Нет, ей никогда не понять дядю и не смириться с его поступками, несмотря на любовь к нему. Он, единственный родственник Кэрли, проявлял доброту к ней и был всем, что у нее осталось.
— Спасибо, что сказали, Хосе.
— Красивое седло, правда?
— Да, очень красивое.
Она провела рукой по великолепной коже ручной выделки. Как могли в ее дяде сочетаться доброта к ней и жестокость к другим?
Взяв поводья, Кэрли пришпорила лошадь. Едва конюшня скрылась из виду, девушка припала к шее Чимара и пустила его в галоп. Пусть ветер хлещет в лицо! Какая разница, куда она мчится? Ей необходимо отыскать луч света, ибо тьма окутала ее душу, а печаль сжимала ее сердце.
Кэрли направилась к неглубокому пруду, в который впадал ручей, сбегавший с гор; Когда-то она была счастлива здесь, чувствовала себя защищенной и веселой в объятиях мужа. Может, в ней сохранилось хоть что-то от этого света и мрак, объявший ее, рассеется?
Кэрли очень надеялась на это. Все три недели она тосковала по Рамону, как ни старалась забыть его. Девушка чувствовала себя опустошенной, мужество покинуло ее. После разговора с дядей боль нахлынула на нее с новой силой.
Спешившись, Кэрли привязала коня к дереву и подошла к пруду. Веял легкий ветерок, но день был теплым для этого времени года. Кэрли снова охватили воспоминания о том, как Рамон овладел ею здесь, на этой мягкой зеленой траве.
Сердце у нее сжалось: сюда не следовало приходить.
Она опустилась на колени возле пруда, провела рукой по воде, посмотрела на ее зыбкую поверхность, подумала, что тот день был холодным и они не стали купаться.
Но сейчас Кэрли захотелось окунуться в воду, очиститься от всего, что в ней накопилось. Она расстегнула костюм, сняла сапоги, стянула чулки и занялась корсетом.
Тихий шорох заставил ее поднять голову. Рамон, сидя на камне у берега, жевал длинную соломинку и смотрел на Кэрли темными непроницаемыми глазами. Он был так же красив, как в тот день, когда она увидела его в первые.
— Buenas tardes… mi amor.
Горечь, как яд, отравляла эти слова.
— Что ты здесь делаешь?
Он пожал плечами:
— Думаю, то же, что и ты: спасаюсь от жары.
Он отбросил соломинку, поднялся и направился к Кэрли своей легкой, упругой походкой. Как рысь, крадущаяся к жертве, подумала она и невольно отступила на шаг.
— Это земля дель Роблес. Ты вторгся на чужую территорию.
— О, querida… надеюсь, ты простишь мужа, который посетил место, дорогое ему с детства.
Рамон приблизился к Кэрли. Подняв голову, она посмотрела на него. Во рту у нее так пересохло, что она едва шевелила языком.
— Я… я не одета. Отвернись, мне надо одеться.
— Зачем отворачиваться?
— Но ведь ты джентльмен?
— Это не так. — В его смехе звучал сарказм.
Ее сердце бешено стучало, но Кэрли смело встретила его мрачный взгляд.
— Тебе лучше уйти.
Теперь он засмеялся немного мягче.
— Ты напоминаешь тигрицу, когда сердишься.
Она молча протянула руку к своему костюму, но Рамон, опередив ее, завладел им.
— Тебе не понадобится одежда… во всяком случае, пока.
Кэрли обдало жаром. Господи! Она увидела в его горячих темных глазах неприкрытое желание и едва сдержала стон. Боже, она по-прежнему хотела его, а может, даже сильнее, чем прежде.
Должно быть, Рамон прочитал ее мысли. Его губы искривила усмешка.
— Значит… ты чувствуешь то же самое. Я хотел знать…
Она отвернулась от него, изо всех сил стараясь унять дрожь.
— Отойди да меня, Рамон.
Он схватил ее за руку, повернул лицом к себе:
— По-моему, в этом нет нужды.
Рамон привлек ее к себе и грубо поцеловал. Кэрли вырвалась, отдернула руку, замахнулась, чтобы дать ему пощечину.
