Видал поднялся наверх и сложил в чемодан новые вещи Карианы, купленные специально к ее приезду. Телефон снова зазвонил, и он подбежал к аппарату: вдруг доктор Гроссман собрался сообщить, что приезд врача и сестер откладывается. Но это оказался Тео.
– Слышал новости? Гитлер захватил Чехию, и Англия объявила войну. Двое из моих ведущих актеров – британцы, и подумать только, подонки сообщили мне сегодня, что возвращаются домой сражаться с врагом! Замена будет стоить мне десятки тысяч! Ты слушаешь меня?
– Да, Тео, – ответил Видал, держа трубку в одной руке, а другой закрывая чемодан.
– Иисусе, что я буду делать? Как доснять «Темный квинтет» без главного героя?
– Или без режиссера, – добавил Видал, ставя чемодан на пол.
– То есть как это «без режиссера»?! ТЫ и есть этот чертов режиссер!
– Да, и я тоже европеец. Если в Европе началась война, значит, это и моя война. Уверен, что англичане найдут применение моим способностям.
– Видал! – завопил Теодор, но Видал уже положил трубку. К тому времени как Тео ворвался в дом, Карианы Ракоши уже не было, а Видал собирал вещи.
– Куда тебя несет, кретин?! – взорвался Гамбетта, не успев отдышаться.
– В Лондон, – ответил Видал, сунув паспорт в нагрудный карман. – После событий последних месяцев поля сражений покажутся мне пикником.
Глава 25
Валентина молча выслушала новость об отъезде Видала. Она по-прежнему не могла говорить о случившемся. Даже с Лейлой. Рана была слишком глубокой, и ничто – ни время, ни обстоятельства, ни работа не сумели ее залечить. Дентон повторил свое предложение руки и сердца дважды, и оба раза Валентина отвергла его. После третьего отказа его отношение к ней изменилось; он стал более властным. Дентон больше не просил. Он требовал. Валентина пыталась быть терпеливой, убеждала себя, что он лишь желает ей добра, но обнаружив, что Дентон ведет переговоры с закрытыми частными школами и намеревается заставить ее отослать туда Александра, взорвалась.
– Это просто глупо, Дентон! Александр еще так мал! И нуждается во мне!
Дентон поджал губы. Вся се любовь и внимание принадлежат этому мальчишке! Одну помеху он устранил – Ракоши больше не стоит между ним и желанной добычей. Оставался Александр.
– Все матери об этом твердят, – вкрадчиво начал он. – Но я хочу, чтобы Александр получил самое лучшее образование. Я тщательно отобрал подходящие школы, и…
– Нет! – Глаза Валентины зловеще блеснули. – Образование моего сына никоим образом вас не касается, Дентон. Я и только я буду распоряжаться, какую школу ему посещать.
– Не совсем так, Валентина. Я думал, что ясно дал вам понять это, когда взял на себя управление вашими финансами.
– Финансами, но не моей личной жизнью, Дентон. Лейла жалуется, что ко мне не дозвониться, Стен обмолвился, будто вы сказали, что я не собираюсь играть в новом бродвейском спектакле, когда «Гедду» снимут с репертуара. Как вы смеете говорить подобные вещи от моего имени?! Мы никогда это не обсуждали, и, к вашему сведению, я очень хотела бы играть в новой постановке Стена.
– Бродвейская сцена престижна, но деньги сделать можно исключительно на фильмах, – холодно заметил Дентон. – Как только публика перестанет ходить на «Гедду», мы осуществим давно задуманные планы. Именно поэтому необходимо отослать Александра в школу. Его постоянное присутствие будет вас отвлекать.
– Ошибаетесь! – вскинулась Валентина. – Вы говорите о моем сыне, Дентон!
Однако в ледяных серых глазах не промелькнуло ни искорки понимания. Ярость Валентины мгновенно улеглась, оставив лишь невыразимую усталость. Этот дом показался ей тюрьмой. Дентон хотел от нее больше, чем она могла ему дать. Он хотел владеть ею так же безраздельно, как произведениями искусства и антиквариатом. Валентина откинула волосы со лба.
– Я слишком долго жила здесь, Дентон. И потому собираюсь переехать к Лейле, пока спектакль не сойдет со сцены.
– В эту убогую лачугу, которой и горничная погнушалась бы? – пренебрежительно бросил Дентон. – Вы звезда. Что подумает публика, если вы станете жить в квартире, которая по карману каждому из них?
– Не знаю и не хочу знать. Александр обожает Лейлу. Ее квартира для него второй дом, и это главное.
– Вздор! – процедил Дентон, осунувшись на глазах. – Вы переутомились. Если это так волнует вас, Александр останется здесь. Можно найти подходящую школу в самом городе. И купить другой дом.
– И всем этим я займусь сама, – спокойно – заявила Валентина. – Вы не любите Александра, Дентон. Как бы вы ни пытались скрыть это, все бесполезно. Нельзя пересилить себя. Ему будет лучше у Лейлы.
Дентон попытался было протестовать, но Валентина не дала ему договорить.
