https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya-vannoj-komnaty/
– Если решил бежать, то беги, а меня оставь в покое.
– Я сделаю все возможное, чтобы ты стала свободной, – Антонио провел прохладными пальцами по мокрым девичьим щечкам. – Я хочу тебе помочь.
– Почему я должна тебе верить? Кто я тебе? Никто. Одна из сотен других женщин в Стамбуле. Ты не обманешь меня лживым сочувствием. Почему ты решил осчастливить именно меня возможностью сбежать из плена?
– Хочешь знать правду? Хорошо, – на лице Карриоццо сердито заиграли желваки. – Ты влезла в мое сердце маленькой ящеркой в том миг, когда я услышал твое пение. Там, в саду. Поэтому я не могу и не хочу оставить тебя здесь.
Недоверчиво хмыкнув, Лали запрокинула голову, и у нее перехватило дыхание. Светлые глаза были полны страсти и нежности, желания и сочувствия. Как можно противиться им?
Антонио медленно наклонил голову и коснулся губами девичьего ротика.
– Нет, – слабым шепотом произнесла она.
– Да, – возразил он сильным звучным голосом.
Судорожно вздохнув, Лали отвернула голову. Его глаза и прикосновения очень хороши, опасно хороши, им нельзя покоряться. И нет сил не покориться!
– Я не могу позволить тебе вернуться, – прошептал Антонио, продолжая скользить губами по нежной щечке. – Я не могу и не хочу с тобой расставаться.
– Ты… ты хочешь насладиться моим телом? А если… если я отдамся тебе, ты отпустишь меня?
Антонио задумчиво провел пальцем по трепетной шее девушки.
– Ты так дешево ценишь себя? – с издевкой процедил он сквозь зубы.
Жар бросился в лицо Лали от этих слов.
– Я предложила себя, потому что любовные утехи считаю глупостью, – вздернула подбородок девушка.
– Девичья честь – бесценное сокровище, Лали. Если утратишь ее, вряд ли сумеешь обрести уважение своего будущего мужа.
– Почему ты решил, что я хочу замуж?
Антонио пожал плечами.
– Женщина должна иметь защитника. До замужества ее охраняет отец, затем – супруг.
Лали прикусила губку. Она почти не помнила своего родного отца. А человек, которого она считала приемным отцом, себя таковым не считал. Так на кого ей следует надеяться? В этом мире ей придется выйти замуж за старика, а в Италии? Кто и что ждет ее там, в чужой стране? Кто может стать ее защитником? Нет, лучше уж остаться здесь.
– Ты не ответил на мой вопрос. Куплю ли я свободу ценой невинности?
– Нет.
– Но ты говорил, что желаешь быть со мной…
– Да, я хочу тебя и только поэтому терплю твои капризы. И обещаю, что буду относиться к тебе, как к сестре, до тех пор, пока мы не вернемся на родину.
– А потом?
Взгляд Антонио был более, чем красноречив.
– Теперь я знаю, почему ты меня украл, – Лали облизнула пересохшие губы, ругая себя за теплую волну, рождавшуюся где-то внутри. – Расчетливый негодяй!
– Я честен перед собой. И перед тобой, – Антонио с удивлением смотрел на девушку, поражаясь противоречивости ее желаний и эмоций. Сначала она предлагает себя, а потом возмущается его откровенностью!
– Не смей на меня смотреть такими глазами! – девушка рассерженно топнула ногой.
– Постараюсь. А тебе следует переодеться, – он протянул суму. – Нам нужно спешить.
– Ибрагим-паша будет искать меня. Его люди обыщут весь город. Одному тебе легче покинуть Стамбул, – Лали попыталась образумить своего похитителя, взывая к его рассудку.
– Это мы обсудим на корабле, – Антонио отвернулся к водопаду, предоставив девушке возможность переодеться, не смущаясь его присутствием.
Шмыгая носом, Лали принялась разбирать спутанный клубок одежды. Слезы застилали ей глаза, и ей с трудом удалось облачиться в непривычную мужскую одежду.
Перебросив через плечо холщовый мешок, Антонио взял Лали за руку и повел ее к выходу из пещеры.
– Здесь узкий карниз, по которому можно спуститься вниз. Прижимайся плотнее к скале, и тогда не очень промокнешь.
