На противоположной стороне площади сидел немецкий солдат на мотоцикле. Пожилые женщины расстались и потащили свои сумки по домам. Мадам Пишон торопливо направлялась к дому Тельеров. Видимо, у молодой мадам Тельер начались схватки.Целую неделю Лизетт ждала встречи с Полем, надеясь получить от него задание. Но сейчас она уже не нуждалась в советах Поля. Лизетт не сомневалась, что они с отцом справятся и без его помощи. Поль должен только отправлять союзникам любую информацию, добытую ими, по надежным каналам. Она вздохнула. Нет, Поль и в этом прав. Ни у нее, ни у отца нет опыта подпольщиков. Одна попытка Лизетт уже с позором провалилась, и неизвестно, увенчается ли успехом попытка отца. Да, тут нужен специалист, а она обязана оказать Полю необходимую поддержку.Оторвав взгляд от немецкого солдата и освещенной солнцем площади, Лизетт снова посмотрела на Поля.— Что же от меня требуется? — спросила она, как бы признавая свое поражение и его правоту.Поль усмехнулся. Секс мало интересовал его, однако он отдавал должное обаянию Лизетт. Прямота и честность этой девушки восхищали Поля, как, впрочем, и длинные ресницы, оттеняющие безукоризненную белизну кожи. Если бы Поль хоть на минуту заподозрил, что Лизетт относится к нему не только как к старшему брату, он без колебаний порвал бы с холостяцкой жизнью.Усмешка исчезла с его лица. Слава Богу, что Лизетт испытывает к нему лишь сестринские чувства. Граф Анри де Вальми счел бы деревенского учителя неподходящей партией для своей единственной дочери. Отогнав ненужные мысли, Поль деловито заговорил:— Мари — единственная служанка в Вальми?Лизетт кивнула.— А кто готовит?— Мама.Поль постарался скрыть удивление. Ему и в голову не приходило, что элегантная графиня знакома с кулинарией.— Вечером, попивая коньяк с майором, твой отец должен сказать, что графиня неважно себя чувствует, и попросить разрешения майора временно нанять племянницу Мари.— Разве у Мари есть племянница? — удивилась Лизетт.Поль рассмеялся:— Теперь будет. Не опасайся вопросов Мари или кого-то еще, это моя забота. Пусть твой отец прощупает почву.— А что делать, когда появится племянница Мари? — спросила Лизетт, поднимаясь.— Ничего. Она приедет из Кана, чтобы занять место кухарки. Вот и обращайся с ней соответствующим образом.Лизетт замялась:— А если представится возможность, которой сумеем воспользоваться только я или папа?— Тогда воспользуйтесь ею, — коротко бросил Поль. — До свидания, Лизетт, и желаю удачи.Девушка вышла на улицу. Несмотря на солнце, в воздухе ощущалась прохлада. Когда она выехала на мощеную дорогу, ее оптимизм улетучился. Как только в замке появится так называемая племянница Мари, над всей их семьей нависнет угроза. Нет ли какого-то другого способа? Однако сколько Лизетт ни думала, ей ничего не пришло в голову.Солдат, развалившийся на мотоцикле, наблюдал, как девушка выходила из кафе. Когда же кафе покинул Поль, солдат завел мотоцикл, и не успела Лизетт добраться до леса, как он с шумом выехал из деревни в противоположном направлении и повернул на дорогу, закрытую для гражданских лиц, тайком пробиравшихся в Вальми по вершинам скал. * * * — Ты уверен, что она приезжала в кафе на встречу с ним? — резким тоном спросил Дитер у рядового. Тот стоял по стойке «смирно» в кабинете, еще недавно служившем Анри де Вальми убежищем от внешнего мира.— Да, господин майор. Она разговаривала с двумя пожилыми женщинами, но при этом все время следила за Жильесом. А как только женщины ушли из кафе, Жильес сразу подсел к ней за столик.— Сколько продолжалась их беседа?— Тридцать семь минут, господин майор.Дитер нахмурился. Возможно, это было любовное свидание, однако он сомневался в этом. Майор не допускал мысли, что аристократка Лизетт де Вальми связалась с долговязым деревенским учителем.Погрузившись в размышления, Дитер отпустил рядового. Предприняв малоприятную поездку в отделение гестапо в Кане, майор выяснил, что учителя из Сент-Мари-де-Пон считают одним из активных участников Сопротивления. А Лизетт де Вальми поехала в деревню, чтобы встретиться и поговорить с ним, после того, как его освободили от принудительных строительных работ во Вьервиле. Дитер присел на край массивного стола, постукивая в задумчивости серебряной ручкой по крышке.Имя Лизетт де Вальми не значилось ни в одном из списков участников установленного Сопротивления. Не было его и в списках тех, кого подозревали в сочувствии подпольщикам. Но она часто совершала велосипедные прогулки, посещая Сент-Мари-де-Пон и окрестности. Патрули, наверное, не обращали внимания на ее прогулки. Однако все это насторожило Дитера. Ему очень хотелось, чтобы интуиция, всегда безупречная, на сей раз подвела его. * * * — Ты хочешь сказать, что он будет ужинать с нами? — спросила отца ошеломленная Лизетт. — Нет, это исключено. Ты не вправе требовать от нас, чтобы мы сидели с ним за одним столом.