– И мне тоже, – добавила она.
Их расставание было отнюдь не дружеским. Дентон с самого начала намеревался жениться на Валентине, а без этого не находил ничего почетного в том, чтобы просто заниматься ее финансами. Брук Тейлора отвергли, и он никак не желал смириться. Его отзывы о Валентине в прессе можно было без всяких преувеличений назвать уничтожающе пренебрежительными.
– Ради Бога, Валентина, – в конце концов, взмолился Стен. – Тебе нужно сделать ответное заявление! Он твердит, что забросил собственные дела ради твоих и потерял на этом тысячи долларов.
– Это неправда.
– Я знаю! Но читатели так простодушны! И, конечно, поверят каждому его слову! Дентон бывает крайне убедительным, когда захочет.
– Согласна, – кивнула Валентина, сухо улыбнувшись. – Но я не собираюсь опускаться до его уровня и обмениваться публичными оскорблениями. Дентон ошибочно считает, что его достоинство унижено. Ему нужно поскорее остыть и успокоиться. Если для этого он избрал подобный способ, желаю удачи.
Стен в притворном отчаянии покачал головой и ухмыльнулся. Высказываниями Дентона пестрели заголовки газет, но все его старания ни к чему не приводили – в глазах поклонников Валентина всегда и неизменно оставалась права. Ею восхищались. Ей подражали все женщины Америки, от одного побережья до другого. Она была звездой куда крупнее и ярче, чем любая другая звезда экрана и сцены. Она была Валентиной, и Стен обожал ее.
Настало лето. Европа все глубже погружалась в хаос войны, и письма к Эванджелине оставались без ответа.
– Только бы знать, что она в безопасности, – вздыхала Валентина.
Стен погладил ее по руке.
– Не теряй надежды и пиши по-прежнему, – сочувственно ответил он. – Обстановка должна улучшиться. Не может же она все время ухудшаться!
Но Стен ошибся. Первого сентября Гитлер захватил Польшу.
– Сомневаюсь, что ты услышишь о своей свекрови до окончания войны, – покачал головой Стен, когда они вместе пили кофе. – Вчера я получил письмо от Дэвида Найвена. Он считает, что Америка скоро вступит в войну и тогда победа не за горами.
– Дэвид покинул Голливуд и сразу же пошел в армию, верно?
– Да, причем без всяких колебаний.
– А Видал – венгр и тоже воюет, – пробормотала Валентина сдавленным от еле сдерживаемых эмоций голосом.
Стен пристально взглянул на нее. Имя Видала редко упоминалось в ее присутствии.
– Да, – ответил он, стараясь говорить как можно небрежнее. – Очень странный поступок. Уехать из Голливуда в тот самый день, когда Англия объявила войну Германии!
– Видал ненавидит нацистов и их идеи, – заметила Валентина, тряхнув головой так, что волосы почти закрыли лицо. – Он не останется в стороне. Господи Боже, почему эта страда так слепа?! Меня тошнит от Чарлза Линдберга, Джозефа Кеннеди и их напыщенных изоляционистских заявлений! Люди гибнут, а мы сидим и ждем, пока Гитлер захватит Англию! Что же будет с Европой?!
– Бог знает, – устало ответил Стен, думая о своих двоюродных братьях, оставшихся в полуразрушенном Лондоне. – Но ты и так делаешь все, что в твоих силах. Ты организовала больше благотворительных концертов для Фонда помощи Британии, чем все, кого я знаю.
– Этого недостаточно! – с горячностью воскликнула Валентина, сжав кулаки. – Недостаточно для таких людей, как Эванджелина, Мария и Аристея.
– Почему вы оба такие мрачные? – осведомилась Лейла, подсаживаясь к их столу.
– Война, – коротко ответил Стен. Лейла равнодушно пожала плечами.
– Почему бы вам для разнообразия не поговорить о чем-то другом? Например, о сексе. Потрясающем великолепном сексе.
Стен и Валентина рассмеялись. Если бы не ежедневные спектакли, вряд ли Лейла вообще вылезала бы из постели Рори О'Коннора.
– Корда собирается снимать любовно-приключенческий фильм о жизни лорда Нельсона, одного из самых великих адмиралов Англии, и леди Гамильтон, – сообщила Лейла, закуривая сигарету. – Ходят слухи, что на главные роли он берет Лоуренса Оливье и Вивьен Ли.
– Насколько я понимаю, на эту картину его вдохновила война, – уверенно объявил Стен, поднимаясь. – Кто хочет еще кофе?
Когда Япония атаковала Пёрл-Харбор и втянула в войну Америку, Валентина почувствовала только облегчение. Она с головой ушла в организацию и поддержку благотворительных вечеров, концертов, базаров в пользу американского Красного Креста, фондов помощи Франции и Англии. Джеймс Стюарт вступил в военно-воздушные войска США и был послан в Британию; Кларк Гейбл последовал его примеру. Валентина переписывалась с обоими, спрашивая между делом о Дэвиде Найвене, Видале и многих других актерах и режиссерах, находившихся в Великобритании. Но в каждом письме она со страхом искала имя Видала. Видала, о котором не переставала думать каждый раз, когда читала военные отчеты или смотрела кинохронику.