20
Отдышавшись после тяжелого спуска со скалы и омыв в ласковых волнах лицо и изрядно оцарапанные руки и ноги, Лали уселась на огромный валун, поросший водорослями. Волны тут же взметнулись вверх и принялись подбираться к девушке, пытаясь, лизнуть ее ноги.
– Я понимаю, что тебе страшно менять свою жизнь, но ты погибнешь здесь, – приобняв девушку за плечи, Антонио повернул ее лицо к себе, и слова застряли у него в горле. Он увидел глаза, в которых застыли горе и отчаяние: – Клянусь, что не замышляю против тебя ничего дурного. Я не собираюсь тебя обманывать. Смотри: в мешке с едой лежит бархатный кисет с твоими любимыми украшениями. Маруф решил, что тебе следует взять их с собой. Когда мы вернемся на родину, ты сможешь продать их по своему усмотрению, если не захочешь принять мою помощь. Поверь мне, я сделаю все возможное, чтобы найти твоих родных. Надеюсь, мои друзья в Венеции помогут мне в поисках.
Вместо ответа Лали отвернулась и, передернув плечами, сжалась в комок. Белокрылые чайки с тоскливыми воплями носились над водой, их крик прозвучал приговором безутешной девушке, и, внимая ему, бедняжка не смогла сдержать слез и уткнулась шмыгающим носом в широкую грудь итальянца.
Антонио было жаль малышку, но время шло, пагубно отражаясь на их планах, поэтому, дождавшись, когда рыдания сменились судорожными всхлипываниями, Карриццо легко отстранил Лали от себя и заглянул в красные от слез глаза.
– Довольно плакать, – он осторожно убрал со щечек девушки соленую влагу. – Нам нужно поскорее добраться до пристани и найти возможность устроиться на корабль, отправляющийся в Италию.
И корабль унесет Лали от дома, где она прожила двенадцать лет. Все эти годы Ибрагим-паша относился к ней лучше, чем к родной дочери, баловал ее, лелеял, заботился о том, чтобы она получила образование, решил сделать своей женой. Что ж, значит, такова ее доля. Конечно, она мечтала о молодом и красивом муже, но если выбирать между жизнью во дворце капудан-паши и путешествием в неизвестность – глупо выбирать последнее. В светлых глазах итальянца читается сострадание, но разве этого достаточно, чтобы поверить ему? Быть может, он всего лишь решил добиться ее благосклонности, а затем бросит, как надоевшую вещь. Или продаст первому встречному работорговцу.
Девушка резко освободилась из объятий Карриоццо.
– Не прикасайся ко мне. У меня есть жених, и я хочу вернуться к нему.
Если сказать, что Антонио был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Увидев упрямо сжатые губы и огонь, полыхающий в темных девичьих глазах, Карриоццо едва не выругался. Тысячу раз дурак! Он же знал, что она выросла в гареме, и, конечно же, всю жизнь мечтала о том, чтобы выйти замуж за богатого старика, увешаться золотыми побрякушками и все дни напролет объедаться сладостями! Как можно было решить, что эта рыжая девка чем-то отличается от прочих женщин! А он еще вздумал жалеть эту сумасбродную дуру!
– Считай, что у тебя больше нет жениха. Ибрагим-паша не возьмет в жены женщину, проведшую ночь в объятиях другого мужчины. Вставай и пошли в порт.
– Иди, куда хочешь, а я вернусь обратно.
Антонио сжал зубы. Видит Бог, у него нет времени, чтобы затевать с глупой девчонкой словесные баталии. Зачем он связался с ней? Быть может, и впрямь отпустить ее? Но он не может позволить, чтобы эта маленькая дурочка погибла. Она вряд ли заберется вверх по крутому склону самостоятельно, а оставлять ее на берегу – значит, обрекать на гибель.
– Я не ангел, чтобы ты бесконечно испытывала мое терпение, – холодно заявил он и сурово взглянул ей в глаза. – Если не пойдешь по собственной воле, то, клянусь всеми святыми, я посажу тебя в этот мешок и потащу на плече.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь шорохом волн. Лали вдруг подумала о том, что уже не может считать себя невестой кого бы то ни было. Но становиться любовницей своего похитителя (разве не об этом думал итальянец, когда задумал ее похитить?) она не желала.
– Хорошо. Я пойду с тобой. Но не обещаю, что не постараюсь убежать, – заявила она, бросив сердитый взгляд на мужчину.