— Он живет здесь, и нам следует воспользоваться этим, — спокойно пояснил граф. — В конце концов, майор относится к нам с уважением, и мы тоже должны соблюдать правила приличия.Лизетт попыталась возразить, но не смогла. У нее сдавило горло от ужаса и отвращения… и чего-то еще, очень темного и страшного.— Я не могу, — прошептала она. — Я буду чувствовать себя дрянью… пособницей.Граф обнял Лизетт за плечи.— Тебе не обязательно присутствовать на ужине, дорогая. Я сам смогу убедить майора в том, что твоя мать плохо себя чувствует и поэтому нам нужна еще одна служанка.— Он не поверит тебе. Я и Полю говорила, что майор нам не поверит. Но Поль полагает, что это не так.— Разумеется, поверит, — усмехнулся граф. — Это же почти правда, так почему бы ему не поверить?Лизетт вспомнила взгляд майора Мейера в тот момент, когда их разделяла кровать, накрытая шелковым покрывалом.— Потому что этого человека невозможно обмануть. — Она отвернулась, ощутив холодок страха.Изменив укоренившейся привычке, Лизетт переоделась к ужину, но в столовую не спустилась. Делать вид, что майор гость, а не безжалостный и наглый захватчик, было выше ее сил. Она без устали расхаживала по своей спальне, время от времени бросая взгляд в окно на темные воды Ла-Манша. Если бы только англичанам и американцам удалось пересечь пролив! Если бы только корабли и десантные баржи с солдатами преодолели эту узкую полоску воды, разделяющую Англию и Францию! Лизетт прижала пальцы к холодному оконному переплету. Англия до сих пор свободна. При мысли о свободе у Лизетт перехватило дыхание. Настанет день, когда и Франция обретет свободу.Девушка отвернулась от окна, крепко сцепила ладони и подумала, поговорил ли уже отец с майором Мейером насчет служанки. Интересно, дал ли майор разрешение? А если дал, то позволит ли отцу самому подобрать служанку? Лизетт охватила тревога. Кем бы ни был майор Мейер, он отнюдь не дурак. Она даже представила себе, как Мейер легко соглашается на просьбу отца, а потом, когда отец уже мысленно празднует победу, майор добавляет своим холодным, путающим голосом, от которого мурашки бегут по спине, что он сам найдет подходящую женщину. И при этом майор понимает, что рушит всю схему, наносит графу поражение, и цинично наслаждается этим.— Будь он проклят! — яростно прошептала Лизетт. Стрелки на небольших часах из золоченой бронзы с фарфором показывали четверть десятого. Наверняка майор уже покинул малую столовую, где они раньше только завтракали, а теперь обедали и ужинали. Ох, с каким же трудом, вероятно, перенесла его присутствие за ужином ее утонченная, хорошо воспитанная мать! Не в силах больше оставаться в неведении, Лизетт вышла из спальни и торопливо направилась к витой каменной лестнице, ведущей в холл.Сквозь приоткрытую дверь малой столовой девушка увидела, что там никого нет. С облегчением вздохнув, Лизетт пересекла холл и вошла в большую гостиную. И тут она замерла от удивления. Комнату с высокими потолками освещал свет пламени камина и масляных ламп, как это нравилось графине. Отец стоял возле камина, зажав в одной руке трубку, а другую засунув в карман брюк. Девушка услышала, как он добродушно проговорил:— Лизетт — лучшая лыжница в нашей семье. Мы часто проводили отпуск в Швейцарских Альпах, на курорте Гштад. — Граф замолчал и, заметив дочь, смутился.Майор Мейер сидел в кожаном кресле с высокими подлокотниками, стоявшем слева от камина. Он держал бокал с коньяком, верхние пуговицы кителя были расстегнуты, его лицо, обычно суровое, выражало умиротворение.На мгновение в гостиной воцарилась напряженная тишина, затем граф промолвил:— Входи, дорогая. Я как раз рассказывал майору, какая ты превосходная лыжница.С трудом овладев собой, Лизетт сделала несколько шагов вперед. Взять в замок нового человека можно было только с разрешения майора. От нового человека зависело очень многое. Ради этого стоило терпеть. Девушка опустилась в кресло, ничем не выдав своего смятения.Взгляд Дитера, скользнув по Лизетт, вернулся к графу. Не увидев девушку за ужином, майор испытал облегчение, но вместе с тем был разочарован. Он, конечно, понял, почему она не пришла. Граф объяснил, что у дочери разболелась голова, но это не обмануло бы и мальчишку. Просто девушка не пожелала сидеть за одним столом с человеком, поработившим ее страну. Но Дитер не обижался на нее за это. На месте Лизетт он, вероятно, вел бы себя точно так же, а то и хуже.