— сказала Нэнси, отступая назад и оглядывая свое единственное чадо.
Нэнси не кривила душой. Верити никогда не была хорошеньким ребенком. У нее были прямые волосы, а черты казались слишком крупными для маленького, заостренного личика. В компании она обычно чувствовала себя неуверенно и неловко. Нэнси старалась, чтобы в их доме в Хайяннисе всегда было много сверстников дочери, с которыми она могла играть. Верити принимала их без особой радости. Дети чаще играли друг с другом, а она наблюдала за ними со стороны. Когда Верити подросла, Нэнси не жалела сил, чтобы преодолеть ее застенчивость. Она считала, что девочка должна много плавать, кататься на лошади, играть в теннис и танцевать. В средней школе Дорчестера Верити держалась обособленно и считалась очень замкнутой. Она наотрез отказалась перейти в центральную городскую школу Бостона. Шофер ежедневно отвозил ее за город, и она возвращалась, как всегда, молчаливой. Нэнси страдала из-за нее. Сама она никогда не была такой застенчивой и ранимой.
Но сейчас прямые волосы совсем не портили ее. Она давно уже пыталась завивать их и делала старомодную короткую прическу. Как ни странно, но это ей шло. С годами она выработала свой стиль и резко отличалась от сверстниц — пустых хихикающих девиц. В ней также проявилось врожденное высокомерие — результат усилий по преодолению застенчивости. Она по-прежнему держалась в стороне, во многом благодаря своим необычным взглядам. Юноши были заинтригованы и даже немного побаивались ее. В день семнадцатилетия Верити Нэнси наконец облегченно вздохнула. Отвергнув всевозможные оборки и жабо, дочь надела простое платье, выбранное с безошибочным вкусом. Она выглядела гораздо старше своих одноклассников и большую часть времени беседовала со знакомыми родителей, друзьями семьи и знакомыми, жившими на Кейпе и пришедшими ее поздравить. У Верити не было недостатка в партнерах по танцам, и она не проявляла никакой застенчивости. Более того, для девушки своих лет она казалась слишком самоуверенной.
Графа Дитера Мезрицкого привели с собой Холлоуэйсы. Девушки чуть не свернули себе шеи, заглядываясь на него, и местные юноши рядом с ним выглядели весьма бледно. Графу было чуть больше двадцати. Он выделялся из окружающих светлыми волосами и голубыми глазами. Дитер вел себя так же, как Верити, замкнуто и обособленно, что вызывало к нему повышенный интерес. Каждая из присутствующих девушек пыталась привлечь к себе взгляд его светлых скучающих глаз. Но он не пил и, к их глубокому разочарованию, отказывался танцевать.
Когда Нэнси заглянула в комнату, где был уже накрыт стол, а затем вышла в освещенный лампами сад, она была крайне удивлена, увидев дочь и графа, приблизивших друг к другу головы и о чем-то оживленно беседующих в стороне от других гостей.
Первой ее реакцией было удовлетворение. Ее дочь, которая в течение многих лет, казалось, была обречена на мужское невнимание, очевидно, не собиралась мириться с такой судьбой. Она быстро приобрела уверенность в себе и смелость и заинтересовала самого привлекательного гостя. Когда месяц спустя Верити объявила, что не хочет продолжать образование и собирается выйти замуж за Дитера, удовлетворенность Нэнси сменилась ужасом. Услышав о случившемся, Джек даже приехал из Вашингтона.
Верити, тихая, молчаливая девчушка, которая так остро страдала от застенчивости и неуверенности в себе, полностью преобразилась, хотя по-прежнему была очень спокойной. Нэнси не помнила, чтобы она когда-нибудь повысила голос в те длинные вечера, когда она умоляла и убеждала ее изменить свое решение. Верити оставалась непреклонной. Она не хочет учиться дальше. Она выйдет замуж за Дитера. Впервые Нэнси столкнулась с таким упрямством дочери.
В конце концов Джек сдался. Надо было готовиться к совершеннолетию дочери и ее обручению в девятнадцать лет. Нэнси чуть не задохнулась от возмущения. Верити еще совсем ребенок. Дитер был ее первым романтическим увлечением. Дать разрешение на их помолвку — безумие.
— Я не буду ждать два года, — спокойно сказала Верити, когда отец собирался выйти из-за стола. — Я выйду за него в следующем месяце.
Впервые Джек Камерон лишился дара речи.
— Ты не можешь это сделать, — сказала Нэнси твердо и властно. — Ты не можешь выйти замуж без нашего разрешения, а мы не дадим его. Мы очень любим тебя и не хотим, чтобы ты погубила свою жизнь, выйдя замуж за первого попавшегося мальчика, в которого влюбилась.
— Дитер не мальчик, а мужчина. — Верити тоже встала из-за стола. — Если вы не разрешите, я уеду с Дитером.
Джек вышел из себя. Нэнси, собрав остатки воли, попыталась переубедить дочь, но Верити была непреклонна. Она не сказала ни слова в ответ на уговоры родителей, не впала в обычную девичью истерику.
