Плечи тянуло к земле, словно их придавил какой-то груз, веки стали почти свинцовыми. Короткий сон явно не повредит. Нет, сначала нужно принять ванну, а еду пусть принесут в постель.
Только напрасно он надеялся уснуть. Когда Антонио, насытившись, откинулся на подушки, то перед его глазами неожиданно, против его желания, появилась Лали.
И все потому, что ложе, на котором он устроился, было семейным и раньше принадлежало его родителям, как и сама спальня на южной стороне дворца. А еще раньше – всем прочим правителям Карриоццо. Когда Антонио решит жениться, то рядом с ним в этой постели будет лежать его супруга. Вот тут в памяти и появилась эта негодница – девчонка из гарема капудан-паши, дочь графа де Бельфлер.
Ночь уже вступила в свои права, и Антонио окружала темнота. Но ему все время чудилась Лали. Лали, лежащая подле него в постели. Он почти реально видел, как ее золотые волосы разметались по подушке, а распростертые руки зовут его…
Карриоццо до самого утра пролежал без сна, мучая свою раненую душу воспоминаниями о радостном смехе Лали, соблазнительных изгибах ее тела во время танца. Он вспоминал ее удивительное, ни на что не похожее пение и нескромное желание любовных утех. Девушка, от любви которой он добровольно отказался, стала для Антонио манящим огоньком, мерцающим в ночи, милым чудесным призраком, ворвавшимся в его жизнь из далекого детства. Его мучением и болью.
50
Отец и дочь, не замечая того, что подступает ночь, сидели, обнявшись, в зале у портрета покойной матери Лали и вели нескончаемый разговор, стараясь посвятить друг друга в годы, прошедшие в разлуке.
Граф де Бельфлер с трудом сдерживал слезы, слушая рассказ дочери о ее жизни в Стамбуле. Время от времени Людовико отворачивался, и его спина вздрагивала от безмолвных страданий. Лали почти ничего не помнила о своем похищении, но подробно описывала свою жизнь в гареме, хвасталась знаниями, которым ее обучили приглашенные по приказу Ибрагим-паши учителя, описывала козни и зависть женщин, спорную доброту Гюльхар-ханум, знакомство с Антонио и побег из дворца, ужасные воспоминания о капитане Джаноцци, посещение рынка рабов, путешествие на галере и праздник в Венеции.
«Только в одном я не могу признаться отцу, – думала девушка. – О своих чувствах к Антонио».
Лали с самого начала почувствовала душевную близость с отцом. Моментами ей казалось, что она начинает узнавать в нем того человека, с которым ей пришлось расстаться больше десяти лет назад. И ей было жаль, что Антонио никак не хотел примириться с Бельфлером. Неужели он до сих пор не избавился от любви к Монне? В любом случае, она не могла винить свою мачеху за то, что она предпочла Антонио графа де Бельфлер. Отец – не только красивый и умный мужчина, но и удивительно добрый и щедрый человек. Даже сейчас он то и дело возвращался в разговоре к делам в феоде Карриоццо, переживая за обоих братьев.
С большой осторожностью Лали задала не дающий ей покоя вопрос:
– Антонио и Филиппо, они поймут друг друга?
– Очень на это надеюсь, – граф улыбнулся. – Мне кажется, Антонио понравился тебе?
Лали смущенно передернула плечами.
– Конечно. Он ведь спас меня.
– Я был бы рад вашему браку, – проговорил граф, с нежностью глядя на свою удивительно взрослую дочь. – Антонио мне всегда нравился, поэтому я с радостью согласился, когда Алессандро предложил устроить вашу помолвку.
– Мне кажется, Антонио и слышать об этом не захочет, – с грустью пробормотала девушка. – Он уехал такой злой!
– Что произошло между вами? – глаза Людовико перестали улыбаться.
– Между нами? – Лали густо покраснела, догадавшись, что именно хотел узнать отец. Антонио был очень добр со мной.
– Ты не ответила на мой вопрос.
– Он не позволил себе совершить ничего предосудительного, – с трудом выговорила Лали.
– А что ты скажешь о своих чувствах к нему? – Бельфлер продолжал пристально смотреть на дочь.
Появление в комнате синьоры Монны спасло Лали от щекотливых расспросов. В сопровождении юного мальчика и молоденькой девушки графиня приблизилась к мужу и его дочери.
– Прошу прощения, если помешала вашей беседе, – красиво поклонившись, произнесла она.
Бросив оценивающий взгляд на Лали и ласково улыбнувшись мужу, Монна заметила:
– Уже накрыли стол для ужина, поэтому я и позволила себе прервать вашу беседу. К тому же, в Бельфлер вернулась Доминика. Она горит желанием приветствовать свою кузину.
– Ты не помнишь меня, Мальвина? – девушка шагнула вперед, одарив Лали очаровательной улыбкой. – Я – Доминика дель Уциано, твоя кузина.
Лали с сожалением пожала плечами.
