— И правильно делают, господа.
— Приказ исходит от вас?
— От меня.
— Соблаговолите объясниться.
— Все совсем просто. Не так давно сир Готье де Мони проезжал с двадцатью людьми через Сен-Жан-д'Анжели. У него была охранная грамота герцога Нормандского на себя и своих солдат.
— Но какое отношение это имеет к нам? — спросили горожане.
— Сейчас поймете, — ответил граф. — Подобно вам, сир де Мони был арестован; подобно вам, он показал охранную грамоту, но, как и в вашем случае, она ему не помогла. Семнадцать из сопровождавших его людей были задержаны и до сих пор находятся в вашем городе.
— Выходит…
— Выходит, что я счел вполне естественным проделать с вами то же, что ваш мэр учинил с одним из нас и, проведя примерно те же подсчеты, решил выпустить из моего лагеря только двоих.
Возразить было нечего.
— Значит, вы хотите провести обмен? — спросил один из горожан.
— Сначала обмен, а пока я объявлю вам мои условия.
— Вы хотите, чтобы город сдался,
— Без всяких обязательств с нашей стороны. Горожане посоветовались друг с другом.
— Ну что ж, властями нам дано поручение, — сказал один из них, — и мы принимаем ваше условие, ибо не можем поступить иначе. Позвольте нам вернуться в город и сообщить жителям о соглашении, которое мы заключили.
— Для этого вам не нужно быть вшестером, и одного достаточно. Остальные войдут в город вместе с нами.
Никакой возможности спорить не было.
— Вы прекрасно понимаете, что прежде всего нам должны быть присланы семнадцать наших людей, — продолжал граф. — Потом, когда мы подойдем к городским воротам, ваш мэр поднесет нам ключи от города и от имени всех жителей изъявит свою покорность. Тогда, и только тогда, мы посмотрим, что еще нам придется сделать.
Один из шести посланцев вернулся в Сен-Жан-д'Анжели и сообщил о навязанных условиях, принятых ими.
Через два часа семнадцать спутников Готье де Мони вернулись в английский лагерь, а граф Дерби от имени короля Англии вступил во владение городом.
Пробыв в Сен-Жан-д'Анжели неделю, англичане двинулись дальше и пошли на Ниор, богатый, хорошо укрепленный город; его капитаном и временным сюзереном был благородный рыцарь мессир Гишар д'Англь.
Англичане трижды штурмовали город, но безуспешно.
Тогда они отступили и направились на Пуатье, но по пути взяли городок Сен-Мексан и перебили всех, кто в нем находился; потом, повернув немного влево, подошли к городу Монтрёй-Боннин, на что, как мы скоро увидим, были свои причины.
В этом городе жило более двухсот монетных дел мастеров, чеканивших деньги для короля Филиппа, что было для графа лакомой приманкой.
Граф потребовал сдачи города, но получил отказ.
К счастью, англичане привыкли к этому и знали, каким образом взяться за дело, чтобы добиться своего.
Они начали осаду, выдвинув вперед лучников. Через час никто из защитников не осмеливался больше показаться на крепостных стенах, город был взят, а все жители истреблены.
Нам нет нужды рассказывать, что стало с монетой короля.
Граф оставил в замке гарнизон и снова двинулся на Пу-атье, до которого было не так близко.
Первый штурм закончился неудачно, несмотря на то что город был полон мелкого люда, мало пригодного для войны, по выражению Фруассара.
На другой день множество рыцарей сели на коней и принялись рыскать вокруг города, стремясь найти пункт, который было бы легче атаковать.
Они нашли место, показавшееся им подходящим для приступа, и сообщили об этом графу, и он после военного совета принял решение штурмовать завтра город сразу в трех точках; лучники должны были атаковать в самом уязвимом месте.
На рассвете — это было 4 октября — начался штурм.
Жителям Пуатье пришлось туго, ибо они не могли одинаково успешно отбиваться с трех сторон.
Город был захвачен, а все мужчины, женщины, дети, старики — перебиты.
— Добыча англичан была огромной, ибо, кроме добра горожан, они захватили еще и добро жителей окрестных мест, укрывшихся в Пуатье, думая, что в городе будут в большей безопасности, нежели в деревнях.
Было разрушено все — монастыри, замки, церкви, — и граф, пожелавший пожить в городе недели полторы, смог остановить грабеж и разрушение, лишь пригрозив смертной казнью каждому, кто будет бесчинствовать.
Граф Дерби намеревался идти на Кале, оставляя за собой кровь, пепелища и развалины.
Весь край, через который он прошел, обезлюдел, словно его опустошил гнев Господен и как будто графу в походе помогала чума — бич, что через два года обрушится на Францию, о чем мы еще расскажем, прежде чем завершим эту хронику.
Пробыв несколько дней в Пуатье, граф покинул город,
не оставив в нем гарнизона, ибо тем самым он был бы вынужден уменьшить свою армию, поскольку оборона города требовала немало воинов, и небольшими переходами вернулся в Сен-Жан-д'Анжели.