Обручение состоялось в церкви святого Стефана. Если отбросить слухи и сплетни по поводу неприличной спешки, Джек считал, что это была свадьба года.
В то время как подруги Верити веселыми стайками шли в бостонскую воскресную католическую школу, играли в теннис или плавали, потрясенная Нэнси стояла на заполненном людьми нью-йоркском пирсе и прощалась с дочерью. Верити была абсолютно спокойна, и Нэнси завидовала ее выдержке. Она не увидела на любимом лице ни слезинки. Дитер, как всегда, был педантично вежлив. Их ждал радушный прием в Германии.
Германия! Нэнси больше не могла сдерживаться, когда Верити и Дитер поднялись на борт «Бремена» и Джек повел ее назад в ожидавший их «ролле». Германия! Это был совсем другой мир. Нэнси беспомощно заплакала.
— Ведь она даже не знает языка! Ей всего лишь семнадцать, Джек. Семнадцать! Как мы могли позволить ей сделать это? Она будет ужасно скучать по родине. Она будет одинока. Без друзей, без семьи! — Нэнси нащупала платок в своей сумочке из крокодиловой кожи. — Она еще слишком молода, чтобы понять, что делает. Для нее это просто приключение. Может быть, она не хотела ехать в колледж и решила сбежать таким образом?
Джек ничего не сказал ей в утешение. Он сидел с неподвижным, будто выточенным из камня лицом. Помолвка через две недели после встречи и обручение через два месяца. О Боже! Все восточное побережье было уверено, что его дочь беременна.
— Мне надо быть сегодня вечером в Вашингтоне.
— Хорошо. — Нэнси сунула платок назад в сумочку.
Джек даже не спросил, останется ли она в Нью-Йорке или вернется в Хайяннис. Он не пытался утешить ее. Он был слишком занят собой.
Нэнси вернулась на Кейп опустошенная. Она проводила дни, играя в одиночку в гольф на прибрежной полосе. Пляж продувался холодными атлантическими ветрами, со стороны суши его ограждали болота и заросли чахлых кустов и сорной травы. После легкого простого завтрака Нэнси застегивала свою ветровку, повязывала голову платком и уходила на долгую прогулку вдоль побережья, не замечая влажных ветров. Вскоре после отъезда Верити у нее начались приступы внезапной утомляемости. Тогда-то, послушно сопровождая Джека во время одного из посещений «Метрополитен-опера» в Нью-Йорке, Нэнси упала в обморок. Затем она обратилась к доктору Лорримеру.
* * *
Светло-каштановые волосы Верити были гладко зачесаны со лба назад и обвивали голову косами, как у Брунгильды. Даже надев немецкий национальный костюм, она не выглядела бы в меньшей степени американкой. Глаза у нее были по-прежнему светлыми, а лицо округлилось по сравнению с тем, когда она уезжала из Нью-Йорка. Никаких признаков ностальгии или сожаления о раннем замужестве! Нэнси было тяжело вспоминать, как Дитер, уезжая, щелкнул каблуками на прусский манер, от чего ее покоробило, а Верити, которой было тогда всего лишь семнадцать, прощаясь, сказала:
— Мама, не думаешь ли ты, что тебе пора домой?
Багаж Мезрицких доставили в их номер. Нэнси подумала, как удивительно видеть их здесь. Верити сняла серые кожаные перчатки и направилась от стойки портье в холл. На ней был строгий костюм с широкими плечами и узкой юбкой с небольшими шлицами по бокам. Это была парижская модель из сотканной по особому заказу ткани. Изумруд на третьем пальце ее левой руки был таким большим, что, казалось, оттягивал руку вниз.
— Когда ты возвращаешься в Америку? После твоего письма я, естественно, написала отцу. Он убежден, что твое поведение объясняется возрастом и соответствующим состоянием. Он приедет сюда и позаботится о тебе. Где же он?
Нэнси попыталась подавить медленно нарастающий гнев, вызванный неожиданной позицией Верити.
— Твой отец действительно пытался позаботиться обо мне, — сказала она язвительно. — В настоящий момент он, вероятно, уже вернулся в Вашингтон.
Верити удивленно приподняла брови. Нэнси снова почувствовала тошноту, которая обычно беспокоила ее по утрам с периодичностью приливов и отливов. Встреча была совсем не такой, ради которой несколько недель стоило терпеть боль и унижение. Она ожидала объятий, поцелуев и радостного воссоединения семьи.
Когда они остановились у входа в большой салон, в высоком зеркале отразились их фигуры. Строгий костюм Верити и тяжелые черты лица делали ее на несколько лет старше. Обнаженные, загорелые ноги Нэнси, ее белое шелковое открытое платье и выразительные глаза с густыми ресницами делали ее намного моложе своих лет. Незнакомец мог бы принять их за сестер.
Нэнси остановилась и, глядя на Верити в зеркало, сказала:
— Что касается моего возраста, думаю, ты вряд ли согласишься, что я уже старая и что это отражается на моем здоровье.
