Больше всего нам нужна еда, и твой муж предложил нас накормить. Наши боевые кони прикончат все имеющееся сено.— Это моя обязанность как королевского управителя. К счастью, на фермах Першора пасутся обильные стада.Едва они оказались во дворе, Род соскочил с седла, собрал вокруг себя людей и стал отдавать приказы. Конюхам было велено отвести лошадей на пастбище, не успевших вымыться воинов послали к реке, а мастер Хаттон перечислял фермы, на которых держали больше всего скота.— Как только повидаю сына, поедем на фермы, — сказал Роджер управителю.Лорд Эдуард спешился и снял Розамонд со Стиджиена.— Наконец и я увижу крестника. Надеюсь, он унаследовал золотистые волосы матери.— Нет, господин мой, он копия своего отца, — улыбнулась Розамонд.Позвав Лиззи Хаттон, она велела ей позаботиться о раненых и устроить лазарет в зале.Нэн с гордым видом вынесла младенца. Розамонд взяла сына и хотела передать отцу, но тот покачал головой:— Не могу.Только сейчас она заметила, как неловко он держит левую руку, и, отдав ребенка Нэн, велела мужу сесть.— Сначала избавимся от окровавленной кольчуги, — обратилась она к Эдуарду, и он тут же стащил с друга сетчатую тунику. Розамонд с тревогой осмотрела руку. Вряд ли что-то сломано, скорее, у мужа вывих.— Какого черта ты ничего не сказал? — рассердилась она.— Рука онемела еще в конце битвы, и я почти не чувствовал боли.— Зато теперь тебе плохо придется!Эдуард держал Роджера, пока Розамонд вправляла ему суставы. Боль оказалась резкой и неожиданной, и Род с трудом сдержал крик. За локтем настала очередь плеча. Род вскрикнул, но оказалось, что самое страшное уже позади. Теперь кости только ныли.— У кого ты научилась столь нежным ласкам? — язвительно осведомился он.— У монахинь, — засмеялась она.— О, это известные своей жестокостью стервы! — объявил Эдуард.— Ничего, Розамонд сотрет улыбочку с твоего лица, когда начнет зашивать порез на твоей руке, — пообещал принцу Род.— Да это просто царапина, — запротестовал тот.— Немедленно сбрасывайте кольчугу, господин, не хотите же вы оттолкнуть принцессу Элеонору уродливыми боевыми шрамами! Сейчас принесу иглы, а вы пока усаживайтесь поудобнее во дворе — там светлее!Розамонд вышла во двор с кубком бренди, сдобренного рутой, как раз в тот момент, когда Роджер вместе с управителем собрался на фермы.— Мастер Хаттон, не забудьте взять с сэра Роджера деньги за наш скот. Платит корона, и, уверена, теперь, встав во главе государства, лорд Эдуард позаботится о нашем достатке.Принц, сидевший на телеге с сеном, расхохотался и, взяв у Розамонд кубок, осушил его.— Ах, как же чудесно сидеть на солнышке, смеяться и болтать с прелестной хозяйкой замка! Знаешь, Розамонд, Роджер…— Слышала-слышала, — усмехнулась она, вынимая иглу, — Роджер — счастливчик!Эдуард внезапно стал серьезным.— Нет, Розамонд, я хотел сказать не это. Дорогая, это тебе повезло! Как только Роджер де Лейберн дает клятву в верности, ничто на земле не заставит ее нарушить: он предан до гроба. Род был со мной с самого начала. Я рос буйным, непослушным, норовистым мальчишкой и сделал немало того, что было ему не по душе. Но его неизменную преданность и веру в меня не могло поколебать ничто. Не знаю, как бы я добился своей цели, если бы не он.Розамонд зачарованно смотрела на Эдуарда. Впервые принц открывал ей душу, очевидно, рута развязала ему язык.— В молодости только Род мог помериться со мной силой. Но в нем была и другая сила — внутренняя. И я благодарю Бога за то, что помог и мне обрести ее. Я дорожу нашей дружбой. Между нами не было ни лжи, ни фальши, только правда и полная откровенность… И я должен кое в чем признаться тебе, Розамонд.Глаза их встретились.— Твой брат Джайлз погиб от моей руки. Случайность, проклятая случайность и небрежность с моей стороны!Голубые глаза принца потемнели. Он вспоминал о тех ужасных мгновениях.— Я поссорился с каким-то мальчишкой, дело дошло до драки. Сам не знаю, как это получилось, но я убил его голыми руками. Парень был простолюдином, я нарушил кодекс чести, вызвав его на поединок, и его смерть легла позором на гордое имя Плантагенетов.Розамонд облизнула внезапно пересохшие губы, боясь произнести хоть слово.— И когда на турнире от моей руки погиб еще один человек, я потерял голову. Ведь еще и месяца не прошло после той трагедии! Джайлз был моим другом и спутником, и это делало случившееся еще более ужасным! Но Роджер не задумываясь взял на себя мой стыд и взвалил на плечи мой грех. Ни у одного человека на свете не было друга вернее и надежнее.Глаза Розамонд наполнились слезами. Проглотив комок в горле, она вложила ладонь в руку Эдуарда.