– Я рада нашей встрече, Доминика. Но, к сожалению, мало что помню из своего детства. Впрочем… – Лали внимательно всмотрелась в улыбку миловидной голубоглазой кузины. – Кажется, у тебя было платье незабудкового цвета и точно такие туфельки с серебряными пряжками. И кто-то подарил тебе куклу в точно таком же наряде. Вы были похожи с ней.
– Так и есть! – обрадовалась Доминика. – Эта кукла все еще со мной и сидит у меня в спальне. Я обязательно покажу ее тебе.
– А я покажу свой игрушечный замок и корабли! – ревниво воскликнул младший сын графа Роберто.
С нескрываемой гордостью Людовико взглянул на своего наследника. Мальчугану исполнилось всего лишь четыре года, а он уже старался во всем походить на отца.
– Папа, почему Мальвина так странно говорит? – неожиданно поинтересовался мальчик. – Она словно поет!
– Ты прав, мой мальчик. Мальвина певуче растягивает слова. Это потому, что она долгое время жила в далекой стране, где говорят на других языках. Мне кажется, что она должна хорошо петь. Я не ошибся, моя девочка?..
– Хочу послушать, – потребовал Роберто.
– Не сейчас. Мальвина устала после дороги, а я оказался столь эгоистичным, что затеял долгую беседу. Девочке нужно отдохнуть.
Девушка с благодарностью посмотрела на отца, затем улыбнулась брату:
– Я обязательно спою для тебя и всей нашей семьи.
– Правда, моя сестра – красавица? – требовал подтверждения у Доминики неугомонный мальчуган.
– Конечно, Роберто, она восхитительна.
Лали очень хотелось расцеловать приветливую кузину и потискать чудесного братика, но она смущалась присутствия Монны. Девушка до сих пор не могла понять, какие чувства испытывает к мачехе. С одной стороны, она симпатизировала женщине, полюбившей ее отца, но с другой стороны, испытывала ревность: Антонио, похоже, до сих пор не излечился от своих чувств к бывшей невесте.
Поймав задумчивый взгляд Монны, Лали неожиданно сообразила, что мачеха также не может определиться в своих чувствах, и мысленно посочувствовала синьоре де Бельфор. Нелегко, должно быть, вот так внезапно обрести соперницу, в один миг сумевшую заполучить любовь графа. Пусть даже Лали – дочь Людовико. Или же Монна ревнует к Антонио?..
– Ты вернулась из Карриоццо? – обратился Людовико к Доминике: – Там все в порядке?
– Братья подрались, а потом нашли общий язык. А я не желаю знать их обоих. Буду рада, если они оба исчезнут из моей жизни.
– Возвращение Антонио разрушило твои планы, – вздохнул Людовико и, бросив короткий взгляд на Лали, спросил: – Значит, твоя свадьба отменяется?
– Да.
Лали подумала, что на месте кузины рыдала бы от горя, но у Доминики глаза сияли ровно, словно небо в лучах солнца.
– Но что произошло? – вмешалась в разговор встревоженная Монна.
Ее пальцы нервно теребили кисточку витого пояса.
– Филиппо от меня отказался.
– Ты не ошиблась? – граф ошеломленно уставился на племянницу. – Скорее всего, Антонио запретил ему жениться на тебе, – сердито предположил он.
– Я не ошиблась, – сияя ровной улыбкой на светлом личике, Доминика прошлась по кабинету. – Филиппо уступил меня старшему брату ради выполнения воли покойного отца.
Лали показалось, что земля качнулась под ногами.
– А я напомнила Антонио о том, что он уже помолвлен с Мальвиной.
– Что он ответил?! – Лали больше не могла сдерживать себя.
Доминика не успела ответить, потому что в разговор вмешалась Монна.
– Дорогой, нам следует поторопиться со свадьбой твоей дочери, – заявила графиня, окидывая скептическим взглядом фигурку падчерицы. – Если в Бельфлере родится бастард, семья будет опозорена.
– Доминика, отведи Роберто в сад и позаботься о том, чтобы слуги не стояли под дверью, – попросил граф.
Племянница поспешила выполнить его приказание и, испуганно оглядываясь на Мальвину, вышла из кабинета вместе с мальчиком. Проводив ее взглядом, Людовико затем повернулся к жене и сухо потребовал:
– Не болтай глупостей, Монна. Еще не хватало, чтобы слуги услышали твои невероятные предположения.
– Невероятные? – возмутилась графиня. – Посмотри на свою дочь! У нее в глазах блестело вожделение, когда она смотрела на Карриоццо! Чему удивляться, ведь она выросла в гареме, а урокам любви там учат с малолетства! Как ты думаешь: отчего Антонио решил похитить ее? Неужели ты полагаешь, что сильный молодой мужчина отказался развлечься с наложницей из гарема?
– Не забывайся, Монна, – сухо произнес Людовико. Каменная неподвижность его фигуры говорила о бушующем внутри гневе. – Ты оскорбляешь Мальвину. А твои измышления отдают ревностью. Думаешь, я не заметил, какими глазами ты сама смотрела на Карриоццо?