Поначалу разговор за ужином не клеился. Граф старательно изображал радушного хозяина, принимающего желанного гостя, однако графиня не взялась играть подобную роль. Хорошее воспитание не позволяло ей проявить к майору невнимание, но ее ледяная вежливость покоробила бы любого человека, менее уверенного в себе, чем Дитер. Эта уверенность исходила не от власти, которой он был наделен, а от внутреннего осознания социального равенства с этой семьей.Дитер принадлежал к старинному роду прусских аристократов, крупных землевладельцев. Первая мировая война в корне изменила их образ жизни. Родовое гнездо представляло собой обнесенный рвом замок в окрестностях Веймара, феодальный, величественный, но невыносимо холодный и грязный. В детстве Дитер проводил здесь лето, а его мать редко выезжала из своей роскошной квартиры на фешенебельной Унтер-ден-Линден. К девяти годам Дитер уже стал настоящим берлинцем.По семейной традиции старший сын должен был получить военное образование, однако отец Дитера, считавший позором условия Версальского договора и напуганный инфляцией 1923 года, которая обесценила многие состояния, нарушил эту традицию. Вместо того чтобы послать Дитера в военную академию, он отправил его в самую дорогую и престижную в Европе школу «Ле Рози» в Швейцарии, где учились тогда даже особы королевской крови, например родственник Виттельсбахов Династия Виттельсбахов правила в Баварии с 1180 по 1918 г., ее представители были германскими королями и императорами Священной Римской империи.

по женской линии. Однако в «Ле Рози» не ощущалось социального неравенства.Хотя по политическим соображениям Дитер уже не использовал аристократическую приставку «фон» перед своей фамилией, граф сразу понял, что этот человек принадлежит к высшему обществу, и это принесло ему некоторое облегчение. В отличие от других нацистов майор держался скромно, и Анри де Вальми подумал, что в другое время и в другом месте охотно общался бы с Дитером Мейером. А узнав, что майор разделяет его страсть к поло и прежде играл на самых престижных площадках Германии, граф и вовсе забыл, что перед ним враг. Только заметив удивленный и недовольный взгляд дочери, он заставил себя вернуться к реальному положению дел.— До войны майор Мейер регулярно бывал в Гштаде, — смущенно сообщил граф не проронившей ни слова Лизетт. — Он обычно останавливался в «Стейнгербергере».Лизетт вздрогнула. Со «Стейнгербергером», самым роскошным отелем в Гштаде, у нее было связано много детских воспоминаний. Поэтому, узнав, что майор Мейер тоже останавливался там, девушка огорчилась. По умоляющему взгляду отца Лизетт догадалась, что ему нужна помощь. Видимо, майор еще не дал ему разрешения взять в дом племянницу Мари.Девушка посмотрела на Мейера.— Как интересно, — сказала она, но голос ее прозвучал теплее, чем ей того хотелось.Дитер решил не обращать внимания на Лизетт, поскольку она нарушала его душевный покой и манила к себе, сама того не подозревая. Сосновое полено затрещало в камине, пламя вспыхнуло, и комнату наполнил характерный запах хвои. Долг вежливости побуждал майора ответить девушке. Чуть пожав плечами, он взглянул на нее и уже собирался сказать какую-нибудь ничего не значащую фразу, но тут их глаза встретились. Внезапно Дитера охватило желание… такое неистовое, что у него перехватило дыхание.Волосы Лизетт ниспадали на плечи длинной, гладкой волной, заколотые с одной стороны гребнем из слоновой кости. Глаза, опушенные густыми ресницами, напоминали озера, и майор почувствовал, что утопает в них, лишаясь рассудка и здравого смысла. Платье из алой шерсти открывало шею и облегало бедра девушки. Руки прекрасной формы с длинными пальцами, с ухоженными, но ненакрашенными ногтями лежали на коленях. Хотя в замке было холодно, Лизетт была в тонких чулках, обтягивающих стройные ноги. Дитер заметил, что днем она носила грубые шерстяные чулки, и у него как-то даже мелькнула мысль подарить ей шелковые. Однако майор знал, что она с презрением отвергла бы их, как, впрочем, и любой его подарок.— Владельцы отеля — друзья нашей семьи, — пояснил Дитер. Он так старался держать себя в руках, что голос его прозвучал резковато.Лизетт показалось, что комната поплыла у нее перед глазами. Она прекрасно знала владельцев отеля. Эти люди вовсе не симпатизировали нацистам. Но девушку поразило не то, что у нее и майора Мейера есть общие знакомые. Она вдруг осознала, что в присутствии майора испытывает какое-то странное чувство.Лизетт знала, что такое ненависть, но даже самая острая ненависть никогда не вызывала у нее физической слабости.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46