Розамонд вздрогнула и проснулась, медленно приходя в себя. Она лежала в постели, волосы спутаны, ночная рубашка задрана до самых бедер.Громко всхлипнув, она села. Кошмар вернулся! Но на этот раз у смерти было лицо — лицо Роджера де Лейберна.Два дня спустя в Тьюксбери прибыли Роджер и Гилберт де Клар. Роджер первым делом посмотрел на стены замка и, заметив Розамонд, приветственно поднял руку. Сейчас она сбежит во двор и бросится в его объятия.Так и не увидев жены во дворе, он предположил, что она, как подобает хозяйке замка, готовится встретить гостя.Войдя в зал, Роджер и в самом деле обнаружил Розамонд подле мастера Берка. Вне себя от радости, он подхватил ее, закружил и наградил страстным поцелуем.— Господин мой, пожалуйста, — укоризненно пробормотала Розамонд.— О, Гилберт нас простит! Не стоит так волноваться, тем более что он приехал посмотреть на нашего чудесного сына.Розамонд сухо поклонилась рыжеволосому юноше, которого знала совсем мальчиком.— Господин граф, добро пожаловать в Тьюксбери. — Она, как полагалось, поцеловала его в знак приветствия и сказала: — Я поднимусь — посмотрю, проснулся ли малыш. Пожалуйста, садитесь и выпейте вина.Когда Роджер последовал за Розамонд наверх, она заволновалась, ибо не хотела оставаться с ним наедине. Вот уже два дня она ходила как опоенная дурманящим зельем, не в силах думать ни о чем, кроме ужасных обвинений Алисы. Розамонд то отвергала сказанное ею как наглые измышления, то предавалась сомнениям. Твердила себе, что, как только увидит мужа, сразу поймет правду, а если нет, прямо спросит, как все было. Но Роджер приехал с Гилбертом.Муж подошел сзади и обнял ее.— Милая, мне так тебя недоставало! Зато встреча Эдуарда и Гилберта закончилась благополучно. Гилберт согласился перейти на нашу сторону, и по стране, как лесной пожар, распространяется весть о том, что Эдуард бежал из плена. Позже я расскажу тебе, как ему это удалось.Он поднял сына из колыбели, и когда любовь и нежность осветили его смуглое лицо, сердце Розамонд затрепетало. Он так осторожно держал малыша! Не может быть, чтобы эти же руки убили Джайлза!Розамонд снова заверила себя, что Алисой руководила зависть.Они спустились вниз, чтобы показать свое сокровище, и Гилберт пришел в восторг, вызвавшись стать крестным отцом мальчика и предложив, чтобы одним из имен ребенка было «Гилберт», хотя волосы новорожденного были не рыженькими, а темными. После ужина Розамонд унесла сына кормить, а Роджер остался внизу, с гостем. Она надеялась, что они засидятся допоздна и что Роджер придет, когда она заснет. Розамонд совсем обессилела, чувствуя себя безмерно усталой и измученной.Едва Роджер вошел в спальню, как она притворилась спящей, но незаметно наблюдала, как он долго стоял над колыбелью, покачивая младенца. Боже, какими ласковыми словами осыпал Роджер сына! Она могла бы снова влюбиться в него, не будь ее сердце сковано ледяной тоской.Он осторожно, чтобы не разбудить ее, лег рядом, и, только услышав его размеренное дыхание, она с облегчением вздохнула и погрузилась в дремоту.Очень скоро она с воплем проснулась. Роджер вскочил и прижал ее к груди, стараясь успокоить, но Розамонд продолжала вырываться.— Все хорошо, любовь моя, я здесь, я здесь!Прерывистое рыдание сорвалось с ее губ.— Я снова упала под копыта!Роджер пригладил ее волосы.— Расскажи, — тихо попросил он.— На этот раз я увидела его лицо! Всадник — это ты!Увидев боль и сожаление в его глазах, Розамонд все поняла. Роджер быстро отвел взгляд, но она уже знала: наступила минута, которой он так боялся. Глава 26 Когда Розамонд встала, Роджера в комнате уже не было. Она рассудила, что муж и Гилберт позавтракают вместе, поскольку им необходимо многое обсудить до отъезда в Глостер. Ночью, когда ей приснился кошмар, она не стала ничего объяснять, но теперь, при свете дня, поняла, что больше не может жить в неведении.Розамонд отправилась на поиски Гриффина и вскоре увидела его в кузнице. Оруженосец вместе с остальными воинами чинил доспехи и точил оружие. Она подозвала Гриффина и отошла вместе с ним в сторону.— Чем я могу помочь, госпожа?— Я знаю, ты служишь у сэра Роджера много лет, — начала она и, немного поколебавшись, спросила: — Он не желает говорить, каким образом получил рану на бедре… Это было в битве?— Нет, госпожа, на турнире. Рана от копья оказалась чрезвычайно опасной, он много недель не мог оправиться.— Значит, это было копье?— Да, госпожа.Розамонд боялась задать очередной вопрос и еще больше боялась ответа.— А копье держал мой брат Джайлз?Гриффин смутился, но все-таки ответил:— Да, госпожа.— Спасибо за то, что сказал мне правду, — кивнула она и словно во сне побрела к замку.