Кристабель была в ужасе.— Мой дорогой сэр, — воскликнула она, — мне так жаль! О , Боже! Это я виновата! Ваш плащ испорчен!Когда я взглянула на него, оказалось, что этот Томас Уиллерби обладает весьма приятной наружностью.— Моя милая, — сказал он, — не переживайте! Вы ни в чем не виноваты: это все лед!— Но ваш плащ… — вступила в разговор мать.— Пустяки, леди, сущие пустяки!— Если вино немедленно не смыть, могут остаться следы!— Значит, моя милая леди, так тому и быть. Мне очень не хотелось бы, чтобы эта леди… — он приветливо улыбнулся Кристабель — ..беспокоилась о каком-то плаще. Она ни в чем не виновата. Как я уже сказал, во всем повинен этот скользкий лед!— Вы так добры, — тихо вымолвила Кристабель.— И теперь я прошу вас ни о чем не беспокоиться!— Вы должны зайти к нам домой, — сказала мать, — я настаиваю! Там я прикажу застирать плащ, или мы посмотрим, что можно с ним сделать.— Милая леди, вы так добры!Было очевидно, что он с удовольствием принял это приглашение. Мы отвезли его в наш лондонский дом, который находился неподалеку от дворца Уайт-холл, и там мать заставила его снять плащ и приказала слуге принести один из тех, что принадлежали отцу. А пока нам подали вино и пирожки, которые мы называли винными — они были начинены пряностями и подавались горячими прямо с очага.— Слава Господу! — сказал Томас Уиллерби. — Я бы сказал, будь благословен тот день, когда вы поскользнулись на льду!Вскоре к нам присоединился отец, которому тут же рассказали о столкновении. Ему очень понравился Томас Уиллерби, он уже слышал о нем. Не тот ли он лондонский торговец, который десять лет назад приехал из деревни и за это время успел прославиться своей деловой хваткой?Томас Уиллерби был тем человеком, который любил хорошие компании. Он был совсем не прочь поговорить и о себе. Да, он тот самый Томас Уиллерби, заверил он отца. Год назад он понес тяжелую утрату: он потерял свою нежно любимую жену. К огромному сожалению, у них так и не было детей. Ну, а теперь он подумывает удалиться от дел: он сделал приличное состояние и хотел бы поселиться где-нибудь в сельской местности, неподалеку от города… Может, он даже займется сельским хозяйством. Все, что ему требовалось, — это подходящий дом.Они немного поговорили о сельских делах, и, конечно же, не обошлось без упоминания о заговоре «Ржаного дома». Оба сошлись на том, что для Англии день смерти короля станет поистине днем всеобщей печали, ибо наследников, за исключением брата короля и одного из его незаконнорожденных сыновей, не было. Томасу Уиллерби совсем не хотелось видеть нашу страну в лапах папистов, и в этом его мнение и мнение отца полностью совпадали.К тому времени, как доставили его вычищенный плащ, мы, казалось, стали большими друзьями, и отец предложил Томасу Уиллерби взглянуть на два дома, которые находились неподалеку от нашего Эверсли-корта. Это были Эндерби-холл и Грассленд Мэйнор, которые были конфискованы, когда их владельцев схватили по обвинению в заговоре. Отец считал, что эти поместья должны попасть в хорошие руки, а Томас Уиллерби решил, что непременно должен поехать и взглянуть на них.До самого февраля оттепели так и не было. Затем ларьки исчезли с реки, и лед начал трескаться. К тому времени Томас Уиллерби купил Грассленд Мэйнор, который находился всего лишь в полумиле от нас. Отец был очень доволен, что получил в соседи такого человека, и выказывал по отношению к нему дружеские чувства.Томас часто навещал нас и очень радовался этим встречам, но, как мне казалось, особенно его привлекала Кристабель. Он, несомненно, был очень доволен случаем, что ввел его в круг нашей семьи.Мой отец, естественно, был одним из тех, знакомства которых ищут: богат, влиятелен при дворе, близкий друг короля и герцога Монмута, хотя последний после своего изгнания не пользовался особой популярностью. А Томас Уиллерби был не из тех, что выдвинулись в высшие слои общества. Он приехал в Лондон в погоне за фортуной, и, работая в поте лица и прославившись своей честностью, разбогател. Пользуясь уважением со стороны тех, кто был рожден в более избранной среде, нежели он сам, он был весьма рад тому, что и в Эверсли его принимали как друга.Он и Кристабель стали часто встречаться. Кристабель считала себя некрасивой, хотя, не вбей она себе это в голову, все бы думали о ней как об очень приятной девушке. Но Томас Уиллерби заметил ее красоту, и однажды она пришла ко мне, светясь от радости.— Присцилла, я должна поговорить с тобой, — сказала она. — Случилось нечто изумительное!Я взмолилась о том, чтобы она не тянула, а говорила побыстрее.— Твой отец послал за мной, сказал, что Томас Уиллерби просил моей руки и что он дал на это свое согласие! Присцилла, я выхожу замуж за Томаса Уиллерби!— А ты… любишь его?— О да! — пылко ответила она. — Люблю! Я обняла ее.