Но он остановил ее:
— Один раз я допустил такое. Возможно, хотел испытать боль. Это время прошло.
Он снова безжалостно ;впился в ее рот и глубоко засунул в него язык.
Кэрли решила дать ему отпор, зная, что произойдет, если она не сделает этого. Внутренний голос предупреждал ее: Не уступай! Подумай, какая невыносимая боль охватит тебя, когда он уйдет! Упершись ладонями в его грудь, она попыталась оттолкнуть его, хотя ее губы тянулись к нему.
Кэрли тихо и жалобно застонала — от боли и бессилия. Она хотела Рамона, любила его! Ей пальцы вцепились в его рубашку, губы раскрылись от неистовых поцелуев Рамона, язык скользнул в его рот.
Теперь Кэрли услышала стон Рамона. Он стянул рубашку с ее плеча и жадно приник к груди девушки. Ее соски набухли и затвердели. Рамон стащил с нее панталоны, его пальцы, лаская Кэрли, спускались все ниже и ниже.
— Рамон… — прошептала она, и его имя прозвучало как крик боли, печали и страсти. Он расстегнул брюки, поднял Кэрли за ягодицы, и она обхватила ногами его талию.
— Ты знаешь, что хочешь этого, дорогая. Обними меня за шею.
Она подчинилась, и Рамон раздвинул ее бедра.
— Те quiero, — прошептал испанец, — Я хочу тебя.
— Да… — шепнула она. — Я тоже тебя хочу.
Ей казалось, что она умрет от этого желания. Когда он вошел в нее, на Кэрли обрушился дождь из звезд. Она заплакала от счастья и наслаждения.
— Рамон!
— Si… я здесь… в тебе.
Дав ей погрузиться в блаженство, он вошел в Кэрли снова… быстрее, глубже. Ее захлестнуло ликование. Рамон напрягся, приближаясь к экстазу, и выплеснул семя в ее лоно. Кэрли еще крепче обхватила руками шею Рамона и положила голову ему на плечо. Слезы брызнули из ее глаз, покатились по щекам.
— Рамон! — прошептала она. — Я так тебя люблю!
Он застыл и, казалось, перестал дышать. Отпустив Кэрли, Рамон посмотрел на ее мокрые щеки, потом его взгляд устремился вдаль. Постояв неподвижно, он начал расстегивать свою рубашку.
Кэрли смотрела, как он раздевается. Вот он нагнулся, стянул брюки и сапоги. Ее охватило неистовое желание протянуть руку и прикоснуться к нему, но тут он привлек к себе Кэрли и снял то немногое, что оставалось на ней.
Вынув шпильки из ее волос, Рамон погрузил в них пальцы, и они рассыпались по плечам. Он взял жену на руки, нежно поцеловал, шагнул к воде и погрузился в нее вместе с Кэрли. Не разжимая объятий, они поднялись на поверхность.
Потом он снова овладел ею.
— Я слышала о налете, — тихо сказала она через некоторое время. — Беспокоилась о тебе и других. Дядя ищет вас даже сейчас.
— Он никого не найдет, если только ты не расскажешь ему, кто я.
— Ты же знаешь, что я этого не сделаю.
— Почему?
— Потому что я люблю тебя и других… что бы ты ни думал.
Рамон молчал и печально посмотрел на Кэрли. Этот взгляд проникал в душу. Наконец он приподнялся:
— Уже поздно. Мне пора уходить.
Ее горло сжал спазм. Она знала, что Рамон уйдет, и все же молила Бога…
— Ты хотел меня. Я думала… надеялась… вдруг это нечто большее.
Что-то вспыхнуло в его глазах.
— Я всегда хотел тебя, Кэрли. Всегда. Даже твое предательство не погасило бушующий во мне огонь.
Ее сердце разрывалось. Неужели Рамон никогда не поверит ей?
Сильный, грациозный, он встал и начал одеваться.
— Ты — моя слабость, Кэрли, — сказал Рамон. — Как я ни стараюсь, мне не удается забыть тебя. Даже воспоминания о том, как ты лежала с моим кузеном, не излечили меня.
