпирала из него. Пока Николас подглядывал, Сюзетт распускала шнуровку, и когда ожидание стало невыносимым, дернула за шнурки и сорвала корсет.
С обнажившейся грудью актриса потянулась и выгнулась. Нежные холмы покачивались и шевелились, когда она двигала плечами. Сюзетт взяла полотенце и круговыми движениями начала растирать руки, шею, грудь.
Вожделение Николаса взмыло на невиданную высоту, и он просто не мог согласиться с мыслью, что эта женщина не станет его. За двадцать восемь лет жизни он отлично научился добиваться того, чего хотел, хоть честными способами, хоть грязными, и только Сюзетт сумела выскользнуть из его хватки. Слишком дорого стоило ее содержание.
В тысячный раз Николас проклял свой жребий. Он совершил ужасный грех – родился вторым, чем сильно понизил свое положение. Кроме того, ходили слухи о неверности матери.
Николас ничем не походил на Алекса. Алекс был очень похож на отца – темноволосый, голубоглазый, высокий и подтянутый. Николас был светловолосым, кареглазым и коренастым.
Отец болезненно относился к этому отсутствию сходства, и наследство Николасу досталось мизерное – птичья ферма под названием Нью-Хейвен. Он владел только этой отвратительной собственностью, но дохода от нее едва хватало, чтобы покрыть расходы на одежду, не говоря уже о собственном доме или экипаже. Николасу приходилось постоянно выпрашивать деньги у Алекса.
И что ему делать? Как купить благосклонность Сюзетт? Она настолько овладела всеми его помыслами, что он всерьез начал опасаться за свой рассудок. Актриса была как опасная болезнь, которую невозможно исцелить.
Она повернулась лицом к двери, зачерпнула из баночки крем и начала втирать в соски. Крохотные, как у мальчика, бутончики еще сильнее сжались, когда на них нанесли холодный крем.
Сюзетт сжимала и щипала, и это возбудило Николаса сверх всякой меры. Он не будет околачиваться в коридоре, как проситель, не будет молить о разрешении войти.
Николас ворвался в дверь. Сюзетт вздрогнула и нахмурилась:
– Ник, mon ami, зачем ты здесь? Я велела тебе больше не приходить.
– Я не могу без тебя. Просто не могу.
– Зачем мучить себя? После представления я встречаюсь с месье Делфордом. Мы будем обсуждать условия.
Делфорд был жирным старым распутником, и мысль о том, что он окажется между ее непорочными бедрами, едва не уничтожила Николаса.
– Я не позволю ему овладеть тобой! – угрожающе воскликнул он. – Скорее я убью тебя. Ты моя, слышишь?
Сюзетт насмешливо улыбнулась:
– Твоя? Если ты действительно в это веришь, ты просто глупец!
Николас рассвирепел, схватил Сюзетт и всем телом прижал ее к стене. Она пыталась вырваться, но он был намного крупнее и сильнее.
– Я найду деньги, – заявил Николас.
– Да ты все время это говоришь.
– Найду!
– Я устала от твоих обещаний.
– Брачные узы – вот мое слово, – солгал он. – Я скоро обручусь.
– Красивая сказка; ты уже говорил мне это раньше.
– Я прямо сейчас готовлюсь к помолвке.
– Я не дешевка, mon cher. Чтобы содержать меня, нужно жениться на богатой наследнице, да только кто за тебя пойдет?
Ехидный вопрос слишком уязвил его гордость. Он не позволит унижать себя! Целых десять лет Николас пресмыкался перед каждой богатой девушкой королевства, но ни одна им не заинтересовалась. Ему не хватало титула и обаяния брата, поэтому приходилось довольствоваться объедками. Но с унижениями покончено! Он что-нибудь придумает – всегда придумывал.
Сюзетт выкручивалась и выворачивалась, но Николас крепко держал ее за руки. Он наклонился и впился губами в ее сосок.
– Я знаю, что тебе нужно! – прорычал Николас. – Знаю, чего ты хочешь!
Он расстегнул брюки, сунул в них руку актрисы и охватил ее ладонью напрягшийся член. Сюзетт не любила прикасаться к его интимным местам, так что самое время показать ей, каково это – заставить ее повиноваться.
Он всунул пенис в ее стиснутый кулак и подумал, не кончить ли в него, но решил не делать этого. Они играли в неистовую игру. Сюзетт подвергала его танталовым мукам, обещая наслаждение, но позволяя всего лишь слегка прикоснуться к себе – вполне достаточно, чтобы он возвращался, желая большего.