Едва она попрощалась с Гилбертом, который во главе отряда рыцарей выехал со двора, Роджер шагнул к ней, и она остро ощутила бурлившую в нем энергию и готовность встретить брошенный де Монфором вызов. Глядя на него, Розамонд поняла, что в эти дни решается и его судьба, и судьба принца, которому он служил. Грядущие события, вполне вероятно, изменят историю Англии, но для Розамонд это уже не имело значения.— Я должна поговорить с тобой, Роджер.Роджер блеснул чарующей улыбкой:— Это не может подождать, милая?— Нет, господин, не может. Пожалуйста, поднимись со мной в соляр, где мы сможем остаться наедине.Роджер сразу помрачнел и насторожился. Оставалось надеяться, что жена не попросит его отказаться от честолюбивых замыслов. Он знал об опасности, мало того — приветствовал ее, но при этом помнил и о постоянно терзавшем Розамонд страхе смерти.— Это ты убил моего брата?Едва слышный шепот повис в воздухе.Роджер потрясенно замер. Такого он не ожидал… хотя разве не он опасался этого вопроса с тех пор, как Розамонд исполнилось двенадцать лет?— Кровь Христова! — выругался он, и мука исказила его лицо. — Розамонд, это был несчастный случай!Она отпрянула от него, словно обожглась. Роджер молча наблюдал, как краска медленно сбегала с лица жены, а вместе с ней исчезала и надежда.Он поморщился, как от боли, но упрямо повторил:— Это был несчастный случай… клянусь!О, как ему хотелось, чтобы она набросилась на него, попыталась выцарапать глаза, разразилась самыми затейливыми ругательствами, сорвала свою злость, кусаясь, лягаясь и царапаясь! Но Розамонд не пошевелилась. Она лишь неподвижно стояла, поглощенная ужасом и отчаянием.Род шагнул к ней.— Не прикасайся ко мне. И близко не подходи. — Она смотрела на него обвиняющим взглядом, словно он нанес ей смертельный удар.— Неужели ты не веришь мне? — вырвалось у него.— Я не знаю, чему верить.«Господи Боже, как я хочу верить тебе, потому что умираю от любви…»— Рыцарские поединки всегда опасны. На ристалищах нередко гибнут люди. Поэтому турниры объявлены вне закона. Король запретил Эдуарду проводить их, но принц ничего не хотел слушать: мы жаждали приключений. В тот день в Уэйре с копья свалился защитный наконечник. Джайлз умер мгновенно. Господи, Розамонд, ты должна поверить, что это вышло случайно!— Почему? Иначе я могу заподозрить, что ты убил его из мести за ту рану, которую он тебе нанес… или из жадности? Почему ты с самого начала не сказал мне правду?— Розамонд, даю слово, я был поражен, что ты ничего не знаешь. В то время все знали, что Джайлз умер от моей руки. Когда я обнаружил, что ты думаешь, будто его растоптал конь, я не рискнул открыть тебе, как все было на самом деле.— Да, и потерять все владения, ради которых ты прикончил человека?— Это чертовски жестокие и злые слова, Розамонд. И к тому же несправедливые.— А не жестоко ли было заставить меня влюбиться и выйти за тебя замуж при том, что мой брат погиб по твоей вине?— Я бы отдал все на свете, чтобы вернуть его, но не могу. Либо ты поверишь мне, либо нет. Либо будешь доверять, либо нет. Тебе решать, Розамонд.— И рада бы поверить, что произошел несчастный случай, но не знаю, что делать, — призналась Розамонд. — Меня разрывают сомнения. И нужно время подумать… вдали от тебя.— Я попрошу мастера Берка отвезти тебя в Дирхерст.— Дирхерст чересчур близко, а мне слишком тяжело будет жить в замке, которому предстояло стать домом Джайлза. Я отправлюсь в Першор, — с поистине царственным высокомерием объявила Розамонд.Роджер коротко поклонился, не сказав, что ей не нужно куда-то уезжать, поскольку скоро он отправится по стране набирать солдат и заготавливать припасы для грядущей войны. Он немедленно приказал своим людям отвезти в Першор Розамонд с ребенком.Роджер не принадлежал к тем людям, которые долго предаются душевным терзаниям, но сейчас он ощутил невероятную душевную пустоту. Он видел себя глазами Розамонд, ощущал ее боль. И чувствовал себя отчаянно виноватым во всем, таким виноватым, что едва не бросился за Розамонд, моля о прощении. Помешала несгибаемая гордость. Слишком поздно Роджер понял, что ему надо было сказать жене, как на самом деле погиб Джайлз Маршал. Может, тогда ее кошмары прекратились бы раньше. Но обвинения, брошенные Розамонд, поистине гнусны! Как она могла считать его подлецом, убившим Джайлза в отместку за полученную рану?! И, что еще хуже, как она посмела обвинить его в том, что он пронзил ее брата копьем, желая получить Дирхерст?Слепящая ярость поднялась в Роджере. У этой женщины хватило дерзости покинуть его и увезти сына! Ему следовало бы помчаться следом и притащить ее за волосы, призвать на помощь закон, показать, что ее место рядом с ним, господином и повелителем, которого она клялась любить, почитать и слушаться, что бы ни произошло!Но верх снова взяла гордость. Какой смысл жить с женщиной, которая тебе не верит?Роджер любил жену всей душой, глубоко, верно. Пусть она решает, как поступить. Пускай разберется в своих смятенных чувствах, прислушается к собственному сердцу. Если она в самом деле любит его, значит, поверит, что гибель Джайлза была случайной.