— Тогда я рада за тебя!— Я не заслуживаю этого счастья, — сказала она.— Кристабель, конечно же, ты его заслуживаешь!Она покачала головой.— Видишь ли, теперь справедливость восстановится…Я не совсем поняла, что она имеет в виду. Кристабель поколебалась немного, после чего продолжила:— Теперь он это признал, и тебе следует все знать! Я это подозревала, еще когда приехала сюда…— О чем ты говоришь, Кристабель?— Я не дочь Конналтам! Моим отцом был твой отец, а моей матерью — леди Летти!— Кристабель!— О да, — сказала она, — когда-то давно они вступили в связь, несчастным последствием которой явилась я! Твой отец тогда был женат на своей первой жене, и было немыслимо — ты сама это прекрасно знаешь, — чтобы леди, которая была не замужем, родила вдруг ребенка! Поэтому я была рождена втайне, подобно твоей Карлотте, а потом отдана на воспитание Конналтам и взращена как их собственная дочь! Леди Летти назначила им пособие, и они вернулись в свой дом с новорожденным ребенком.— Моя дорогая Кристабель! — Я обняла ее и поцеловала. — Тогда мы — сестры!— По отцу, — поправила она меня. — Но ты была признана, принята, рождена в браке — в этом разница!Я тут же вспомнила о Карлотте и пообещала себе, что с ней такого не случится: она будет пользоваться всеми правами.— А ты это знала, Кристабель?— Я догадывалась! Наш отец иногда приезжал к Конналтам, чтобы взглянуть на меня. Я это чувствовала! И леди Летти тоже проявляла интерес к моей судьбе. Она часто присылала мне вещи — хотя предполагалось, что все это исходило не от нее. А когда я приехала сюда, со мной начали обращаться не как с гувернанткой, но в то же самое время и не как с членом семьи! Вот тогда я все и поняла!— Если бы ты сказала мне об этом раньше!— А если бы ты случайно проговорилась? Меня бы тут же вышвырнули из дома!И тут я все поняла — и эту горечь, и эти приступы подавленности! Бедная Кристабель!— Странно, — сказала она. — Нас — тех, кто был рожден так, как я, — нас называют детьми любви, однако очень часто именно любви нам больше всего и не хватает!"Вот и Карлотта тоже, — подумала я, — мое дитя любви!» Но у Карлотты будет все, об этом я позабочусь!— Так чудесно вдруг обрести сестру! — сказала я.— Я ужасно ревновала тебя! Мне очень стыдно!— Ничего, я понимаю. Теперь ты уже не будешь ревновать?— О нет, нет! Теперь у меня ни к кому не будет ревности! Томас избрал меня такой, какой я была! Я всегда это буду помнить!— Я думаю, он очень хороший человек, Кристабель, — сказала я.— Да, — ответила она, — О, Присцилла, я так счастлива!
По словам отца, откладывать свадьбу не было никакого смысла, поэтому она состоялась спустя несколько дней. Кристабель цвела, она была счастлива. Все свое время она посвятила обстановке Грассленд Мэйнора, но не забывала навещать и нас, хотя была вся в заботах о своей семейной жизни. Она только и делала, что говорила о Томасе Уиллерби, что меня очень поражало: раньше она всегда казалась такой холодной и не показывала своих привязанностей. Никогда и ни в ком другом не наблюдала я такой разительной перемены. Конечно, ее муж тоже был счастлив с ней, и никто не сомневался, что брак этот будет очень счастливым.Спустя какое-то время она приехала в Эверсли и по секрету сообщила мне, что у нее будет ребенок. Теперь у нее было все для полного счастья. С гордостью она продемонстрировала мне потом свою детскую, а Томас, как заметил Карл, все это время глядел на нее, будто она была Девой Марией.Я с большим удовольствием наблюдала за их счастьем, и теперь пришла моя очередь испытывать уколы ревности. Я подумала, как все было бы, если бы Джоселин и я поженились я бы открыто готовилась к рождению ребенка, вместо того чтобы участвовать в этом нелепом фарсе! Более того, долгое время я не могла видеть мою девочку, поэтому особо радоваться своей судьбе мне не приходилось.В декабре у Кристабель родился ребенок. Мать и я поехали в Грассленд и присутствовали при его рождении. Мы должны были успокаивать Томаса, который очень переживал. Его привязанность к Кристабель была такой нежной и искренней, что я подумала, какую замечательную шутку сыграла с нами судьба в тот день, когда мы пошли на Темзу.Роды были долгими и трудными. Но, несмотря на это, в положенное время мы услышали крик ребенка. Радость, отразившаяся в тот момент на лице Томаса, глубоко тронула меня. Мы замерли в ожидании. Наконец, появилась повивальная бабка.— Мальчик! — сказала она. В комнате воцарилась тишина. Томаса переполняла радость, и он не мог вымолвить ни слова. Потом сказал:— А моя жена?— Очень устала, она не может принять вас пока что…В ее голосе послышалось предупреждение, и меня пронзил страх. Я взглянула на Томаса и увидела, как радость его постепенно угасает.— Это был тяжкий труд, — сказала мать. — Когда она отдохнет, все будет в порядке.