Антонио хмуро смотрел на решительное лицо Лали. Ему было жаль отважную малышку, но при этом он с удовольствием отшлепал бы эту строптивицу.
– Глупо думать, что могло быть иначе.
21
Пустынный каменистый берег сменился маленькими строениями, возле которых копошились рыбаки, затем появились более основательные жилища, и вскоре беглецов закружила в своих сетях Галата. Извилистые, узкие улочки были заполнены людьми, но на Лали и Антонио никто не обращал внимания. Впрочем, этому удивляться не приходилось: смуглолицый Карриоццо, облаченный в одежду мусульманина, очень походил на местных жителей. И даже светлые глаза не портили впечатления, поскольку этот берег Золотого Рога давно облюбовали иностранцы, устроившие здесь свои колонии. Но для пущей безопасности Антонио все же прикрыл лицо свободным концом тюрбана. А в невысоком подростке с испуганными глазами и темным от грязи личиком вряд ли можно было угадать красавицу, сбежавшую из гарема.
И все же оставалось молить Бога, чтобы опасная затея увенчалась успехом. Карриоццо уже не раз видел шныряющих по улицам людей с озабоченными лицами. Быть может, эти мужчины искали именно их? Люди Ибрагим-паши, разумеется, уже рыщут по городу и побережью, да и Мехмед не простит предательства пленника-живописца, который мало того, что сбежал сам, так еще и прихватил с собой девушку, которую сын султана считал своей добычей. Но хуже всего было отчаянное сопротивление девчонки, не желающей покидать мир, в котором она выросла. Антонио приходилось все время тянуть Лали за собой, а эта негодница нарочно замедляла шаг, испытывая его терпение.
– Если ты закричишь, то меня убьют на твоих глазах, – в очередной раз предупредил Антонио, заметив, что девушка нервно оглядывается по сторонам.
– Я не желаю твоей смерти, – пробурчала Лали.
Она вовсе не собиралась предавать Антонио. Просто ей впервые пришлось видеть портовые кварталы Стамбула, и теперь она с ужасом и любопытством изучала необычные улочки, пропитанные свежим морским ветром и душным запахом рыбных базаров.
Когда они оказались на пристани, Антонио стал внимательно рассматривать корабли, скользя глазами по спокойной воде гавани, и едва не закричал от радости.
– О такой удаче я даже не мечтал. «Наяда».
Девушка проследила за его взглядом, и увидела галеру, качавшуюся на волнах. В отличие от других судов, стоявших в гавани, это судно было сравнительно небольшим, но довольно крепким.
– На нем ты уплывешь в Италию? – прошептала она.
– Мы отправимся вместе.
Девушка не стала спорить, хотя не собиралась мириться с тем, что покинет Стамбул, ставший ее родиной. В душе не угасала надежда на побег.
22
Узнав о том, что капитан «Наяды» до завтрашнего дня будет находиться в доме неофициального главы Венецианской дипломатической миссии в Пера, Карриоццо обреченно вздохнул. Если бы он был сейчас один, то, несомненно, отправился бы прямиком к венецианцам. За время пребывания во дворце Мехмеда Антонио узнал довольно много интересного, эти сведения могут оказаться полезными для республики, и глава миссии, несомненно, найдет способ помочь своему посланнику вернуться на родину. Но тащить за собой через всю Галату упрямую девчонку, которая постоянно изыскивала возможность сбежать, было более чем неразумно. Да и венецианцы вряд ли захотят помогать ему, узнав о похищении приемной дочери, точнее – невесты главы турецкого флота. После недавних событий, связанных с высылкой байюло, колония предпочитает не портить отношения с османами.
Поразмыслив, Антонио решил, что остается один выход – снять комнату в какой-нибудь портовой гостинице и там подождать возвращения на судно капитана «Наяды». В том, что ему удастся договориться с этим человеком, Антонио не сомневался.
Каморка, в которой они устроились, была невероятно маленькой и грязной. Хорошо еще, что настил, на котором вытянули свои уставшие тела Антонио и Лали, был относительно чистым. По просьбе Карриоццо слуга принес для них кувшин с прохладной водой и пару лепешек, но для Лали, привыкшей к сладкой изысканной пищи, и Антонио, страдающего без мяса, этого было мало. Понимая, что невероятно сглупил, не купив в одной из лавочек вяленой говядины, мужчина мрачно смотрел на девушку, которая словно бы и не страдала от голода и, не обращая внимания на своего спутника, расплетала косы. Отчего бы ненадолго не отлучиться? Неподалеку от гостинцы Антонио видел трактир, там можно раздобыть более или менее сносную еду.
