Но что тогда заставило ее губы немного приоткрыться, стоило только ему провести по ним пальцем? Только этого еще не хватало! Куда пропала Ди?!
Они стояли лицом к лицу в обступившей со всех сторон ночной тьме. Луч фонаря беспомощно упирался в землю. Он провоцировал ее, но Брук готова была скорее умереть, чем пойти на попятную. Она примет вызов, она не унизит себя позорным бегством. Она покажет этому проходимцу, что не все женщины в мире подвластны его примитивным чарам. Ради Ди она должна поставить его на место. С какой радостью Брук собьет с него спесь! Негодяй явно вообразил себя чем-то вроде дара Господня для любой особы женского пола!
Тем временем он не спеша снова коснулся пальцем ее нижней губы и провел по ней самым возбуждающим образом. Брук застыла, широко распахнув глаза, словно кролик перед удавом, из последних сил преодолевая желание потрогать языком этот проклятый палец.
Ее внезапно охватил озноб. Ничего удивительного, ведь в лесу стало довольно прохладно! Вот куда может завести опрометчивость. Ей стало совсем тошно. Но откуда же ей было знать, что она останется с этим негодяем наедине в лесу?!
А потом, когда настырный палец оставил в покое ее губы и осторожно нащупал напряженный сосок, а подонок набрался наглости ее поцеловать, она ответила на поцелуй, потому… потому что…
Брук вздрогнула, как от толчка, и резко отстранилась. Она и сама не ожидала, что может с такой силой оттолкнуть его. Ей не хватало воздуха, она дышала глубоко и часто — еще бы, ведь злость ее уже переливалась через край. Никогда в жизни Брук не была так отвратительна самой себе.
— Это неправда, будто Элайя плохо слышит! — хрипло выпалила она. — У него отличный слух, и если ты снова ко мне полезешь, я закричу!
Вместо ответа он просто взял ее руку и положил на то место, где ткань джинсов заметно бугрилась над упрямо выпиравшей ожившей плотью. Что и говорить — от неожиданности у Брук подломились колени. Ладонь обжигало, будто огнем. Она чувствовала тяжелые, мощные толчки горячей крови. И в каком-то невероятном приступе безумия даже сжала ладонь. Он громко охнул, и у Брук по спине побежали мурашки, а между ног стало горячо и влажно.
— Тогда вы могли бы полезть ко мне, — предложил он хрипло. — Обещаю, что не буду кричать. По крайней мере сначала!
Его голос помог Брук вернуться с небес на землю. Она ощущала исходившие от него чувственные жаркие волны, будившие ответное пламя в ее теле. Брук заставила себя убрать руку — но это удалось ей далеко не сразу. Как можно решительнее глядя ему в лицо и стараясь не замечать томно прикрывшихся век и не думать о том, что это означает, она заявила:
— О'кей, один-ноль, теперь я вижу, какой ты крутой самец и соблазнитель невинных женщин! — Она и не пыталась скрыть, как ей отвратительна собственная слабость. — Вот только старался ты совершенно напрасно. Я и без доказательств это отлично знаю — от Ди!
Пока ее слова проникали в его помутившийся от страсти рассудок, Брук решительно отобрала у него фонарь, повернулась и зашагала к дому.
Ее все еще колотила нервная дрожь, у нее горело и ныло в таких местах, даже подумать о которых было стыдно. Что на нее нашло? Почему она позволила себе хотя бы на миг так откровенно поддаться похоти, и вдобавок не просто с первым встречным, а с парнем ее родной сестры?! Целых шесть месяцев она с успехом отшивала Кайла, не поддаваясь ни на его ласки, ни на льстивые слова. Ее все время что-то настораживало, не позволяло пойти до конца. И она могла только похвалить себя за подобное упрямство.
А сегодня… Стоило взглянуть на этого проходимца — и она уже готова сама ласкать его… его Хьюго.
Дверцу на ящике с предохранителями заклинило, и Брук от души врезала по ней пару раз фонарем — ржавая железяка подчинилась. Трясущимися руками, едва соображая, что делает, она нажала на рубильник и снова закрыла ящик. Брук мучительно пыталась вспомнить, сколько тарелок оставалось на кухонной полке. Черт с ними, потом можно будет купить другие…
Он ловко подхватил ее под локоть, когда она налетела на него во тьме и чуть не упала, тем самым снова напомнив о своем присутствии — теперь, когда ей больше всего хотелось вообще забыть о нем. С какой радостью она вычеркнула бы из жизни весь этот суматошный, бестолковый день!
— Простите!
Черт бы его побрал заодно с его проклятой вежливостью! Пусть не надеется — она в жизни его не простит, а заодно и себя, если уж на то пошло! И она с горечью воскликнула:
— Что-то поздно ты спохватился!
— Все не так уж плохо, как вам кажется!
— Неужели? — Ее разобрал нервный смех. — А не много ли ты на себя берешь?
— Вы сердитесь потому, что мы друг к другу неравнодушны?