Она со всей ясностью дала понять, что несвободна и что за привилегии нужно платить. Если Николас хочет ее, он сначала должен уладить финансовые дела.
– На колени, – приказал он. – Полижи меня язычком, как в прошлый раз.
Она с отвращением передернулась.
– Не хочу.
– Делай, что сказал!
Николас попытался поставить ее на колени, но Сюзетт не поддавалась. Она заявила, что выполнит любое его требование, как только он достанет денег; и то, что она отдастся на его милость, что согласится на любые извращения, стоило любых мучительных раздумий.
– Ненавижу делать это с мужчинами, – объявила Сюзетт. – Приведи женщину, мы с ней побалуемся, а ты посмотришь.
Она постоянно говорила, как сильно любит женщин, и это заставляло Николаса страдать. Он твердо вознамерился показать ей, как хорошо им будет вдвоем, чтобы она сменила свои испорченные вкусы.
– Никаких женщин, – рассердился он. – Ты оседлаешь моего красавца, и тебе это понравится. А теперь на колени.
Очень неохотно Сюзетт все же опустилась на колени, и ее покорность дала ему ощущение всесильности и неуязвимости. Она вытащила член из брюк и лизнула его – раз и другой – потом отодвинулась и встала. Николас чувствовал себя просто ужасно, а она выглядела спокойной и собранной и вела себя так, словно ничего не случилось.
– Больше ничего не будет, – заявила она, – пока не перевезешь меня в новый дом. Если, конечно, месье Делфорд не опередит тебя. Что ты собираешься делать, Ник?
– Я уже сказал – я убью тебя раньше, чем Делфорд прикоснется к тебе.
– И как ты ему помешаешь? – Она оттолкнула Николаса, подошла к зеркалу и принялась наносить налицо грим.
Николаса оскорбило такое пренебрежение. Он схватил Сюзетт за талию, собираясь перегнуть ее через кресло и овладеть ею против ее воли. После такого пренебрежения, после стольких волнений и долгого ожидания это будет особенно приятно.
– Пусти меня! – Сюзетт сильно ткнула его локтем под ребра.
– У тебя не будет никого, кроме меня, – поклялся Николас. – Никого!
– Тешь себя надеждой.
Николас сжал актрису сильнее, и она встревоженно вскрикнула, что привело его в восторг. Страх Сюзетт возбуждал, и Николас захотел поцеловать ее взасос, но тут в гримерку сунул нос рабочий сцены и спросил:
– У вас все в порядке, мисс Дюбуа?
Сюзетт быстро отскочила в сторону.
– Все хорошо, Том. Проводи, пожалуйста, мистера Маршалла. Мне нужно одеться.
Юноша открыл дверь, Николас помедлил и вышел из уборной. Сюзетт крикнула вслед:
– Две недели, Ник. Дашь мне ответ через две недели.
Николас вышел из театра через заднюю дверь и побрел по сырому зловонному переулку.
«Две недели… две недели»… Слова отдавались похоронным звоном. У него всего две недели, чтобы поймать удачу за хвост, и единственная богатая женщина, которой он еще не докучал, – противная кузина Лидия. Она настолько неприятна, что даже со своим огромным богатством не может привлечь к себе поклонников.
Николас брел в темноте, сожалея о прошлом, обдумывая будущее, и снова вспомнил о Лидии и уже не мог выкинуть эту мысль из головы.
Да, она невыносима и невзрачна, как калоша, но также глупа, медлительна и жалостно одинока, а это довольно выигрышное сочетание. Безо всяких трудностей он сумеет склонить ее к такому поведению, которого потребует. В конце-то концов, как она сможет ему отказать? А вскоре последует свадьба.
Справится ли он? Хватит ли ему смелости совершить такую гадость?
К театру подъезжали кареты – светский Лондон собирался, чтобы полюбоваться на Сюзетт. Мысленным взором Николас видел, как она прохаживается и кружится по сцене, видел, как мужчины в зрительном зале влюбленно смотрят на нее и одобрительно кричат.
– Лидия… – задумчиво произнес Николас. – Что ж я о ней раньше-то не подумал?
* * *
Джеймс Дрейк выбрался из толпы, подошел к сестре сзади и пробормотал:
– Привет, Эллен.
Она замерла, пытаясь понять, в самом ли деле услышала его голос.