Рассудив так, Карриоццо достал из котомки веревку, с помощью которой они утром спускались со скалы, и направился к Лали. Она слышала его шаги, но, не поворачиваясь, упрямо продолжала заниматься своими волосами. Склонившись над девушкой, Антонио в один миг схватил ее руки и принялся опутывать веревкой.
– Что ты делаешь?! Прекрати! – зашипела она. – Негодяй, грубиян, мерзавец, дикарь!
– Ох, и бесстыдный у тебя язык, – фыркнул Антонио и, затянув крепкий узел на ее запястьях, проделал тоже самое со щиколотками.
– Это я бесстыдная?! – кричала девушка в ярости, тщетно пытаясь освободиться. – Отпусти меня сейчас же или я…
Карриоццо заткнул перекошенный рот Лали тряпкой, уложил девушку на настил и проверил прочность узлов, не обращая внимания на безмолвное негодование пленницы.
– Сожалею; что мне пришлось сделать это. Я быстро вернусь и принесу еды. Полежи пока и отдохни.
Лишь только ее мучитель закрыл за собой дверь, Лали принялась кататься по настилу, пока наконец не сумела освободить рот от кляпа, правда, заработала при этом многочисленные царапины. Отдышавшись, девушка изо всех сил вцепилась в узел веревки зубами.
23
Оказавшись на улице, Лали пожалела, что была облачена в мужскую одежду. Проще всего затеряться среди сотен женщин, одетых согласно мусульманским обычаям в тяжелое платье и плотную чадру. По крайней мере, в таком одеянии она чувствовала бы себя в большей безопасности. Вблизи порта помимо местных жителей на каждом шагу встречались пьяные матросы и распутные женщины, все они громко разговаривали, ругались хриплыми голосами, моргая отяжелевшими веками, и – самое ужасное – то и дело задирали миловидного подростка, пусть даже излишне чумазого (чтобы полностью изменить облик Лали, Антонио лично протер ее светлое личико кожурой грецкого ореха).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32
– Я сделаю все возможное, чтобы ты стала свободной, – Антонио провел прохладными пальцами по мокрым девичьим щечкам. – Я хочу тебе помочь.
– Почему я должна тебе верить? Кто я тебе? Никто. Одна из сотен других женщин в Стамбуле. Ты не обманешь меня лживым сочувствием. Почему ты решил осчастливить именно меня возможностью сбежать из плена?
– Хочешь знать правду? Хорошо, – на лице Карриоццо сердито заиграли желваки. – Ты влезла в мое сердце маленькой ящеркой в том миг, когда я услышал твое пение. Там, в саду. Поэтому я не могу и не хочу оставить тебя здесь.
Недоверчиво хмыкнув, Лали запрокинула голову, и у нее перехватило дыхание. Светлые глаза были полны страсти и нежности, желания и сочувствия. Как можно противиться им?
Антонио медленно наклонил голову и коснулся губами девичьего ротика.
– Нет, – слабым шепотом произнесла она.
– Да, – возразил он сильным звучным голосом.
Судорожно вздохнув, Лали отвернула голову. Его глаза и прикосновения очень хороши, опасно хороши, им нельзя покоряться. И нет сил не покориться!
– Я не могу позволить тебе вернуться, – прошептал Антонио, продолжая скользить губами по нежной щечке. – Я не могу и не хочу с тобой расставаться.
– Ты… ты хочешь насладиться моим телом? А если… если я отдамся тебе, ты отпустишь меня?
Антонио задумчиво провел пальцем по трепетной шее девушки.
– Ты так дешево ценишь себя? – с издевкой процедил он сквозь зубы.
Жар бросился в лицо Лали от этих слов.
– Я предложила себя, потому что любовные утехи считаю глупостью, – вздернула подбородок девушка.
– Девичья честь – бесценное сокровище, Лали. Если утратишь ее, вряд ли сумеешь обрести уважение своего будущего мужа.
– Почему ты решил, что я хочу замуж?
Антонио пожал плечами.
– Женщина должна иметь защитника. До замужества ее охраняет отец, затем – супруг.