Гневная отповедь готова была сорваться с ее губ, но Брук вовремя сдержалась. Глупо было отрицать очевидное. Но и оставлять за этим наглецом последнее слово она не будет!
— Я сержусь потому, что тебя любит Ди!
— А если это не так?
Сердце чуть не выпрыгнуло у Брук из груди, окрыленное вспышкой неистовой, дикой надежды. Но достаточно было вспомнить отрешенную, мечтательную мордашку ее младшей сестренки — и все встало на свои места.
— Не смей лгать! Уж я-то знаю, что она тебя любит. И она не желает избавляться от ребенка — твоего ребенка! А потому не видать тебе города, как своих ушей, пока вы не поговорите обо всем толком.
— Я могу вернуться туда пешком.
Брук всерьез задумалась над этой угрозой. А ведь с него станется! Но что-то подсказывало ей, что мерзавец не спешит ударяться в бега — по крайней мере нынче ночью. Иначе он не взъелся бы так на Элайю, когда обнаружил, что они не одни в этой глуши.
— Ты сам сказал, что я всегда смогу тебя отыскать! — Она помолчала и добавила вкрадчиво и, насколько могла, угрожающе; — Можешь не сомневаться — так оно и будет! Не надейся, что я передам это дело копам! Свои проблемы я люблю решать сама!
— Очаровательная стойкость!
— На твоем месте я бы поостереглась!
— О'кей, я вам верю!
— Вот как? — Брук смерила его подозрительным взглядом. — Снова будешь вешать мне лапшу на уши?
— Чтоб я сдох! — И он размашисто осенил грудь крестом в знак того, что говорит чистую правду. — Не лучше ли нам продолжить беседу в доме?
— Беседу о вас с Ди и вашем ребенке?
— Хм-м… — Он неохотно кивнул и добавил: — А еще я бы хотел поговорить о делах на фабрике. Мне кажется, из этого все-таки можно сделать статью…
Алекс опустился на колени перед небольшим камином и поднес спичку к кучке сухих щепок. Сидя на корточках и глядя на разгорающийся язычок пламени, он стал не спеша подкладывать дрова в камин.
Этот жадный, ненасытный огонь живо напомнил ему собственную реакцию на Брук Уэлш. Он понимал, что давно пора перестать играть роль «негодяя Клиффа», — но как теперь, скажите на милость, от нее избавиться? Эта женщина разбудила в нем нечто примитивное и дикое, о существовании чего он до сих пор даже не подозревал. Вот бы удивились сейчас его родные! Они наверняка решили бы, что он окончательно спятил! Ни одной женщине не удавалось задеть в нем те струны, до которых дотянулась Брук. Даже сейчас он всей кожей чувствует ее присутствие и ловит каждое ее движение. Не в силах усидеть на месте, Алекс оглянулся.
Брук положила на стол какой-то белый пакет из плотной бумаги и стала остервенело долбить по нему кулаком. Алекс изумленно наблюдал. Да, этой женщине не откажешь в оригинальности — но это только добавляло ей прелести в его глазах. Она подняла голову, как будто почувствовала его взгляд. Покраснев, Брук поспешила ответить на его немой вопрос:
— Какао с молоком. Наверное, ему уже сто лет!
— Вы не часто сюда приезжаете?
Она покачала головой, делая вид, будто целиком занята окаменевшим какао. Шелковистая прядь волос упала на лицо, скрывая смущение.
— С тех пор как мы лишились родителей, здесь стало не очень-то весело. Особенно для Ди. Ей тогда было всего четырнадцать.
Она внезапно подняла голову. Пламя, тлевшее в глубине ее дивных медовых очей, ничуть не уступало по силе снедавшему его самого пламени страсти. И Алекс в очередной раз подумал с невольным облегчением, как хорошо все-таки, что он не Клифф.
— Ты ведь и без меня об этом знаешь, верно? Ди наверняка тебе рассказывала.
— Я ничего об этом не знаю. — По крайней мере на этот раз он сказал чистую правду.
Брук сдернула с полки кастрюлю и с грохотом опустила ее на конфорку маленькой газовой плитки. Дожидаясь, пока закипит вода, она приняла самую независимую позу: скрестила руки на груди и прислонилась к кухонному столу.
Алекс как ни в чем не бывало выдержал ее разъяренный взгляд.
— Скорее всего ты просто пропустил это мимо ушей, — наконец буркнула она. — Слушай, неужели тебе не совестно? Неужто Ди тебе совсем до фонаря?
Алекс невольно поморщился. Он не укорял Брук за невоспитанность. Его тронули горечь и тревога, прозвучавшие в усталом голосе. В ответ он произнес первое, что пришло ему в голову, и тут же пожалел о своих словах:
— Может быть, вам для разнообразия не помешало бы заняться своей личной жизнью?
Ну кто его за язык тянул?
— Ты что, забыл, почему здесь оказался? Ди — тоже часть моей жизни! Я растила ее одна с тех пор, как умерли родители!