В Кэрли вспыхнул гнев, заглушивший боль. С какой легкостью он обвинял ее!
— Ты думаешь, будто не похож на моего дядю, но это не так. Тебя переполняет та же ненависть, ты полон таких же предубеждений… Они ослепляют тебя, как и англичан, которых ты презираешь.
Он метнул на Кэрли суровый взгляд, но тут же снова занялся своей одеждой.
— Ты считаешь, что можешь прийти сюда и взять то, что хочешь, — продолжала она, — и вправе использовать и бросить меня. Ошибаешься, Рамон! Я не менее горда, чем ты… Если сейчас ты уйдешь от меня и не поверишь моим словам, я никогда не позволю тебе приблизиться ко мне!
Его лицо застыло от гнева.
— Ты — моя жена. И пока это так, принадлежишь мне. Я буду брать тебя когда захочу. Буду использовать тебя, как Хотел сделать мой кузен.
— Ты жестокий, безжалостный человек, Рамон! Я убеждаюсь в этом снова и снова, хотя не раз ты заставлял меня забыть об этом.
Он вставил ногу в стремя и легко вскочил на коня.
— Я получил сегодня удовольствие. Возможно, я приду за тобой и заберу тебя в Льяно-Мирада. Теперь, когда .Миранда уехала, мне нужна шлюха.
Ярость охватила ее.
— Только ступи на землю моего дяди, и, если он не убьет тебя, клянусь, я сделаю это сама!
Он криво усмехнулся:
— Пожалуй, я и так уже мертв.
Его лицо казалось высеченным из гранита, глаза потеряли былой огонь. Кэрли впервые поняла, что Рамон страдает так же сильно, как и она.
— Надеюсь, когда-нибудь тебе откроется правда, — тихо сказала девушка. — Но к сожалению, будет уже поздно.
Рамон напряженно посмотрел на нее, сдвинул на лоб свою черную шляпу, повернул коня и ускакал.
Когда он исчез, из глаз Кэрли хлынули слезы. Она ошиблась, надеясь, что пруд утешит ее. Боль вернулась с новой силой и терзала девушку. Проклиная свою глупость, Кэрли решила немедленно уехать отсюда и постараться забыть о своей мучительной любви к Рамону.
Она села на лошадь и направилась к дому, радуясь, что дяди нет и никто не заметит ее слез.
Глава 18
Рамон не вернулся в Льяно-Мирада, хотя предпочел бы поехать в лагерь, где реже думал о Кэрли. Но сразу после налета ему следовало отсидеться дома, чтобы не возбудить подозрений. Он безжалостно погонял жеребца по пути в Лас-Алмас, радуясь бешеной скачке, горячему солнцу и сильному ветру.
Рамон предпочитал не вспоминать, как, увидев Кэрли, потерял власть над собой. Желание прикоснуться к ней было сильнее его.
Но он убеждал себя, будто сделал это, чтобы наказать ее. И просто потому, что хотел ее. Он ее муж, с кем бы еще она ни переспала. Кэрли принадлежит ему, и он вправе делать с ней все, что хочет. Он измышлял в оправдание себе множество уверток, но ни одной из них не верил. Он сделал все это потому, что не мог поступить иначе.
Рамон ненавидел Кэрли за то, что она говорила, будто любит его, за то, что она по-прежнему возбуждала в нем желание, за то, что он все еще любил ее.
Он пригнулся к шее коня и галопом преодолел вершину холма, взметнув столб пыли. Грива и хвост прекрасного скакуна развевались по ветру. Наконец Рамон натянул поводья и взмыленный жеребец перешел на ровный шаг. Мысли о прошлом ни к чему не привели. Следовало подумать о других проблемах. Мать чувствовала себя плохо, он волновался за нее.
Тревожил его и мальчик.
Он вспомнил, как Два Орла заговорил с ним о Кэрли.
Рамон чистил в конюшне Рея дель Сол. Маленький Баджито спал на соломе возле коня.
— Дон Рамон?
— Si, muchacho, что такое?
— Мариано говорит, что сеньора больше не вернется.
