Она повернулась к нему лицом, уперев руки в бока.
— В ту ночь я впервые за много дней крепко спала, потому что приняла свое лекарство. Кто угодно мог зайти в номер отеля и убить его, я все равно ничего бы не услышала.
Дрю смотрел на нее, подмечая, сколь очевидно она расстроена признанием, что спала в момент убийства Жана. Но был ли лауданум, который она дала мужу, смешан с цианистым калием? И умышленно ли она добавила цианистый калий в питье Жана, чтобы навсегда с ним разделаться?
Дрю вздохнул, понимая, что чем больше он узнает об этом деле, тем сложнее становится его работа, и впервые засомневался, что сможет выиграть этот процесс.
— Ты наркоманка, Лайла. Ты не можешь жить без этой опиумной настойки. Если об этом узнает обвинитель, то обязательно использует этот факт против тебя. Я хочу, чтобы ты была здорова и голова у тебя была чистой, — повторил Дрю, после чего сделал паузу, прекрасно понимая, что его слова ни в чем ее не убедили. — Знаю, ты мне не веришь… Но докажи обратное и попробуй несколько ночей обойтись без этого лекарства. Если ты и впрямь не испытываешь к нему особого пристрастия, я больше не скажу ни слова…
— Мне никому ничего не надо доказывать. Я не наркоманка, — настаивала Лайла.
— А какого мнения был Жан о снотворном, которое ты принимала? — спросил он.
Лайла была просто потрясена.
— Откуда ты узнал? — голос ее задрожал. — Только Колетт могла тебе об этом рассказать.
— Не вини Колетт. Она волнуется за тебя точно так же, как и я, — сказал Дрю, сдерживая желание прикоснуться к нежной руке Лайлы.
— Я не наркоманка, — упрямо продолжала твердить она.
— Ты должна прекратить принимать эту настойку, иначе она тебя убьет, — промолвил Дрю. — Позволь помочь тебе.
Дрю подошел к ней, прекрасно понимая, что сейчас ни в коем случае не стоит ее отталкивать, иначе она убежит. Он повернул Лайлу лицом к себе.
— Мы поговорим на эту тему потом, когда я вернусь. А сейчас я должен идти. И, надеюсь, ты будешь ждать, пока я не вернусь.
Лайла нахмурилась, скрестив руки на груди.
— Я помню про короткий поводок.
Взяв ее пальцами за подбородок, Дрю повернул голову молодой женщины так, чтобы она смотрела ему прямо в глаза.
— И вот еще что…
Зная, что он не должен этого делать, но более не в состоянии сопротивляться своим желаниям, он накрыл ее рот молниеносным поцелуем.
Утренняя роса не могла быть слаще ее припухших губ. Они стояли в солнечном свете, льющемся через окна, и чувственное влечение между ними становилось все сильнее. Дрю усилием воли оторвался от нее.
— Я скоро вернусь, — пообещал он и вышел из библиотеки.
Глава ОДИННАДЦАТАЯ
Дрю прищелкнул поводьями, он торопился провести свою последнюю встречу до того, как они сядут на Ново-Орлеанский пароход. Сегодня он оставил Лайлу, скрепя сердце. Хоть она и отрицала наркотическую зависимость, оба они знали, что она лжет как Дрю, так и самой себе. И хоть он и не должен был ни в коем случае целовать ее в это утро, он не смог удержаться от того, чтобы хоть как-то ее успокоить.
Вкус ее сладких губ вновь потряс его до глубины души, и он вновь жаждал ее, хоть и понимал, что повторять то, что произошло между ними прошлой ночью, теперь просто глупо. Однако он стал испытывать к ней куда большую привязанность, чем прежде.
Дрю быстро напомнил себе о том, что Лайла его подзащитная и он должен прежде всего отстаивать ее интересы в суде, а не строить планы совместной жизни с ней. В противном случае он рисковал своей юридической практикой и будущей политической карьерой. В прошлую ночь он думал телом, а не мозгами». И сегодня утром пожалел о своих спонтанных действиях. Он должен защищать, а не совращать Лайлу.
Что касается будущего процесса, то ему хотелось, чтобы его суждения были ясны и точны, а разум полностью сконцентрирован на защите этой женщины. Он не должен ничего упустить, иначе окружной обвинитель Финни похоронит его, и Лайлу повесят вне зависимости от того, виновна она или нет, но об этом Дрю старался не думать.
Да, он проигнорировал совет отца и оказался в ее объятиях, в ее постели. А ночь-то была куда лучше, чем он мог предположить в своих самых смелых мечтаниях… К несчастью, лишь до того момента, когда он понял, насколько она зависит от своего так называемого лекарства. Это пристрастие успело пустить глубокие корни, и наркотик крепко держал ее в своих тисках. И, похоже, она не сознавала всю серьезность этой проблемы.
Прошлой ночью она казалась такой уязвимой, такой беззащитной. И хотя он воспользовался ею непреднамеренно, Дрю беспокоился, что сегодня она, наверняка, пожалеет о том, что так страстно ему ответила.