Граф очень любил воевать, но еще больше ему нравились праздники и отдых после битв.
В Сен-Жан-д'Анжели он снискал великую любовь горожан, особенно дам и девиц, ибо, едва приехав сюда, он, как и в Бордо, задавал бесчисленные празднества и балы, находя себе приверженцев там, где несколько дней тому назад имел врагов.
Он возил с собой в обозе целую сокровищницу награбленных драгоценностей, щедро одаряя ими жительниц Сен-Жан-д'Анжели; это во многом способствовало тому, что в душах женской половины населения он оставил по себе очень приятные воспоминания: все дамы уверяли, будто невозможно найти другого сеньора, кто так благородно гарцевал бы на коне для парадных выездов.
Наконец после череды балов, обедов и ужинов граф построил своих солдат, заставил мэра и жителей города вновь принести ему данную уже однажды присягу в верности и отправился в Бордо.
Прибыв в город, он дал отдых солдатам, слугам и прочему люду, щедро вознаградив всех за добрую службу.
Потом, через несколько дней, он сел на корабль и отплыл в Англию, не заехав предварительно к Эдуарду, чтобы доложить об удачном походе.
Теперь мы ненадолго покинем Францию и посмотрим, что происходит в Шотландии, ибо мы приближаемся к концу нашей книги и события приводят нас на родину Роберта Брюса.
X
Итак, перед тем как отправиться в Кале, граф Дерби ненадолго задержался в Англии.
В письмах, получаемых им от Эдуарда III, содержались просьбы короля проследить за тем, что происходит в Лондоне, и убедиться, следует ли верить в скорое вторжение шотландцев: слухи о нем дошли до короля; он сам предчувствовал его, слушая гонцов от королевы Филиппы.
Сразу же заметим, что Шотландия находилась в очень жалком положении.
Вальтер Скотт по этому поводу пишет следующее:
«В ту эпоху, когда все вопросы решались в пользу самой крепкой руки и самого длинного меча, в законах уже нельзя было найти ни спасения, ни защиты. Люди перестали возделывать землю, потому что, судя по всему, человек, засеявший поле, не мог рассчитывать собрать урожай. При подобном варварском укладе жизни сохранилось мало религиозных чувств, а народ настолько свыкся с несправедливыми и кровавыми деяниями, что все законы человечности и милосердия бессовестно попирались. В лесах находили несчастных, умерших от голода вместе со своими домочадцами; страна так обезлюдела и одичала, что пугливые лани выходили из лесов, приближаясь к городам и жилищам людей. Целые семьи были вынуждены кормиться травой, а находились и такие люди, что, как рассказывают, употребляли более страшную пищу — плоть себе подобных. Один несчастный ставил капканы, в которые попадали, словно дикие звери, человеческие создания, и поедал их. Этого людоеда звали Кристиан Крючник (он применял для своих чудовищных капканов крюки или скобы).
Среди всех этих ужасов шотландские и английские рыцари, когда между ними воцарялось недолгое перемирие, заменяли битвы турнирами и прочими конными упражнениями, — продолжает романист-историк. — Цель этих игр заключалась не в том, чтобы биться всерьез, а в том, чтобы выяснить, кто лучше владеет оружием. Вместо того чтобы состязаться в ловкости, стремясь прыгнуть выше всех, или оспаривать приз в беге и скачках, дворяне, согласно моде тех времен, сходились в поединке, то есть, облачившись в боевые доспехи и вооружившись длинными копьями, набрасывались друг на друга до тех пор, пока один из них не оказывался выбитым из седла и сброшенным на землю. Иногда они сражались пешими, используя меч или боевой топор, и, хотя это были всего лишь игры, в которых руководствовались куртуаз-ностью, можно было видеть, как в этих никчемных схватках погибало много бойцов, словно сражались они на поле настоящей брани».
Когда граф Дерби прибыл в Лондон, он застал перемирие, по крайней мере его видимость, между двумя государствами.
Граф, доложив о своем походе королеве, приехал в Берик, где объявил, что будет устроен большой турнир, на который он пригласит всех шотландских рыцарей, кои изъявят желание сразиться.
В ту эпоху в Шотландии было немало храбрецов, что никогда не отказывались от битв и турниров.
В тот же день, когда он объявил о турнире, граф Дерби послал в Шотландию шпионов; ведь время, что шотландские рыцари проведут на турнире, они не смогут потратить на приготовление к задуманному вторжению, а он, граф Дерби, успеет предупредить Эдуарда, если оно будет предпринято.
Шпионы вернулись.
— Ваша светлость, есть полная уверенность, что это вторжение произойдет, — сообщили они графу.
— И кто будет им руководить?
— Король Давид Брюс собственной персоной.
— Кто еще командует его армией?
— Александр Рамсей, Уильям Дуглас и кавалер Лидс-дейл.