Саттон Хайд и его жена приехали в Нью-Йорк.
– Ты выглядишь усталой, Валентина. Нужно отдыхать хотя бы немного, – твердил ей Саттон, приходя в гости. – Если будешь продолжать в том же духе, скоро свалишься.
– Со мной все в порядке, Саттон. Пожалуйста, не волнуйся.
Но Саттон заметил синие тени под ее огромными глазами. Валентина лгала, и он знал это.
– В какой исторической драме Тео собирается снимать тебя на этот раз? – поинтересовалась она, меняя тему.
Ей нравилось общество Саттона, напоминавшего ей о «Королеве-воительнице», о замужестве, о Паулосе. С ним не было связано никаких грустных событий, и Валентина порадовалась, что он слишком стар для армии и поэтому может уделять ей так много времени в Ныо-Иорке.
– «Капитан Блек», – ответил Саттон, поднимая глаза. – Я должен играть английского графа, взятого в плен за выкуп. Это, конечно, будет сущим кошмаром! Теодор не имеет ни малейшего представления об истории. Без Видала он ни на что не способен.
При упоминании Видала на них словно надвинулась черная тень, и оба замолчали. Видал. Сердце Валентины заныло. Жив ли он? Счастлив ли?
– Я замерзла, – пробормотала она, хотя жара стояла невыносимая, и, поплотнее закутавшись в кардиган, попросила горничную зажечь камин в гостиной. Но так и не согрелась – ледяная тревога, сковавшая в тот день, когда она получила телеграмму Видала, так и не покинула ее. Осталась с ней навсегда.
– Что произошло между тобой и Видалом? – мягко спросил Саттон. – Я видел фото, снятое на вечере в честь премьеры «Гедды Габлер». Вы стояли вместе, и я подумал… – Он выразительно поднял плечи. – …подумал, что наконец и вы будете счастливы.
Горничная принесла поднос с полупрозрачными фарфоровыми чашечками и чайник с любимым чаем Саттона «Эрл Грей». Валентина подождала, пока она поставит поднос и уйдет, и впервые с того ужасного дня призналась:
– Я тоже так думала, Саттон. Та ночь стала самой счастливой в моей жизни.
Отблески пламени играли в ее волосах, подчеркивая чистоту просриля. У Саттона перехватило дыхание. Она была самой прекрасной женщиной, виденной им в жизни. И самой грустной.
– На следующий день Видал уехал в Лос-Анджелес, чтобы сказать Кариане о разводе. Мы собирались пожениться, Саттон. И поженились бы, если… – Глаза ее потемнели, а кулаки сжались. – …Если бы не этот проклятый пожар!
Нечеловеческая мука в ее голосе словно опалила его.
– Я понимаю. Вы решили немного повременить. Кариане было очень плохо, но…
– Он не захотел ждать, – перебила она, и тоска мгновенно исчезла. Перед ним сидела усталая, истерзанная горечью и болью женщина. – На следующий день он прислал телеграмму, прямо из больницы. Развода не будет. Он не пожелал больше меня видеть. Остался с Карианой. Сделал свой выбор, – глухо договорила она.
Когда «Гедду Габлер» наконец сняли с репертуара, Валентина отказалась от всех предложенных сценариев, говоря всем, что пока не будет сниматься в кино. Вместо этого она отправилась в Объединенный отдел организации досуга войск и предложила свою помощь.
Офицер, принявший ее, был крайне польщен, но не проявил большого энтузиазма.
– Нам нужны скорее эстрадные артисты. Танцоры, певцы и тому подобное.
Глаза Валентины блеснули.
– Лейтенант, я именно то, что вам необходимо. Поверьте, я могу заставить любого солдата хотя бы на время забыть о пережитых ужасах.
Лейтенант расплылся в улыбке.
– Один взгляд на вас, мадам, и они вообще не будут знать, на каком свете очутились!
Саттон подарил ей револьвер сорок четвертого калибра с инкрустированной перламутром рукояткой, служивший ему во время первой мировой войны.
– Надеюсь, тебе не придется воспользоваться им, дорогая, но если не повезет, не задумываясь нажимай на курок. Промедление может оказаться роковым.
Он дружески расцеловал ее на прощание. Глаза его при этом подозрительно блестели. Услышав о планах Валентины, Роган Тенант попросил разрешения сопровождать ее. Они сделают несколько сценок вместе. Он будет петь. И вообще ему претит играть героев в павильонах студии, пока его земляки гибнут на полях сражений. Людей его возраста уже не берут в армию, но по крайней мере он хотя бы выполнит свой долг.
Валентина отвела Рогана в штаб-квартиру Объединенного отдела организации досуга войск на Парк-авеню, дом один. Военные были рады появлению прославленного актера, а сам Роган пришел в восторг от почетного звания полковника, присвоенного ему на случай, если актер попадет в плен.
Они вылетели на потрепанном военном самолете через Азорские острова на Касабланку, а потом в Алжир и Италию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55