В течение следующих нескольких дней все переживали за здоровье Кристабель: ее охватила лихорадка. Отец послал к ней нашего доктора, еще он привез в Грассленд Мэйнор одного из королевских врачей. Я была рада, что он так поступил: это доказывало, что он испытывает к своей дочери какие-то чувства.Моя мать и я больше времени проводили у Кристабель, чем в Эверсли-корте. Вместе мы ухаживали за ней и обрадовались, когда увидели, что постепенно дело идет на поправку.— Скоро она выздоровеет, — сообщила я Томасу.Он схватил меня и крепко прижал к себе. Я была очень тронута и одновременно с тем удивлена, что Кристабель может пробудить в человеке подобную привязанность.Что касается ребенка — его окрестили тоже Томасом, — то он благополучно рос, даже не подозревая о той трагедии, которая чуть было не разыгралась после его родов. Доктора сказали, что Кристабель должна быть очень осторожной и ни в коем случае в течение нескольких лет не рожать детей.Рождество пролетело незаметно, и приближался Новый год. Маленькому Томасу мы подыскали хорошую кормилицу, и неприятностей он пока что никаких не доставлял. Он был хорошеньким и очень сильным малышом, к великой радости его родителей.Больше всего в жизни Кристабель не хватало того, что сейчас она в полной мере обрела, — любви. Теперь она и сама научилась любить других, и я никогда не встречала женщины, которая была бы больше счастлива своей судьбой, чем Кристабель.Отец признался матери, что Кристабель — его дочь, на что она ответила, что уже давно об этом догадывалась и теперь хочет сделать для нее как можно больше, чтобы заставить ее забыть о годах, проведенных ею в доме викария.Однажды в холодный январский полдень, когда северный ветер с яростью штурмовал стены замка и так приятно было сидеть перед камином, Кристабель пришла ко мне.— Как все-таки странна эта жизнь, Присцилла! — обратилась она ко мне. — Всего год назад у меня не было ничего, будущее казалось мрачным, я страшилась его. А потом вдруг все изменилось: ко мне пришло счастье, о котором я даже никогда не мечтала!— Такова жизнь, Кристабель. Думаю, это был хороший урок: никогда не следует терять надежду!— Но и обольщаться, наверное, тоже не стоит.— Я согласна. Когда мы счастливы, мы должны жить полной жизнью и не задумываться о будущем!— Ты так думала, когда была на том острове с Джоселином?— Я тогда об этом не думала: просто я была счастлива любить и быть любимой! Я приняла тот миг без малейших раздумий!— Но каковы были последствия!— Я ни на что на свете не променяла бы Карлотту! — ответила я.— Присцилла, боюсь, я так испорчена…— О чем ты говоришь?— Я не заслуживаю всего этого!— Конечно, заслуживаешь, иначе бы это тебе не принадлежало. Неужели ты думаешь, что Томас полюбил бы такую женщину, которой ты себя считаешь?— С ним я совсем другая! Я полюбила его сразу, когда столкнулась с ним на льду! У нас есть маленький Томас, муж так счастлив! Он всегда хотел иметь детей, а теперь у него есть сын! Он говорит, что не может поверить, что все это досталось ему из-за какого-то скользкого льда!— Ну, все так и получилось! И теперь все, что тебе надо, — это принять свое счастье!— Что я и собираюсь сделать! Я постараюсь ни в коем случае не испортить его!— Тогда не говори ничего, даже не думай.— Но я не могу наслаждаться счастьем в полной мере, пока ты не простишь меня!— Простить тебя? За что?— Я завидовала тебе, думаю, иногда даже ненавидела тебя! Ты была так добра ко мне, но я ничего с собой не могла поделать! Ты мне нравилась, но во мне был какой-то барьер. Это было ужасно! Это заставляло меня желать тебе вреда!— Что ты говоришь?!— Я чувствовала себя изгоем, никому не нужным ребенком, чье существование доставляет одни лишь неприятности… Быть оторванной от своих родителей, Присцилла, — это разбивает сердце малыша! Я никогда не ощущала на себе родительской любви: у Конналтов ее просто не было! Они были худшими приемными родителями, которых только можно пожелать ребенку.— Все позади, Кристабель, все закончилось! Теперь у тебя есть сын, муж, который боготворит тебя, и этот чудесный дом! Забудь о том, что ты перенесла, чтобы достичь этого… Теперь ты здесь, и все будет иначе!— Ты поймешь меня, Присцилла, я знаю, но дай мне исповедаться! Это облегчит мне душу! Во мне сидело страстное желание унизить тебя так, как унижали меня: ты была законной дочерью, я же — незаконнорожденной!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43