Наконец, он въехал в ворота монастыря «Святого Сердца». Он прибыл сюда после того, как получил ответ на спешно составленное письмо, с помощью которого пытался убедить мать-настоятельницу свидетельствовать на суде в пользу Лайлы.
Остановив экипаж, Дрю привязал поводья и пошел пешком по дорожке из гравия. Зеленый мох покрывал старинное каменное строение, окруженное атмосферой благостной тишины. Когда он постучал в дверь, то невольно представил себе, как Лайла пришла сюда после того, как умерла ее мать.
Молодая женщина в одеянии послушницы приоткрыла тяжелую дубовую дверь.
— Чем я могу вам помочь?
— Я Дрю Солье, — сказал адвокат. — Мать-настоятельница назначила мне аудиенцию.
Женщина пропустила его, и он вошел в тихую приемную. Послушница осторожно закрыла за ним дверь.
— Пожалуйста, сюда, — тихонько промолвила монахиня, жестом приглашая следовать за ней. Шаги гулким эхом отдавались под каменными сводами, когда они шли по темному коридору. Здесь стоял сильный запах ладана. Вскоре впереди появилась дверь, из-под которой струился яркий свет. Послушница постучалась.
— Матушка, вас хочет видеть мистер Солье. Дверь открылась, и женщина в традиционно черной длинной монашеской рясе и белом платке, обрамлявшем ее лицо, с любопытством посмотрела на Дрю. Ее рукопожатие оказалось по-мужски крепким.
— Доброе утро, мистер Солье. Пожалуйста, входите.
Она плотно закрыла за ним дверь.
— Должна признаться, что крайне заинтригована. Зачем вам понадобилось узнавать что-то о мисс Дю Шамп?
Жестом предложив ему сесть, настоятельница подошла к столу и поудобнее устроилась в своем кресле.
— Уверен, вы слышали, что ее обвиняют в убийстве человека, называвшего себя ее мужем, — сообщил Дрю.
— Я слышала об этом печальном событии, кивнула настоятельница.
— Так вот, я ее адвокат и собираюсь защищать ее в суде. Я надеялся, что вы расскажете мне что-нибудь интересное о Лайле и ее отце.
Монахиня подняла удивленно брови.
— Мне мало что известно. После того, как умерла мать Лайлы, отец привез девочку к нам, предварительно заплатив за ее обучение. Вы же знаете, у сестер нашего ордена есть женская школа.
— Да, мне об этом известно, ведь я вырос в Батон-Руже — ответил Дрю, заметив, что при этом лицо его собеседницы посветлело. — Мои родители принадлежат к приходу Святой Девы Марии.
— Как это замечательно! — воскликнула женщина, явно обрадованная, что Дрю оказался католиком. — Лайла была одной из самых лучших наших учениц, и я считала, что со временем она станет учительницей в школе «Святого Сердца». Но ее отец настоял на том, чтобы она вернулась домой.
— Когда это случилось?
— Незадолго до того, как она вышла замуж за мистера Кювье, — ответила настоятельница, качая головой. — Я часто задавалась вопросом, почему она так спешно вступила в брак.
Я могу на него ответить. Она вышла замуж, чтобы спасти бизнес своего отца. Но Кювье прибрал к рукам пароходство Дю Шамп, а отец Лайлы умер вскоре после того, как его дело было продано мистеру Кювье.
Настоятельница нахмурилась и поджала губы.
— Итак, она потеряла средства к существованию, отца, и вышла замуж за мужчину, который уже был женат. Как это все трагично!
— Да, — не мог не согласиться Дрю. — Я прибыл сюда в надежде, что смогу убедить вас свидетельствовать на суде в пользу Лайлы.
Аббатисса откинулась в кресле и вновь покачала головой.
— Лайла была моей любимицей. Я надеялась, что со временем она вступит в наш орден.
Дрю согласно кивнул, мысленно благодаря Бога за то, что ему удалось найти столь эффектную свидетельницу.
— Пожалуйста, поймите, что я и впрямь хотела бы помочь Лайле, но прежде, чем я соглашусь быть свидетельницей, я хочу вам кое-что сообщить.
Она встала, нервно заламывая руки. Потом подошла к окну и выглянула во двор.
— Лайла была очень близка с одной из своих наставниц. Женщина страдала неизлечимой болезнью и буквально таяла у нас на глазах.
Настоятельница повернулась лицом к Дрю.
— Лайле было тяжело смотреть на то, как страдает сестра Элизабет. Она ухаживала за ней и часто оставалась с ней на ночь. Как-то утром я пошла проведать сестру Элизабет и обнаружила ее мертвой. Лайла спала на стуле рядом с ее кроватью. На ночном столике стоял пустой флакон лауданума.
Дрю нахмурился, почувствовав непоправимое.
— Что вы такое говорите?
— На этой стадии смертельной болезни сестре Элизабет хватало одного флакона лауданума на неделю. За день до ее смерти флакон был полным. Я говорила со всеми, кто ухаживал за сестрой Элизабет в последний день ее смерти, пытаясь выяснить, какую дозу лекарства она приняла. Она страдала от страшной боли и искала забытья. Боюсь, это была передозировка.