Щеки Верити слегка покраснели. Нэнси тотчас пожалела о своих словах. Верити приобрела уверенность и безупречную манеру одеваться, но она никогда не станет такой красивой, как мать. Замечание Нэнси было непростительным, и она взяла дочь за руку:
— В моем номере нас ждет холодный завтрак. Вероятно, вы оба устали и голодны. Как у тебя дома? Ты уже научилась говорить по-немецки? Почему вы так долго добирались сюда?
Верити осторожно убрала свою руку и молча шла рядом.
— Сначала мы поехали в Вену и задержались там дольше, чем предполагали, — сказал Дитер.
— О! — Нэнси улыбнулась. Они не знали, чего ей стоило изменение их планов. — Здесь князь Феликс Заронский. У него дом в Вене. Он говорит, это очень красивый город.
Позже она вспомнила, что Феликс не хотел возвращаться в Вену из-за фашистской угрозы и засилья нацистов.
Интересно, о чем думал Дитер, появившись в «Санфорде» в полной нацистской форме? Разве он не знал, что здесь отдыхают люди из разных стран? Что он может посеять вражду между ними? С Дитером надо спокойно поговорить. Нэнси съежилась от этой мысли. Она была благовоспитанной хозяйкой и должна найти нужные слова в разговоре с зятем. Но даже беседуя с Верити, ей казалось, что она говорит с незнакомым человеком.
Может быть, наедине, без Дитера, они смогут возобновить свои прежние непосредственные отношения? Застенчивость Верити, хотя и подавляемая, все-таки оставалась в ее характере. Вряд ли она чувствует себя достаточно свободной, чтобы обсуждать свою новую жизнь в присутствии мужа. Особенно если о некоторых сторонах жизни в Германии у нее не очень-то лестное мнение. Успокоив себя этой мыслью, Нэнси повела их в Гарден-свит.
Их беседа стала еще более напыщенной. Дитер явно скучал. По всей видимости, в его планы не входило наставлять на путь истинный заблуждающуюся тещу. Так же, как и оставаться на Мадейре. Когда Нэнси спросила, нравятся ли ему субтропические цветы и пурпурное цветение палисандровых деревьев, он ответил, что предпочитает Мюнхен и горы. Ландшафт его страны — самый великолепный в мире.
— Там так красиво? — спросила Нэнси.
Дитер с сожалением посмотрел на нее:
— Германия не красива. Она величественна.
— О да. Конечно.
Он отказался от вина и сидел, не выказывая намерения оставить ее наедине с Верити. В конце концов Верити сказала, что у нее разболелась голова, и собралась удалиться в свою комнату. Нэнси почувствовала облегчение и устыдилась этого чувства.
— Я решила устроить небольшой обед сегодня вечером. Здесь, на террасе. Приглашены Регги Минтер, сын жестяного магната, и леди Хелен Бингам-Смит. Она твоего возраста, Верити, и очень мила. Хелен недавно пережила крах своих любовных отношений и очень нуждается в поддержке.
Нэнси не представляла, что Верити сможет подружиться с Хелен. Верити вообще никогда ни с кем не дружила. Голова у Нэнси тоже разболелась.
— Я также пригласила Бобо Джеймс с ее спутником, князя Заронского и леди Бессбрук. Все они мои близкие друзья, и я хочу, чтобы ты познакомилась с ними.
Верити холодно поцеловала ее в щеку. Дитер пожал ей руку с обычной официальностью, которая никогда не покидала его, и Нэнси обратила внимание на свастику на его груди.
Когда они ушли, она легла на кровать и положила себе на лоб смоченный одеколоном платок. Год назад ее дочь была всего лишь замкнутой школьницей. А сейчас она казалась совсем чужой, как Дитер. Дочь спросила, когда она собирается возвращаться в Америку, и говорила о ее возрасте почти с нескрываемой наглостью. Был момент, когда Нэнси с трудом удержалась, чтобы не дать ей пощечину.
. Вероятно, влияние Дитера было слишком велико, а он не одобрял жен, которые оставляют своих мужей. Письмо Джека также не способствовало укреплению их отношений. Нэнси могла хорошо представить, как Джек обрисовал ситуацию. Ей обязательно нужно поговорить с Верити наедине. Объяснить ей спокойно и ласково, что она хочет жить по-своему, хотя и без человека, ради которого она оставила Джека.
— Черт побери! — воскликнула Нэнси вслух. — Будь все проклято!
* * *
Мезрицкие были приглашены Рамоном Санфордом на семичасовой коктейль. Нэнси также получила приглашение, подписанное Вильерсом и доставленное посыльным. Стиснув зубы, Нэнси оделась с особой тщательностью. Никаких парижских моделей с глубоким вырезом или открытой спиной, чтобы не возмущать своего зятя-пуританина. Она выбрала длинное черное облегающее платье из крепдешина и белый жакет. С невыразимым облегчением она увидела, что ее зять отказался от нацистской униформы и надел обычный вечерний костюм.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57