Нэнси согласилась. Когда Ники застегивал сзади «молнию» ее вечернего платья, она думала, как ей удастся выкрутиться из этой сложной и незнакомой для нее ситуации. Но все оказалось удивительно просто.
Оркестр играл танго, и князь заскользил с ней в танце, нашептывая слова восхищения ее сексуальными талантами, что заставило Нэнси покраснеть. Оглядевшись, она заметила, что несколько пар тоже исчезли. Отсутствовал Костас, в то время как Мадлен весело смеялась в объятиях Санни Закара. Венеция Бессбрук выглядела несчастной, а Люка Голдинга нигде не было видно. Вир танцевал с графиней Запари, и та радостно улыбалась. Когда он посмотрел на Нэнси, в его взгляде она прочла страдание и немой вопрос. Нэнси улыбнулась ему, продолжая танцевать.
Джорджиана и Чарльз были неразлучны. Влияние его величества явно преобладало над всеми соблазнами. Виконт Лозермир увлекся беседой с сэром Максвеллом, а его прелестной виконтессы нигде не было видно. Саманта Хедли громко смеялась, поднося ко рту один за другим бокалы с шампанским. которым официанты непрерывно обносили гостей. С ней был лорд Майклджон, который вел себя так, будто пришел на бал без жены.
Каррингтоны, принцесса Луиза и мрачный мистер Бленгейм придерживались своего избранного общества, и по выражению их лиц было ясно, что основной темой их разговоров были критические замечания в адрес окружающих.
Здесь были лица, знакомые по балам в посольствах, по коктейлям и премьерам в опере. Мадам Мольер была, как всегда, восхитительна. Француженка, жена автомобильного магната из Детройта, она отчаянно цеплялась за свою девичью фамилию, которая была гораздо более знаменита, чем название всемирно известного автомобиля. Мадам дважды в год пересекала Атлантику и наслаждалась обществом, которого не было в Детройте. Ее американский муж не сопровождал ее, так как, мило поясняла мадам Мольер, «кто-то ведь должен зарабатывать деньги». Собеседники смеялись над галльской откровенностью мадам, покоренные ее элегантностью и глазами с длинными ресницами.
Ее повсюду сопровождали не только парикмахер, косметичка, бесконечная череда любовников, но и скрипач. У мадам Мольер была прихоть — просыпаться каждое утро под сладкие звуки любимого инструмента. Мужчины, помнившие шотландского лорда, который настоял, чтобы его будили в шесть утра громкими звуками волынки, ничего не имели против скрипки.
Показался Вильерс. Он осторожно тронул Зию за локоть. Нэнси видела, как она сразу вышла из зала. Ники рассмеялся:
— Прибывает гроза всех мужчин великая княгиня Ливада. Она никогда не путешествует без сотни сундуков, саквояжей и шкатулок с драгоценностями. Ее приезд всегда требует от персонала Зии особой бдительности. Она, как правило, занимает апартаменты Ройал-свит и заставляет Зию изрядно поволноваться. Ей предлагают Роуз-свит, но Надежда не может смириться с этим. Для русской княгини Ройал-свит имеет особое значение.
— Кто этот солидный джентльмен, беседующий с Бобо? — спросила Нэнси, с интересом обозревая мужскую половину гостей.
— Султан Мохоры. Последние двадцать лет он постоянно конфликтует с Венецией Бессбрук. Я думаю, не станем ли мы свидетелями примирения?
Танец кончился, и Ники проводил Нэнси к Виру и Монткалмам.
— Я должен покинуть тебя, дорогая, иначе твой англичанин станет весьма агрессивным. Завтра утром он, наверное, поймет, что проиграл в этой любовной игре. — Он коснулся кончиками пальцев ее обнаженной руки, затем обменялся любезностями с Монткалмами и, извинившись, отошел, чтобы возобновить дружеские отношения с султаном.
— Я соскучился по тебе, — сказал Вир, повернувшись к ней так, чтобы Монткалмы не могли его слышать. — Где ты была?
Нэнси никогда не лгала, не хотела врать и в этом случае.
— С Ники, — сказала она.
Вир хотел что-то сказать, но его отвлекла Зия, возникшая перед ними с распростертыми руками. Волосы ее сверкали тысячью ярких огоньков.
— Дорогие! Позвольте представить вам Тессу Росман. Она только что, в сентябре, окончила школу, и с тех пор мать прячет ее. Стыдно и грешно. Тесса, это граф и графиня Монткалмы.
— Джорджиана и Чарльз, — представилась Джорджиана, пожимая руку Тессы и чувствуя ее застенчивость.
Нэнси ощутила, как кровь застучала у нее в висках. Счастливая Зия представила ей Тессу. Они пожали друг другу руки. Рядом с ней стоял Рамон. Глаза Тессы сияли. Нэнси с трудом заставила себя улыбнуться и произнести какие-то слова. В глазах Тессы она была полубогиней. Образцом умудренной опытом красоты, с которой та отчаянно пыталась соперничать. Нэнси же едва замечала ее. Ястребиное лицо Рамона приняло саркастическое выражение, глаза его сверкали как агаты. Казалось невероятным, что они смотрели на нее с насмешкой, желанием и жгучей любовью.