— Приедут ли эти рыцари на турнир?
— Да, ваша светлость.
Граф, вместо того чтобы предупредить Эдуарда, чье пребывание во Франции было столь выгодно для успеха его замыслов, велел известить обо всем королеву, дабы те из рыцарей короля, кто остался в Англии, были готовы отразить вторжение шотландцев, и стал ждать турнира.
Приехали участники его.
Граф принял их с почестями, подобающими их высокому положению, и, обратившись к Рамсею, спросил:
— Не будет ли вам угодно сказать, с каким оружием должны сражаться рыцари?
— С металлическими щитами, — ответил Рамсей.
— Нет, нет, — возразил граф, — слишком невелика будет честь, приобретенная в подобном поединке. Давайте лучше пользоваться легкими доспехами, которые мы надеваем в дни битвы.
— И, если вы не возражаете, в шелковых куртках, — предложил Александр Рамсей.
Решено было облачиться в легкие доспехи.
И настал день турнира.
В числе главных рыцарей, внесенных в список участников, со стороны шотландцев значились Грэхэм, Дуглас, Рамсей и Лидсдейл.
Со стороны англичан — граф Дерби и барон Талбот.
Каждый из них знал, что ему предстоит сражаться с настоящим врагом, ведь граф Дерби раскрыл им замыслы Шотландии и даже сказал Талботу:
— Барон, неужели вы удовольствуетесь вашими легкими доспехами?
— Да, — ответил барон.
— Прекрасно! Но если вы мне доверяете, то послушайте мой совет: наденьте вторые латы хотя бы на грудь.
— Почему?
— Потому что, раз мы разгадали в наших противниках серьезных врагов, они не пощадят нас; и им тоже должно быть хорошо известно, что мы им вовсе не друзья, а король Англии слишком нуждается в отважных рыцарях, чтобы я дозволил вам без повода подвергать себя опасности.
— Благодарю за совет, ваша светлость, я последую ему. Мы описываем этот турнир во всех подробностях только потому, что он был одним из самых кровавых и вместе с тем самых прекрасных турниров той эпохи.
Граф Дерби должен был сразиться с Лидсдейлом и Рам-сеем; Талбот — с Грэхэмом и другим шотландским рыцарем, чье имя до нас не дошло.
Потом должны были сойтись в поединке другие рыцари, храбрые, но менее знатные, нежели названные.
После многих незначительных поединков шевалье Лидсдейл ударил копьем в щит графа Дерби. Тот выехал из своего стана.
Лидсдейлу не пришлось дважды вступать в поединок, так как, получив ранение в правую руку, он был вынужден выйти из игры.
Граф вернулся в свой стан под ликующие крики зрителей, а сменивший его Талбот коснулся щита сэра Патрика Грэхэма, грозного турнирного бойца.
Вот тут-то Талбот почувствовал признательность графу за совет, который тот ему дал, ибо копье противника пробило его двойную кирасу и на палец вонзилось в тело.
Будь он в куртке, то неминуемо бы погиб.
Так завершился первый день турнира.
Вечером, за ужином, один английский рыцарь пожелал отомстить за поражение Талбота и бросил Грэхэму вызов завтра сразиться с ним в поединке с тремя выходами.
— Вот как! Ты хочешь помериться силами со мной? — спросил Грэхэм. — В таком случае вставай пораньше и исповедуйся в грехах, ибо вечером ты будешь держать ответ перед Богом.
Слух об этом вызове быстро распространился, и на следующий день, когда Грэхэм, уже победивший накануне, снова появился на ристалище, все взоры устремились на него: зрители сгорали от любопытства, желая узнать, выиграет ли он свое кровавое пари.
Патрик Грэхэм выехал на середину ристалища и, увидев приближавшегося к нему противника, крикнул:
— Сделали ли вы то, о чем я вам говорил, мессир?
— Так же как и вы, сэр.
— Значит, вы умрете без исповеди, а это несчастье, если человек — истинный христианин, каким, я полагаю, вы являетесь.
Произнеся эти слова, Грэхэм посмотрел вперед, крепче сжал копье и, пустив во весь опор своего коня на английского рыцаря, насквозь пронзил его копьем.
Рыцарь рухнул на землю.
Все произошло так быстро и вместе с тем так страшно, что восхищение сменилось ужасом: Грэхэм ехал назад посреди всеобщего молчания.
Рукоплескания раздались лишь тогда, когда на арене вновь появился граф Дерби.
Дамы и девицы в Сен-Жан-д'Анжели были совершенно правы, утверждая, что граф был самым красивым всадником, какого только можно было увидеть на парадном коне.
Трудно было представить себе более изящного рыцаря, чем граф, выехавший на ристалище, хотя он был бледен и кровь кипела в его жилах: он жаждал отомстить за смерть того, кого убили на его глазах.
Уильям Рамсей, родственник Александра Рамсея, о коем мы говорили ранее, принял вызов графа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36