— Спасибо за то, что сказали правду, господин. Но умоляю, никогда не говорите Роджеру, что я тоже об этом знаю…Увидев, как его брови вопросительно приподнялись, она объяснила:— То, что сделал Роджер, — пример благородства и самопожертвования… Мы не должны отнимать это у него.Эдуард стиснул ее пальцы.— Да будет так. Можешь ты меня простить?Розамонд кивнула:— Что поделать, несчастный случай. Я примирилась с судьбой.Эдуард поднес ее руку к губам.— Роджер в самом деле счастливчик.Розамонд аккуратными стежками зашила длинный извилистый порез, тянувшийся от плеча до локтя принца, и заверила, что шрама не останется. Как и у нее в душе.— Обещайте, что приедете в Виндзор! — пригласил Эдуард. — Я не могу обойтись без Роджера, а моя Элеонора будет счастлива видеть тебя, Розамонд.Род связан с Эдуардом Плантагенетом клятвой на всю жизнь. И она дала обет быть верной мужу. Любимому мужу.— Вы оказываете нам большую честь, мой дорогой господин.Через две недели в аббатство Эвершем прибыла небольшая группа людей. Элеонора де Монфор добилась разрешения лорда Эдуарда посетить могилу мужа.Розамонд неподвижно стояла рядом с Роджером и Эдуардом, пока монахи показывали леди Элеоноре и двум ее сыновьям место, где упокоились разрубленные останки великого воина. Симон де Монфор был похоронен рядом со своим старшим сыном Генри. О, как, должно быть, невыносима боль жены и матери!Роджер, обняв жену, прошептал:— Симон как-то сказал, что ты занимаешь в его сердце особое место, и попросил заботиться о тебе.Его слова так глубоко тронули Розамонд, что она не сразу нашлась с ответом и молча взяла мужа за руку.Гай де Монфор, чьи раны только начали заживать, вместе с братом Симоном и сестрой долго стоял у могилы. Элеонора высоко держала голову, и ее маленькая фигурка была исполнена такой трогательной гордости, что Розамонд снова заплакала.Юный Симон, исполненный скорби и раскаяния в том, что чересчур поздно пришел на помощь отцу, упал на колени, умоляя о прощении. Но мать коснулась его плеча:— Поднимись, сын мой. Никогда не забывай, чье имя носишь. Симон де Монфор жив! Глава 29 Леди Розамонд де Лейберн, держа на руках сына, стояла рядом с принцессой Элеонорой под сводами уютной церкви Виндзора. Священник в золотых ризах подошел к крестильной купели, вырезанной из цельного камня, почтительно ожидая, пока знатные господа займут места. Розамонд наградила опоздавших холодно-неодобрительным взглядом. Принц Эдуард, Гарри Олмейн и ее собственный муж встали на рассвете, чтобы предаться любимому занятию — охоте, и, разумеется, забыли о крестинах!Святой отец начал проповедь, наставляя высокородных особ в необходимости посещать дом Божий регулярно, а не только в дни свадеб и отпеваний. Потом завел было длинную латинскую молитву, но быстро перешел на простонародный английский, услышав нетерпеливое шарканье. Стоило Эдуарду многозначительно откашляться, как священник изложил суть дела:— Освящаю эту воду, предназначенную смыть грехи и даровать этому младенцу всю полноту милости Твоей. Дай ему навсегда остаться в числе верных и избранных детей Твоих, ради коих пострадал Господь наш Иисус Христос. Аминь.Розамонд осторожно сняла белую вязаную шаль и протянула священнику голенькое дитя. Священник взял его и поднес к купели.— Назови младенца.— Роджер де Лейберн, — прозвенел на всю церковь звонкий голос Розамонд.Священник окунул ребенка в купель.— Роджер де Лейберн, крещу тебя…Но тут вперед выступил сэр Роджер и объявил:— Его следует именовать Роджер Джейсон Лейберн. Розамонд ответила сияющей улыбкой, и фиалковые глаза ее повлажнели от непролитых слез. Он запомнил, что Джейсон — ее любимое имя!Глядя на их озаренные счастьем лица, принцесса Элеонора тихо заплакала.Священник снова окунул мальчика в воду.— Роджер Джейсон де Лейберн, крещу тебя…На этот раз церемонию прервал принц:— Его будут звать Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн.Священник поморщился, всем своим видом запрещая кому бы то ни было вмешиваться в таинство крещения. Малыша пришлось опять опустить в купель.— Роджер Джейсон Эдуард де Лейберн, я крещу тебя… Но тут Роджеру Джейсону Эдуарду все это до смерти надоело. Да и какой нормальный ребенок может выдержать троекратное погружение в воду?! Побагровев и натужившись, он завопил во все горло, одновременно направив прозрачную струйку прямо в глаза несчастного клерика. Святой отец пробормотал богохульственное ругательство, которое ловко замаскировал подобающей случаю фразой:— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь!Он начертил знак креста на лобике ребенка, пробормотал молитву, наставил крестных родителей в их обязанностях и сунул малыша мамаше.За торжественным завтраком Роджер положил сына в середину стола, где он стал центром всеобщего внимания. Элеонора, с умилением глядя на крошку, вытерла слезы.— В церкви у всех были мокрые глаза, — наивно заметила она, чем вызвала неудержимый хохот всего двора.— Сила Христова! — воскликнул Эдуард, поднимая кубок. — Да ваш сын только что изобрел новый тост: «Моча тебе в глаза!»