— Кажется, вы не встречались с самого детства? — сказала Зия, представляя Нэнси Рамона.
Тесса смеялась, обмениваясь любезностями с Джорджи-аной.
— Мы как-то виделись, — сказал Рамон, не сводя с Нэнси глаз. — Мимоходом.
Слова его ударили больнее, чем кулак. Если бы она могла, то убила бы его на месте.
— Да, я что-то припоминаю, — холодно произнесла Нэнси и увидела в ответ в глазах Рамона неприкрытую злость.
Вир обменялся с Рамоном только коротким кивком, затем извинился и решительно увел благодарную Нэнси танцевать.
— Наглый дьявол, — сказал он шепотом. Из всех людей Рамон Санфорд был единственным человеком, при встрече с которым Вир чувствовал себя так, словно шел по туго натянутому канату.
Нэнси молчала. Она боялась выдать себя.
Султан Мохоры и Ники беседовали, приблизив головы друг к другу. Когда Нэнси, кружась, пронеслась мимо них в объятиях Вира, Ники чуть приподнял голову. При взгляде на нее его глаза загорелись. За весь вечер он ни разу не повидался с Самантой. Нэнси знала, что завтра Ники скажет Виру, что они с Нэнси больше чем просто друзья и что тот мешает им. Ей надо решить — позволить Ники сделать это или попросить промолчать. Решения, решения… От напряжения у нее заболела голова.
Совсем близко прошел Рамон, нежно и заботливо обнимая Тессу.
— Милая, — весело говорил он ей с ласковой снисходительностью.
Нэнси почувствовала озноб и усталость и невольно споткнулась.
— Я устала, Вир, — сказала она, извиняясь, когда его объятия стали крепче.
— Конечно, ты чуть не упала. — Он был обеспокоен, и в этот момент ей, как никогда, хотелось ответить ему взаимностью.
Они пробрались сквозь толпу танцующих к выходу. Ее взгляд встретился со взглядом Ники, и тот слегка приподнял брови. Лицо Нэнси ничего не выражало. Она не сделала ни единого жеста. Тем не менее через час Ники был у нее. Потом их любовные ласки сменились бессонницей.
* * *
Они лежали на огромной кровати под белым шифоновым пологом, отороченным золотистой тесьмой, и пили вермут. Ники рассказывал ей о своей жизни в России:
— Со стороны отца род Васильевых ведет начало с середины девятого века от Рождества Христова.
— А по линии моей матери — с седьмого века, — сказала Нэнси, не уступая ему.
Ники рассмеялся:
— К несчастью, родословная моей матери не вполне безупречна. Поговаривали, что она внебрачный ребенок кого-то из царской семьи и ее отдали на воспитание какому-то дворянину. Этот слух был довольно достоверным, что позволило моему отцу жениться на ней, не думая о мезальянсе. Ребенком я проводил большую часть времени в Париже. Моя мать предпочитала жить во Франции, а не на родине. Я не разделял ее пристрастия, но мне приходилось лишь изредка бывать в Санкт-Петербурге или в нашем фамильном имении в Крыму.
Князь гладил ее волосы, голос его звучал весьма печально. Это был не тот звонкий, уверенный голос, к которому она привыкла. Нэнси не задавала вопросов, но чувствовала, что он редко, если вообще когда-нибудь, рассказывал кому-либо о своей жизни до революции, до изгнания. Она лежала в его объятиях, и его близость успокаивала ее истерзанную душу, отвлекая от тяжелых мыслей о разбитой жизни.
— Дом в имении Васильевых в Крыму располагался в лесистом предгорье, высоко над морем. Ребенком я стоял у высокого окна, и, насколько хватало глаз, всюду были земли Васильевых, мои земли. Татарские деревни находились выше, на холмах. Там я научился верховой езде. Отец страшно сердился, когда я убегал от своего гувернера и бродил по девственным местам. Ближе к морю располагались дачи хотя и более низкого, но тоже дворянского сословия, так что там всегда можно было найти подходящую компанию. В 1917 году мы провели в Крыму последнее лето. Невероятно, но это было веселое и беззаботное время, поскольку мы ожидали, что мятеж на севере будет подавлен через несколько месяцев. Однако этого не произошло. Положение становилось серьезным. Мне было всего четырнадцать… Слишком мало, чтобы сражаться. Отец в рядах белой армии защищал Ялту. Там он и погиб. Мой чудесный, утопающий в розах Крым сначала захватили Советы, а потом немцы. Когда Британия послала крейсеры и эскадренные миноносцы для спасения своих граждан и вдовствующей императрицы, мы уехали вместе с ними. Мы и сотня других высокопоставленных особ. Мне не хотелось уезжать. Я сопротивлялся и пытался сбежать, но британский офицер насильно отправил меня на борт военного корабля «Мальборо» как какую-то неудобную посылку. Мать плакала и благодарила его. — Князь смотрел в потолок, где с рассветом уже появились неясные тени. — Больше я никогда не бывал на родине. Но я вернусь. Мы все вернемся.