Дрю сидел потрясенный. Если обвинение узнает о смерти монашки, оно раскрутит этот случай по полной перед присяжными.
— И вы считаете, что именно Лайла дала несчастной смертельную дозу снотворного? — спросил Дрю, привстав со стула.
— Никому не известно, что случилось в ту ночь. Лайла любила сестру Элизабет и никогда бы не причинила ей вреда. Боюсь, что она просто не хотела, чтобы Элизабет страдала, и дала ей слишком большую дозу снадобья. Но я не могу сказать, сделала ли она это преднамеренно.
Настоятельница молитвенно сложила руки.
Да, это могло оказаться просто несчастным случаем, но Финни вполне сумеет воспользоваться им, выставив Лайлу дважды убийцей.
Дрю захотелось выругаться, но он сдержался.
— Ваши слова, матушка, запросто могут отправить мою подзащитную на виселицу. Ни один из присяжных не поверит, что она не имеет никакого отношения к смерти своего мужа, после того, как монахиня, за которой она ухаживала, умерла от передозировки.
— Мне очень жаль, но я подумала, что лучше вам об этом знать, на случай, если эта информация станет известна обвинителю.
— Спасибо, матушка, потому что Лайла мне об этом никогда не говорила…
А что, если б начался процесс и он оказался бы неподготовленным? Что бы он ответил, поведай Финни присяжным эту жуткую историю? Подобное свидетельство фактически подписало бы смертный приговор его клиентке.
Внезапно Дрю осенило.
— А не могла ли Лайла использовать этот лауданум для своих нужд? — спросил он, засомневавшись, что она пристрастилась к этому зелью недавно.
Мать-настоятельница отвела взгляд.
— Не знаю. Мы держали опиумную настойку исключительно для медицинских нужд… Но вскоре после смерти сестры Элизабет снадобье стало куда-то исчезать, и я начала запирать флаконы с лауданумом в своем шкафу.
Дрю не знал, что и сказать. Он в отчаянии сжал кулаки, понимая, что может проиграть этот процесс. Если прокурор узнает об этой подозрительной смерти или о том, что Лайла регулярно принимает лауданум, никто из присяжных не поверит в ее невиновность.
— Кто-нибудь еще об этом знает?
— Только я и еще несколько монахинь, близко общавшихся с сестрой Элизабет.
— Вы правы, — покачал головой Дрю, окончательно осознав, что после всего этого уже не сможет использовать аббатиссу в качестве эффектной свидетельницы. — Я не могу рисковать. Не дай бог, об этом узнает Финни.
— Вот видите, — тихо промолвила настоятельница.
Теперь защита Лайлы представлялась ему весьма проблематичной.
— А можете ли вы сообщить что-нибудь в защиту мисс Дю Шамп?
— Знаете, ничего особенного… Она такая милая девочка, я с трудом могу поверить в то, что она убила своего мужа или сестру Элизабет… Я буду молиться за нее и за вас, мистер Солье.
— Спасибо, матушка, — Дрю встал. — Спасибо, что нашли для меня время.
Теперь ему следовало срочно возвращаться к своей подзащитной. Лайла осталась одна, а это уже было искушением. Что если она сядет на другой пароход и уплывет в противоположную сторону от Нового Орлеана?..
— Спасибо, что нашли для меня время.
Дрю чувствовал себя совершенно опустошенным. Лайла вновь скрыла от него чрезвычайно важные сведения. Он вышел из монастыря и поспешил к своему экипажу. Они ни в коем случае не должны опоздать на пароход, но прежде чем они покинуть Батон-Руж, Дрю хотел убедить Лайлу в том, что если она и впредь не будет ему доверять, ее ждет смерть.
Саквояж Лайлы стоял у дверей. Все было подготовлено к отъезду. Она ходила по дому, любовно прикасаясь к вещам, с которыми было связано столько воспоминаний. Кое-что из новой одежды, которую она привезла из Нового Орлеана, Лайла решила оставить здесь, а вместо нее набила чемоданы предметами, с которыми больше не хотела расставаться.
Даже если ее и не казнят, она уже больше никогда сюда не вернется. Потому что теперь этот дом принадлежит законной жене Жана. Горечь наполняла Лайлу. Она ненавидела мужа и с удовольствием узнала бы, что он отправился прямо в ад. Там ему и место.
Лайла прошла в библиотеку и взяла с полки одну из отцовских книг по навигации. Она полистала страницы, вспомнив, как папа внимательно изучал ее.
Хлопнула парадная дверь.
— Лайла?! — крикнул Дрю.
— Я в библиотеке, — отозвала она, любопытствуя, где же он провел сегодняшнее утро.
Он ворвался в комнату, с трудом скрывая гнев.
— Имя сестры Элизабет тебе ни о чем не говорит?
Слезы выступили на глазах Лайлы. Сестра Элизабет была ее любимой наставницей. Она учила Лайлу литературе и поэзии, и именно сестра Элизабет убедила ее в том, что в настоящей искренней молитве можно обрести утешение. Лайла любила ее добрую душу и ужасно тосковала, когда сестра Элизабет умерла.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34