Созывая парламент, Симон де Монфор надеялся принести в Англию мир. Однако с самого начала все пошло не так, как было задумано. Беды и неприятности сыпались со всех сторон. Вновь избранный понтифик, папа Клемент, открыто ненавидевший Симона, встал на сторону короля, издав буллу, в которой отлучал де Монфора от церкви. Это, разумеется, увеличило угрозу вторжения.В довершение ко всему Симон был потрясен тем, как мало баронов явилось на открытие парламента. Приехали только те, чьи владения находились на востоке. Западные бароны так и не показались. Приграничные же бароны восстали, и Симон понял, что следует как можно скорее нанести ответный удар и погасить пламя войны, иначе к мятежникам присоединится знать из западных областей. Он проклинал тот день, когда согласился сделать Эдуарда заложником в обмен на освобождение приграничных баронов. Симон недооценил ум врага, и теперь ему приходилось расплачиваться за это.Де Монфор рассчитывал на поддержку графа Глостера. Гилберт поможет ему подавить бунт приграничных баронов, а когда его войска перейдут Северн и углубятся в Уэльс, можно надеяться на Ллевелина, обещавшего предоставить в его распоряжение сотни валлийских лучников.Элеонора де Монфор к открытию парламента со своим двором перебралась в Лондон, но теперь Симон решил отослать жену в Дувр с отрядом из восьмидесяти человек под командой сэра Рикарда де Берга. Эта мера сохранит мир в восточных графствах, обеспечит лояльность пяти портов и преградит путь королевским наемникам из Франции. Поскольку сын де Монфора, Симон, командовал силами Суррея и Суссекса, поддерживавшими мир на юге, сам граф во главе армии направился на запад усмирять приграничных баронов. Прибыв в город Глостер, он с удивлением обнаружил, что замок там напоминает военный лагерь; более того, он нашел Гилберта де Клара в весьма воинственном настроении. Свирепый юнец злился на де Монфора, захватившего всю власть в Англии. В эту ночь небо освещали сотни походных огней, разведенных вооруженными всадниками, раскинувшими лагеря на поросших лесом холмах рядом с Глостером. Симон понял, что если он не улестит Рыжего Гилберта, дружбе между ними конец. Он пообещал Гилберту почести и богатство, но молодой граф остался равнодушным.На следующий день Генри де Монфор привез убийственную весть о побеге принца Эдуарда из Херефорда. Хотя Симон и упрекал сына за недосмотр и беспомощность, он все же признавал, что всегда боялся и предчувствовал подобное развитие событий. Эдуарда Плантагенета долго в клетке не удержишь!Он немедленно приказал солдатам идти на Херефорд, ибо если он оставит Эдуарда на свободе, число его сторонников станет увеличиваться не по дням, а по часам, и война снова охватит Англию. Однако прежде чем Симон успел двинуться в поход, лазутчики донесли ему, что Джон де Уоррен, граф Суррей, движется по Пемброку с огромным войском. Зная, что пять портов восточного побережья закрыты, они обогнули Англию, чтобы высадиться на западном побережье Уэльса.Симон де Монфор колебался, не зная, что предпринять: попытаться снова взять в плен Эдуарда или идти в Уэльс и с помощью Ллевелина стереть с лица земли армию де Уоррена?Он решил, что второе важнее, и потребовал от Гилберта де Клара присоединиться к нему. Гилберт вел себя недружелюбно, и Симон понял: отныне не стоит рассчитывать на его поддержку. Прежде чем перейти реку Северн, он послал сыну Симону настоятельный приказ собрать верные ему силы юга и востока и вести на соединение с основной армией.Тем временем в Ладлоу королевская армия действительно росла день ото дня. Эдуард Плантагенет, опьяненный свободой, был полон энергии и решимости, заражавшими каждого, кто переходил на его сторону. Теперь он разительно отличался от высокомерного неосмотрительного военачальника, сражавшегося в битве при Льюисе. Принц хорошо усвоил горькие уроки поражения и за долгие месяцы плена успел выработать стратегию наступления и планы отмщения.Ему не терпелось поднять оружие против врага и вернуть Англию короне. Сам великий воин твердил ему, что главное в битве — быстрота и натиск, но Эдуард понял, что битву можно выиграть еще до начала, тщательно спланировав атаку и правильно расставив войска на выбранном заранее поле боя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43