Следующим вечером в Виндзоре устраивался большой пир в честь принца Эдуарда, фактически ставшего правителем страны, и принцессы Элеоноры, которую муж официально представлял придворным как будущую королеву. Короля вместе с женой убедили удалиться в замок Вустер, что почти в семидесяти милях от Лондона. Придворные уже именовали Генриха Старым королем. Все рыцари и бароны, сражавшиеся на стороне Эдуарда, были приглашены на праздник вместе с женами. Каждый ждал награды за верную службу. Алчные лорды мысленно уже составляли списки земель и замков, конфискованных у бедняг, которые имели несчастье остаться в лагере де Монфора.Супруги де Лейберн снова заняли просторные покои в башне, выстроенной для принца Эдуарда и принцессы Элеоноры. Теперь они состояли из трех роскошно обставленных комнат, помещений для слуг и детской для ребенка, которого Розамонд отказалась оставить дома. Она привезла из Першора одну из молодых служанок, поручив ей нянчить мальчика, а Нэн приступила к обязанностям камеристки.Она вынула рубиново-красное платье из венецианского бархата, а Розамонд продела руки в широкие рукава, отделанные по обшлагам золотой тесьмой. Вырез был чрезвычайно низок, чтобы показать дорогие украшения, и Розамонд долго стояла перед туалетным столиком, пытаясь решить, какое ожерелье выбрать. В этот момент из гардеробной показался Роджер в одном полотенце, небрежно завязанном на узких бедрах. Нэн, привыкшая видеть хозяина и не в таком виде, не обращала на него внимания, пока тот не указал ей на дверь. Вынув из сундука небольшую шкатулку, Роджер приблизился к жене. Розамонд увидела его в зеркале и, зная, что он не устоит перед ее чарами, чувственно улыбнулась. Уголки губ лукаво приподнялись. Она расцветала под его ласками, а его любовь заставляла ощущать себя особенной.Розамонд затаила дыхание — руки мужа скользнули к ее шее и стали возиться с застежкой ожерелья, которое он недавно заказал ювелиру. Глаза Розамонд широко раскрылись, когда она увидела великолепные камни, искрящиеся на шее и спускающиеся каскадом на грудь. Рубиновые розы с алмазными серединками выглядывали из изумрудных листьев.— Роджер, я еще не видела подобной красоты. Должно быть, стоит целого состояния!— Думаю, эта безделушка достойна графини!— Графини?— У меня есть все причины полагать, что Эдуард сделает меня графом Тьюксбери, — усмехнулся он, развязывая тесемки ее платья.— Роджер! Что ты вытворяешь?— Именно то, на что ты надеешься. Не сомневаюсь, ты умираешь от желания впервые в жизни залезть в постель с графом!Она ответила призывным взглядом из-под ресниц.— С чего это вдруг ты вообразил, будто станешь первым?Его руки мгновенно сжались, зеленые глаза зловеще сверкнули.— Клянусь Богом, мадам, вам плохо придется, если это не так!— Ты разорвешь платье! — засмеялась она.— Я куплю тебе другое.— Разумеется, мой ненасытный дьявол, еще одно, еще и еще… Рано или поздно поймешь, что графиня обходится дороже простой леди!— А ты узнаешь, что граф более требователен, чем простой королевский управитель! Сними тунику и камизу… Как же давно я не видел голенькую графиню!Розамонд понимала: он поддразнивает ее, хотя, вне всякого сомнения, перевидал в жизни немало обнаженных дам. Но стоит ли его винить? Его неотразимое очарование, красивое смуглое лицо и закаленное тело воина способны покорить любую женщину.Розамонд стояла перед ним в чем мать родила, если не считать варварского великолепия ожерелья. Она откинула волосы, ощутив, как концы прядей коснулись ягодиц, и дерзко вскинула подбородок:— Если расстанешься со своим полотенцем, господин граф, мы сможем начать наш танец соития.Род очертил кончиком пальца тонкую ключицу, украшенную рубиновыми розами, провел ладонями по изящным изгибам талии и бедер, и Розамонд показалось, что она вот-вот лишится чувств. Он гладил ее тело, не пропуская ни единого местечка, и наконец завладел губами. Пальцы его утонули в ее волосах, а губы и язык безмолвно требовали, чтобы она открылась для него. Другой рукой он сжал ее попку, и свидетельство его возбуждения скользнуло между ее бедрами. Поддерживая одинаковый ритм движений языком и вздыбленной плотью, он медленно делал выпад за выпадом в старой как мир игре мужчины и женщины, игре господства и подчинения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43