Рука Рамона, сжимавшая щетку, замерла на шее коня.
— Si, это так.
— Почему, сеньор? Я думал, ей здесь нравится. Она говорила мне, что счастлива.
Рамон провел щеткой по могучей спине жеребца.
— Иногда такое случается.
— Но она ваша жена. У нас считается, что жена должна жить с мужем. У вас разве не так?
У Рамона перехватило дыхание.
— Si, но… иногда все складывается не так, как нам хочется.
Большие темные глаза уставились на испанца.
— Она ушла не из-за меня? Не из-за того, что произошло в деревне? Не потому, что я убил белого человека?
Рамон покачал головой:
— Нет, Два Орла. Ты сделал то, что следовало, стараясь защитить близких. Сеньора поняла это. Ее уход не связан с тобой.
Но Два Орла, кажется, не поверил в это и после исчезновения Кэрли еще больше замкнулся и помрачнел. Рамон не знал, как помочь мальчику.
Он нашел выход дней через шесть после встречи с Кэрли, которая и подсказала ему, как поступить с мальчиком. Рано утром Рамон отправился к загону, чтобы найти там Двух Орлов.
— Вы хотели видеть меня, дон Рамон?
— Сделай кое-что, muchacho. На диване лежит узел с вещами сеньоры. Отвези их на ранчо дель Роблес.
Мальчик побледнел:
— Вы хотите, чтобы я поехал к сеньоре?
— Si, верно.
— А вдруг она не захочет видеть меня?
Рамон положил руку на его худое плечо:
— Захочет, Два Орла. Что бы ни произошло между мною и моей женой, это не имеет никакого отношения к тебе. Уверен, она будет рада видеть тебя.
Два Орла нерешительно кивнул. Он недавно слегка укоротил свои черные волосы, однако по-прежнему стягивал их в хвост. Казалось, он подрос на несколько дюймов, но на самом деле просто чуть поправился благодаря хорошей пище и уходу.
— Ты знаешь дорогу в дель Роблес? — спросил Рамон.
— Si, я был там с сестрой.
— Тогда отправляйся в путь. Доставь вещи сеньоре. Вот увидишь, она будет благодарна.
Рамон проводил мальчика взглядом, надеясь, что теплота Кэрли успокоит маленького индейца.
Два Орла вывел из конюшни мерина, на котором учился ездить верхом, и, уже преуспев в этом, Держался в седле легко и горделиво. Когда-нибудь он станет неплохим ковбоем, подумал Рамон.
Махнув на прощание рукой, мальчик выехал из ворот и тут же поравнялся с всадником, скачущим навстречу ему. Прикрыв рукой глаза от солнца, Рамон заметил настороженность незваного гостя, в котором узнал кузена.
Должно быть, у него есть основания так держаться, подумал испанец, едва сдерживая желание стащить Анхела с лошади и швырнуть на землю. Однако Рамон заставил себя разжать кулаки и ответил на приветствие если и без улыбки, то хотя бы с подобием любезности.
— Вот уж не ожидал увидеть тебя, Анхел.
— Не сомневаюсь, кузен. Однако я здесь.
— Вижу. Тебе что-то нужно?
— Я не задержусь, если тебя беспокоит это. Уверен, твоя жена сделала все, чтобы мне здесь не радовались.
Ярость Рамона несколько поутихла. В конце концов, Анхел виновен в происшедшем не больше, чем он сам.
— Извини, кузен. Конечно, тебе рады. А вот моей жены здесь уже нет.
Анхел немного успокоился:
— Нам не удалось поговорить в Монтеррее. Я только что узнал, что Андреас мертв.
— Si. — При упоминании о брате в душе Рамона проснулась тупая боль. — Должно быть, тебе рассказала об этом сестра. Немногие знают о его смерти. Только несколько родственников слышали о том, что он был в этой стране.
— Очень жаль, кузен. Андреас был хорошим человеком. — Анхел лукаво улыбнулся. — И хорошим предводителем, как мне сказали.
Рамон снова напрягся, но Анхел этого не заметил.
— В семье не принято иметь секреты друг от друга, Рамон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36