– Джеймс! – выдохнула девушка и резко повернулась. Она оказалась значительно старше, чем он помнил, но прошло уже десять лет со дня их последней встречи. Он все еще представлял ее той наивной восемнадцатилетней девушкой, какой она была, когда случилось то несчастье, но, конечно, очень трудно пережить такое потрясение и остаться прежней. Он и сам настолько изменился, что люди, знакомые с ним раньше, его просто не узнавали.
К двадцати шести годам он перестал быть тем долговязым симпатичным пареньком, каким был когда-то. Потрясения и бедствия превратили его светлые волосы в серебристые, а глаза из синих стали серыми. Он был теперь мускулистым, сильным, как бык, кожа задубела от работы под жарким солнцем, в уголках глаз появились морщины, а улыбка пропала. Спину его исполосовали шрамы от порок, плечи ссутулились, и он хромал – нога, сломанная во время особенно жестокого избиения, постоянно давала о себе знать.
От Джеймса исходила опасность, заставлявшая людей держаться на расстоянии. Он излучал угрозу и силу, и, несмотря на облачение джентльмена – аккуратно завязанный галстук и отлично сшитый сюртук, – было видно, что он самозванец. Плети выбили из него все благородство.
Джеймс с удовольствием отметил, что Эллен по-прежнему чертовски хороша, однако ее озорная невинность исчезла. Она была такой чопорной и правильной, такой взрослой и печальной. Выглядела она измученной, словно очень много пережила, и хотя в том скандале не было его вины, Джеймс все равно почувствовал себя ответственным за эти перемены.
Сумеет ли он возместить ей все это? Да стоит ли пытаться?
Было очевидно, что Эллен очень хочет обнять брата и с трудом сдерживается, но они стояли посреди Бонд-стрит, мимо шли прохожие, и выставление своих чувств напоказ непременно привлекло бы интерес. Именно поэтому Джеймс и выбрал такое оживленное место. Он волновался, не зная, какой прием его ожидает. На случай, если Эллен с отвращением отвернется, ему требовалась толпа, в которой можно скрыться.
Джеймс увидел, что сестра рада встрече, и его измученное сердце возликовало.
Эллен украдкой взяла брата за руку:
– Что ты здесь делаешь?
– Ты написала, что будешь в Лондоне, – объяснил Джеймс. – Я должен был тебя увидеть. Ты получаешь деньги, которые я тебе посылаю?
Конечно, этого было недостаточно, но он делился с сестрой всем, чем мог и когда мог, и суммы постоянно возрастали.
– Да, спасибо. Часть я потратила вот на это платье. – Она расправила юбку колоколом, чтобы брат увидел, какое оно красивое.
– Я рад, что ты тратишь их на себя. – Не удержавшись, Джеймс протянул руку и потрогал локон, выбившийся из-под чепца. – Ты ничуть не изменилась.
– Лжец, – поддразнила брата Эллен, но улыбка ее увяла, когда она заметила на его пальце кольцо – золотую полоску с сапфирами, выложенными в форме птички, точную копию той проклятой драгоценности, которая их уничтожила.
– Откуда у тебя это кольцо? – требовательно спросила она.
– Не беспокойся. Это не настоящее.
– Но тогда… зачем?
– Чтобы я никогда не забывал, что они со мной сделали.
– О, Джеймс… – Эллен вздохнула, несомненно, желая побранить брата, но понимая, что он не прислушается к ее словам. Вместо этого она спросила: – А откуда у тебя столько денег? Пожалуйста, доверься мне.
– Я работаю, глупышка. А откуда они, по-твоему? – Джеймс не стал вдаваться в подробности, не желая говорить о пороках и азартных играх, о вымогательстве и запугивании. Эллен все равно не поймет его новых привычек и не захочет с ними мириться.
Случившееся несчастье дало ему возможность познать такие интересные черты своего характера, которых он никогда бы не узнал, если бы жизнь шла так, как планировалось. Джеймс мог быть безжалостным, мог быть жестоким, и он развил эти свои наименее приятные качества как можно сильнее. Его не волновало то, что он жил в запущенных районах Лондона среди людей низших классов. После того, что ему пришлось пережить, он больше не собирался водить дружбу с господами, как ему приходилось делать это юношей. И мысль о том, что сестра должна работать ради куска хлеба, ему претила. Эллен давно пора быть матерью семейства с благополучным мужем и выводком детишек, хозяйкой красивого дома, опорой общества. Но ничего этого не осуществилось, и Джеймс был убежден, что их отец не сможет покоиться в мире до тех пор, пока Эллен не устроится.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36