— Бедный Ники. — Нэнси обняла его. — Неужели нельзя жить в другом месте?
— Нет. Только в России мой дом.
Затем они молча лежали в объятиях друг друга и наконец уснули.
* * *
Рамон знал, что может увидеть Нэнси на балу, но он умел вести себя при встрече со своими бывшими отвергнутыми любовницами. Он всегда держался уверенно, спокойно и хладнокровно, быстро подавляя тщетные надежды, что роман может возобновиться. Когда женщина уходила из его жизни, она уходила навсегда.
Его глаза скользили по плюмажам, эгретам, драгоценностям и нарядам танцующих с небрежным равнодушием. Нэнси была с англичанином. Тот смотрел на нее словно преданный щенок, а она улыбалась ему. Рамон почувствовал, как напряглось все его тело. Ее улыбка была ослепительной, легкой, чувственной. Мягкие губы жаждали поцелуя.
Он встретился с взглядом ее бархатистых темных глаз, в которых можно было утонуть, и отвернулся, улыбнувшись Тессе, которая смотрела в зал с обезоруживающей радостью ребенка. Ее мать оживленно болтала, а Чарльз размышлял, что, не будь он так рассудителен, такие девушки, как Тесса Росман, могли бы серьезно смутить его покой. Рамон думал только о Нэнси.
Она танцевала с Ники. Его красивое лицо выражало хорошо ей знакомую страсть. Рамон подхватил Тессу и в танце стал приближаться к Нэнси. Ближе и ближе. Он не видел ее, но чувствовал запах ее духов, отчетливо слышал воркующий голос Ники.
— Милая, — сказал он Тессе и, вальсируя, увел ее, не слыша, что она ответила ему.
Зия не заметила, как Ники и Нэнси потихоньку исчезли. Не заметили их ухода ни Монткалмы, ни Запари, ни кто-либо другой, с кем они болтали и обменивались шутками. Но Рамон все видел. Он почувствовал, как его охватило пламя гнева. Пламя, которое, как ему казалось, он давно подавил. Таким женщинам, как Нэнси, одно название. Ему следовало бы сожалеть, но он ничего не чувствовал, кроме бешенства, которое иногда толкает мужчин на убийство.
Теперь рядом оказался султан. Мать представила ему Тессу. Где-то громко смеялся Костас. Надо немедленно жениться на Тессе. Завтра утром он поговорит с Росманами, а с матерью — сегодня же вечером. Ему и в голову не пришло сначала поговорить с Тессой. Ее согласие не вызывало сомнений. Не было женщины, которая могла бы отказать ему. Они не покидали его, пока ему не надоедало. Все, кроме одной.
Дальнейшее ухаживание излишне. Было уже за полночь, а Тесса всего лишь недавно окончила школу. Это вполне подходящая причина прервать вечер. Он сделал это с особой вежливостью, и когда поцеловал Тессу на прощание, ее ответный поцелуй был теплым, нежным, но явно неудовлетворенным. Вернувшись в сверкающий огнями отель, он быстрым шагом прошел в зал и пригласил танцевать первую попавшуюся женщину. Ею оказалась Саманта Хедли. Через некоторое время он уже был с ней в постели. Рамон ощутил физическое удовлетворение, но остался холоден.
* * *
— Дорогой, это было бы чудесно, но ты уверен в своем выборе? — Ранним утром Рамон завтракал с матерью на ее террасе. — Может быть, ты поступаешь так только потому, что это было мое предложение?
Рамон чуть заметно улыбнулся:
— Разве я когда-нибудь руководствовался чьими-то советами?
— Нет, дорогой. Вот это-то и странно. Ты ведь едва ее знаешь. Всего лишь дважды встречался с ней.
— Этого оказалось достаточно, чтобы влюбиться. — В его голосе чувствовалась горечь. В зеленых глазах Зии появилась тревога.
— На другой день после твоей выходки в заливе ты сказал, что поступил так из-за женщины. Не стоит жениться на Тессе, думая о другой. Такой брак не принесет ничего, кроме несчастья, вам обоим. И это будет слишком жестоко по отношению к юной девушке.
Лицо Зии побледнело. Ее муж был способен на ужасную жестокость, и в ярком свете утреннего солнца губы Рамона приняли те же резкие очертания, какие часто бывали у его огца.
Он не ответил.
Далеко внизу густой лес спускался уступами к морю. Там, где кончался сад и начинались скалы, Рамон увидел фигуру, сосредоточенно пишущую красками. Джованни Ферранци, сверстник Пикассо, работал с большим подъемом. Перед ним раскинулось море, а на дальней стороне залива на фоне безоблачного неба возвышались горы. Рамон подумал, что же может быть нарисовано на холсте Джованни. Конечно, такое, что незаметно другому глазу.
Рамон прищурился, когда из-за густых деревьев показалась Нэнси. На ней было простое белое платье, на талии — серебристый пояс из монет, на ногах — босоножки с тонкими ремешками и высокими каблуками.
Джованни ненавидел зрителей. Обширные земли Санфордов и редкие деревушки, вытянувшиеся вдоль побережья, давали ему возможность уединиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57