Лали прикусила губку. Она почти не помнила своего родного отца. А человек, которого она считала приемным отцом, себя таковым не считал. Так на кого ей следует надеяться? В этом мире ей придется выйти замуж за старика, а в Италии? Кто и что ждет ее там, в чужой стране? Кто может стать ее защитником? Нет, лучше уж остаться здесь.
– Ты не ответил на мой вопрос. Куплю ли я свободу ценой невинности?
– Нет.
– Но ты говорил, что желаешь быть со мной…
– Да, я хочу тебя и только поэтому терплю твои капризы. И обещаю, что буду относиться к тебе, как к сестре, до тех пор, пока мы не вернемся на родину.
– А потом?
Взгляд Антонио был более, чем красноречив.
– Теперь я знаю, почему ты меня украл, – Лали облизнула пересохшие губы, ругая себя за теплую волну, рождавшуюся где-то внутри. – Расчетливый негодяй!
– Я честен перед собой. И перед тобой, – Антонио с удивлением смотрел на девушку, поражаясь противоречивости ее желаний и эмоций. Сначала она предлагает себя, а потом возмущается его откровенностью!
– Не смей на меня смотреть такими глазами! – девушка рассерженно топнула ногой.
– Постараюсь. А тебе следует переодеться, – он протянул суму. – Нам нужно спешить.
– Ибрагим-паша будет искать меня. Его люди обыщут весь город. Одному тебе легче покинуть Стамбул, – Лали попыталась образумить своего похитителя, взывая к его рассудку.
– Это мы обсудим на корабле, – Антонио отвернулся к водопаду, предоставив девушке возможность переодеться, не смущаясь его присутствием.
Шмыгая носом, Лали принялась разбирать спутанный клубок одежды. Слезы застилали ей глаза, и ей с трудом удалось облачиться в непривычную мужскую одежду.
Перебросив через плечо холщовый мешок, Антонио взял Лали за руку и повел ее к выходу из пещеры.
– Здесь узкий карниз, по которому можно спуститься вниз. Прижимайся плотнее к скале, и тогда не очень промокнешь.
20
Отдышавшись после тяжелого спуска со скалы и омыв в ласковых волнах лицо и изрядно оцарапанные руки и ноги, Лали уселась на огромный валун, поросший водорослями. Волны тут же взметнулись вверх и принялись подбираться к девушке, пытаясь, лизнуть ее ноги.
– Я понимаю, что тебе страшно менять свою жизнь, но ты погибнешь здесь, – приобняв девушку за плечи, Антонио повернул ее лицо к себе, и слова застряли у него в горле. Он увидел глаза, в которых застыли горе и отчаяние: – Клянусь, что не замышляю против тебя ничего дурного. Я не собираюсь тебя обманывать. Смотри: в мешке с едой лежит бархатный кисет с твоими любимыми украшениями. Маруф решил, что тебе следует взять их с собой. Когда мы вернемся на родину, ты сможешь продать их по своему усмотрению, если не захочешь принять мою помощь. Поверь мне, я сделаю все возможное, чтобы найти твоих родных. Надеюсь, мои друзья в Венеции помогут мне в поисках.
Вместо ответа Лали отвернулась и, передернув плечами, сжалась в комок. Белокрылые чайки с тоскливыми воплями носились над водой, их крик прозвучал приговором безутешной девушке, и, внимая ему, бедняжка не смогла сдержать слез и уткнулась шмыгающим носом в широкую грудь итальянца.
Антонио было жаль малышку, но время шло, пагубно отражаясь на их планах, поэтому, дождавшись, когда рыдания сменились судорожными всхлипываниями, Карриццо легко отстранил Лали от себя и заглянул в красные от слез глаза.
– Довольно плакать, – он осторожно убрал со щечек девушки соленую влагу. – Нам нужно поскорее добраться до пристани и найти возможность устроиться на корабль, отправляющийся в Италию.
И корабль унесет Лали от дома, где она прожила двенадцать лет. Все эти годы Ибрагим-паша относился к ней лучше, чем к родной дочери, баловал ее, лелеял, заботился о том, чтобы она получила образование, решил сделать своей женой. Что ж, значит, такова ее доля. Конечно, она мечтала о молодом и красивом муже, но если выбирать между жизнью во дворце капудан-паши и путешествием в неизвестность – глупо выбирать последнее. В светлых глазах итальянца читается сострадание, но разве этого достаточно, чтобы поверить ему? Быть может, он всего лишь решил добиться ее благосклонности, а затем бросит, как надоевшую вещь. Или продаст первому встречному работорговцу.