— Но она уже достаточно взрослая, чтобы самой о себе заботиться. — Это была игра вслепую. Алекс понятия не имел ни о том, сколько лет ее сестре, ни как давно умерли их родители. Однако по ее раздраженному прищуру он догадался, что попал в цель. И осторожно двинулся дальше по этому пути, как слепой, бредущий по густому лесу. — Каждому рано или поздно приходится самому расплачиваться за свои ошибки.
— Но это была не ее ошибка, мистер Скорострел! — взорвалась Брук.
Ну вот, они опять вернулись к тому, с чего начали. Алекс подавил сокрушенный вздох. Конечно, она имела полное право на него злиться, ведь ей невдомек, что он ни в чем не повинен.
Ему уже до чертиков надоело отбивать ее атаки вместо того, чтобы дать волю своим истинным желаниям. Он попытался увести беседу от слишком щекотливой темы.
— Вы давно работаете на фабрике? — Конечно, Алекс отлично помнил содержание ее личного дела, но надеялся таким образом завязать разговор — вдруг всплывут какие-то важные детали?
Но она не спешила отвечать, делая вид, что слишком занята приготовлением какао: Брук размешивала его в кружке с такой яростью, будто готовила яд для своего кровного врага. Алекс не спускал с нее глаз и не заметил, как снова завелся, прикидывая про себя, так ли неистово и бурно она ведет себя в постели. Он молча взял протянутую кружку, стараясь не обращать внимания на плававшие там бурые комки и надеясь, что она не заметит его состояния.
Наконец Брук опустилась рядом с ним на пол перед камином и промолвила, не отрывая глаз от языков пламени:
— Шесть лет.
— Вы окончили колледж?
— Всего два курса. Пришлось бросить, когда мы остались одни.
— Чтобы воспитывать Ди?
— Очередная попытка прочесть мне лекцию о том, до скольких лет надо воспитывать детей? — с подозрением спросила она.
Надменный росчерк ее пухлых чувственных губ лишал Алекса самообладания, он готов был выложить ей всю правду. Невыносимо и дальше нести груз этой незаслуженной ненависти, когда он так отчаянно мечтал о ее любви!
Горячие, искренние слова так и рвались с языка, но он вовремя вспомнил, что привело его в этот город. Пожалуй, его признание делу не поможет! Из «негодяя Клиффа» он превратится в «большого босса» — и от этого станет еще хуже. А уж Брук не преминет отыграться на нем за свою оплошность — в этом можно было не сомневаться.
— Клянусь: никаких лекций! — пообещал он с безмятежной улыбкой.
— О'кей. Да, я бросила учебу, чтобы растить Ди. Мои братья к тому времени уже переженились и жили своей жизнью, отдельно от нас.
— И все свалилось на вас одну, — мягко произнес он, не в силах скрыть восхищения ее стойкостью. Она пригубила какао и скривилась от отвращения. Алекс невольно ухмыльнулся. — Хорошо, что вы попробовали его первая!
— Ужасная горечь! — призналась она.
Оба словно по команде отставили кружки в сторону, к камину. Теперь Алексу стало совсем худо. Не зная, чем занять руки, он только о том и думал, как бы обнять ее и прижать к себе.
— Ди очень тяжело переживала их смерть. — Она небрежно дернула плечом, но эта внешняя бравада нисколько не обманула Алекса. — Она была самой младшей, и мы все ее баловали, как могли.
Алекса бросило в пот от желания погладить ее по голове, отвести с лица пушистые рыжие пряди, коснуться ладонью нежной молочно-белой кожи — хотя бы на миг, а там будь что будет!
Не отрывая глаз от огня в камине, Брук снова передернула плечами, пробормотав:
— Не хватало только, чтобы я тоже разнюнилась! Алекс оставил ее слова без ответа. Он уже успел сделать несколько важных выводов. Судя по всему, когда они осиротели, Брук великодушно взяла на себя заботу о Ди, не позволяя предаваться собственному горю. По-видимому, тогда она твердо решила оградить младшую сестру от всех печалей и невзгод этого мира. И он ни в коем случае не порицал Брук за эту горячность. Напротив — она внушала ему искреннее уважение.
Но даже ее бескорыстная любовь к сестре не оправдывала столь необдуманный риск. В одиночку, безоружной, похитить незнакомого мужчину и оказаться с ним наедине в лесной глуши — и как только она до такого додумалась? Алекс сердито нахмурился. А вдруг в эту минуту из кафе вышел бы не он, а тот, настоящий Клифф, или кто-нибудь еще похуже? Несмотря на всю свою стойкость и отвагу, Брук ни за что не справилась бы со взрослым мужчиной!
Он сам удивился тому, как возмутили его эти недопустимые самоуверенность и беспечность. Воспоминание о том, что в качестве оружия Брук прихватила жалкий кусок пластика, только подлило масла в огонь. Он грубо схватил ее за подбородок и выпалил:
— Ваша любовь к сестре достойна восхищения. Да, черт побери, я готов восхищаться вами — но вы не можете отрицать, что дали маху, затащив меня в эту дыру!
— Это почему же? — Она явно опешила от неожиданности.
— Да потому, что вы — красивая, привлекательная женщина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34