– Похоже, синьора, вам лучше, нежели мне, известны пристрастия Антонио, – Лали решила вмешаться в разговор, хотя понимала, что неразумно ссориться с женой отца в первый же день. Но терпеть незаслуженные оскорбления она не собиралась. – Во всяком случае, по отношению ко мне синьор Карриоццо вел себя совершенно безупречно, и ни словом, ни делом не посмел оскорбить. Хотя еще неделю назад понятия не имел, что я – дочь графа де Бельфлер и, следовательно, его невеста. Что же касается уроков любви, то хочу сообщить вам главное правило, которому обучают в гареме: девственница должна хранить невинность до свадьбы, иначе ей не удастся найти себе супруга, а женщина (все равно – жена или наложница) обязана быть верной своему возлюбленному господину. Изменщицу евнухи бросают в море на корм рыбам. Очень неплохо, чтобы подобные законы соблюдались и в Европе.
Услышав речь, полную недвусмысленных намеков, Монна замерла и, уставившись в лицо падчерице, пыталась обжечь ее яростным взглядом. А Лали старательно пыталась сдержать резкости, рвущиеся с дрожащих губ. А про себя решила – если Монна продолжит ее оскорблять, то узнает очень много турецких слов. Таких, которые приличным дамам произносить не полагается.
Противостояние взглядов длилось несколько минут и завершилось тем, то Монна оскорблено надула губки:
– Я вижу, что в Бельфлере закончилась спокойная жизнь. Имей в виду, дорогой, что перевоспитывать твою слишком ученую дочь я не собираюсь. А тебе дам последний совет: ты все же разберись в отношениях между Карриоццо и Мальвиной.
Графиня бросила на Лали гневный взгляд и медленно выплыла из зала.
Повернувшись к дочери, граф ободряюще улыбнулся.
– Не обижайся на нее. Она успокоится. Знаешь, я, пожалуй, устрою праздник по поводу твоего счастливого возвращения. А еще лучше – проведем турнир. Что ты думаешь об этом?
– Бал? Турнир? – переспросила девушка.
Она уже была знакома с карнавалом, но с трудом представляла, о чем сейчас идет речь.
– Это звучит интересно.
– Вот и чудесно, – кивнул граф. – Думаю, через месяц мы все это и устроим.
51
С видимой неохотой Лали отбросила теплое одеяло, чувствуя себя зябко в прохладном утреннем воздухе, который тянул из приоткрытого окна. Девушка подумала о том, что даже на палубе корабля, когда ночной ветер кружил вокруг ее оголенной шеи, она так не мерзла. Впрочем, в те дни рядом с ней находился Антонио. Почувствует ли она еще когда-нибудь его сильные руки?
Лали вздохнула и с тоской посмотрела на очаг, представляя бушующее пламя. Она уже почти месяц жила под крышей родного дома, и поначалу жизнь в Бельфлере понравилась ей, но в последние дни Лали поняла, что скучает по Стамбулу. Зелень полей и разноцветье лугов Пармы восхищали девушку, но не шли ни в какое сравнение с пышностью садов дворца Ибрагим-паши. Лали не хотела признаться себе в том, что скучает по тем дням, когда рядом с ней был Антонио.
– Почему так холодно? – пробормотала она.
– Закрой окно, – предложила Доминика. – Впрочем, лучше выйти в сад. Там намного теплее, солнце уже взошло.
Лали оглянулась на сестру. Одетая в платье из блестящего салатового атласа с желтыми фестонами по краям, Доминика сидела перед зеркалом, старательно расчесывая свои волнистые рыжие волосы. Лали невольно улыбнулась, поймав взгляд сестры в зеркале. Как хорошо, что они подружились. При каждом удобном случае кузина настойчиво просила Лали рассказать о Стамбуле и жизни в гареме, а сама, в свою очередь, рассказывала сестре о Парме, Флоренции, Милане и Венеции, где успела побывать. Дружба с сестрой помогла Лали справиться с тоской, возникшей из-за исчезновения Антонио. Прошел уже месяц, а он ни разу не появился в Бельфлере. Неужели его не волнует, как она здесь живет?
Вздохнув, Лали отошла от окна. Сделав всего несколько шагов, она остановилась у камина.
– Почему нельзя разжечь огонь? Я ужасно мерзну, – посетовала она.
Доминика хихикнула и положила расческу на столик.
– Тебе бы мужчину погорячее! – дерзко заявила она и, увидев изумленные глаза сестры, быстро пояснила: – Так говорят служанки.
Лали вздохнула. Служанки правы. Если бы Антонио спал рядом с ней, не было бы нужды ни в одеяле, ни в огне.
– О нем страдаешь? – лукаво спросила Доминика, прерывая размышления сестры.
Застигнутая врасплох, Лали сердито взглянула на кузину.
– Не понимаю тебя.
– Я говорю об Антонио ди Карриоццо.
– Откуда ты это взяла? Это Монна разносит сплетни? – нахмурилась Лали.
Сестра знала все подробности ее бегства из Стамбула, но про чувства Лали к Антонио знать не могла.
– Вовсе нет. Я сама догадалась. Ты ведь любишь его?
Зажмурившись, Лали обреченно кивнула.
– А он тебя?
– Вряд ли. Возможно, если бы мы остались в Венеции, он со временем смог бы полюбить меня.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32