Девушка резко освободилась из объятий Карриоццо.
– Не прикасайся ко мне. У меня есть жених, и я хочу вернуться к нему.
Если сказать, что Антонио был ошеломлен, значит, ничего не сказать. Увидев упрямо сжатые губы и огонь, полыхающий в темных девичьих глазах, Карриоццо едва не выругался. Тысячу раз дурак! Он же знал, что она выросла в гареме, и, конечно же, всю жизнь мечтала о том, чтобы выйти замуж за богатого старика, увешаться золотыми побрякушками и все дни напролет объедаться сладостями! Как можно было решить, что эта рыжая девка чем-то отличается от прочих женщин! А он еще вздумал жалеть эту сумасбродную дуру!
– Считай, что у тебя больше нет жениха. Ибрагим-паша не возьмет в жены женщину, проведшую ночь в объятиях другого мужчины. Вставай и пошли в порт.
– Иди, куда хочешь, а я вернусь обратно.
Антонио сжал зубы. Видит Бог, у него нет времени, чтобы затевать с глупой девчонкой словесные баталии. Зачем он связался с ней? Быть может, и впрямь отпустить ее? Но он не может позволить, чтобы эта маленькая дурочка погибла. Она вряд ли заберется вверх по крутому склону самостоятельно, а оставлять ее на берегу – значит, обрекать на гибель.
– Я не ангел, чтобы ты бесконечно испытывала мое терпение, – холодно заявил он и сурово взглянул ей в глаза. – Если не пойдешь по собственной воле, то, клянусь всеми святыми, я посажу тебя в этот мешок и потащу на плече.
Последовало долгое молчание, нарушаемое лишь шорохом волн. Лали вдруг подумала о том, что уже не может считать себя невестой кого бы то ни было. Но становиться любовницей своего похитителя (разве не об этом думал итальянец, когда задумал ее похитить?) она не желала.
– Хорошо. Я пойду с тобой. Но не обещаю, что не постараюсь убежать, – заявила она, бросив сердитый взгляд на мужчину.
Антонио хмуро смотрел на решительное лицо Лали. Ему было жаль отважную малышку, но при этом он с удовольствием отшлепал бы эту строптивицу.
– Глупо думать, что могло быть иначе.
21
Пустынный каменистый берег сменился маленькими строениями, возле которых копошились рыбаки, затем появились более основательные жилища, и вскоре беглецов закружила в своих сетях Галата. Извилистые, узкие улочки были заполнены людьми, но на Лали и Антонио никто не обращал внимания. Впрочем, этому удивляться не приходилось: смуглолицый Карриоццо, облаченный в одежду мусульманина, очень походил на местных жителей. И даже светлые глаза не портили впечатления, поскольку этот берег Золотого Рога давно облюбовали иностранцы, устроившие здесь свои колонии. Но для пущей безопасности Антонио все же прикрыл лицо свободным концом тюрбана. А в невысоком подростке с испуганными глазами и темным от грязи личиком вряд ли можно было угадать красавицу, сбежавшую из гарема.
И все же оставалось молить Бога, чтобы опасная затея увенчалась успехом. Карриоццо уже не раз видел шныряющих по улицам людей с озабоченными лицами. Быть может, эти мужчины искали именно их? Люди Ибрагим-паши, разумеется, уже рыщут по городу и побережью, да и Мехмед не простит предательства пленника-живописца, который мало того, что сбежал сам, так еще и прихватил с собой девушку, которую сын султана считал своей добычей. Но хуже всего было отчаянное сопротивление девчонки, не желающей покидать мир, в котором она выросла. Антонио приходилось все время тянуть Лали за собой, а эта негодница нарочно замедляла шаг, испытывая его терпение.
– Если ты закричишь, то меня убьют на твоих глазах, – в очередной раз предупредил Антонио, заметив, что девушка нервно оглядывается по сторонам.
– Я не желаю твоей смерти, – пробурчала Лали.
Она вовсе не собиралась предавать Антонио. Просто ей впервые пришлось видеть портовые кварталы Стамбула, и теперь она с ужасом и любопытством изучала необычные улочки, пропитанные свежим морским ветром и душным запахом рыбных базаров.
Когда они оказались на пристани, Антонио стал внимательно рассматривать корабли, скользя глазами по спокойной воде гавани, и едва не закричал от радости.
– О такой удаче я даже не мечтал. «Наяда».
Девушка проследила за его взглядом, и увидела галеру, качавшуюся на волнах. В отличие от других судов, стоявших в гавани, это судно было сравнительно небольшим, но довольно крепким.
– На нем ты уплывешь в Италию? – прошептала она.
– Мы отправимся вместе.
Девушка не стала спорить, хотя не собиралась мириться с тем, что покинет Стамбул, ставший ее родиной. В душе не угасала надежда на побег.
22
Узнав о том, что капитан «Наяды» до завтрашнего дня будет находиться в доме неофициального главы Венецианской дипломатической миссии в Пера, Карриоццо обреченно вздохнул. Если бы он был сейчас один, то, несомненно, отправился бы прямиком к венецианцам. За время пребывания во дворце Мехмеда Антонио узнал довольно много интересного, эти сведения могут оказаться полезными для республики, и глава миссии, несомненно, найдет способ помочь своему посланнику вернуться на родину. Но тащить за собой через всю Галату упрямую девчонку, которая постоянно изыскивала возможность сбежать, было более чем неразумно. Да и венецианцы вряд ли захотят помогать ему, узнав о похищении приемной дочери, точнее – невесты главы турецкого флота. После недавних событий, связанных с высылкой байюло, колония предпочитает не портить отношения с османами.
Поразмыслив, Антонио решил, что остается один выход – снять комнату в какой-нибудь портовой гостинице и там подождать возвращения на судно капитана «Наяды». В том, что ему удастся договориться с этим человеком, Антонио не сомневался.
Каморка, в которой они устроились, была невероятно маленькой и грязной. Хорошо еще, что настил, на котором вытянули свои уставшие тела Антонио и Лали, был относительно чистым. По просьбе Карриоццо слуга принес для них кувшин с прохладной водой и пару лепешек, но для Лали, привыкшей к сладкой изысканной пищи, и Антонио, страдающего без мяса, этого было мало. Понимая, что невероятно сглупил, не купив в одной из лавочек вяленой говядины, мужчина мрачно смотрел на девушку, которая словно бы и не страдала от голода и, не обращая внимания на своего спутника, расплетала косы. Отчего бы ненадолго не отлучиться? Неподалеку от гостинцы Антонио видел трактир, там можно раздобыть более или менее сносную еду.
Рассудив так, Карриоццо достал из котомки веревку, с помощью которой они утром спускались со скалы, и направился к Лали. Она слышала его шаги, но, не поворачиваясь, упрямо продолжала заниматься своими волосами. Склонившись над девушкой, Антонио в один миг схватил ее руки и принялся опутывать веревкой.
– Что ты делаешь?! Прекрати! – зашипела она. – Негодяй, грубиян, мерзавец, дикарь!
– Ох, и бесстыдный у тебя язык, – фыркнул Антонио и, затянув крепкий узел на ее запястьях, проделал тоже самое со щиколотками.
– Это я бесстыдная?! – кричала девушка в ярости, тщетно пытаясь освободиться. – Отпусти меня сейчас же или я…
Карриоццо заткнул перекошенный рот Лали тряпкой, уложил девушку на настил и проверил прочность узлов, не обращая внимания на безмолвное негодование пленницы.
– Сожалею; что мне пришлось сделать это. Я быстро вернусь и принесу еды. Полежи пока и отдохни.
Лишь только ее мучитель закрыл за собой дверь, Лали принялась кататься по настилу, пока наконец не сумела освободить рот от кляпа, правда, заработала при этом многочисленные царапины. Отдышавшись, девушка изо всех сил вцепилась в узел веревки зубами.
23
Оказавшись на улице, Лали пожалела, что была облачена в мужскую одежду. Проще всего затеряться среди сотен женщин, одетых согласно мусульманским обычаям в тяжелое платье и плотную чадру. По крайней мере, в таком одеянии она чувствовала бы себя в большей безопасности. Вблизи порта помимо местных жителей на каждом шагу встречались пьяные матросы и распутные женщины, все они громко разговаривали, ругались хриплыми голосами, моргая отяжелевшими веками, и – самое ужасное – то и дело задирали миловидного подростка, пусть даже излишне чумазого (чтобы полностью изменить облик Лали, Антонио лично протер ее светлое личико кожурой грецкого ореха).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32