Дочь для меня значила бы то же, что сын — для отца, что Карл — для твоего отца, например. Видишь ли, мне хотелось бы, чтобы она была похожей на меня, как говорится, сделанной по моему образу и подобию. Это тщеславие присуще всем женщинам и почти превосходит тщеславие мужчин. Но вернемся к делу, ведь есть еще Кристабель!— Отец настоял на том, чтобы она поехала со мной: я должна продолжать свои занятия! Она кивнула.— У него свой интерес к Кристабель… — Ее рот скривился в презрительной улыбке. — Ну что ж, она здесь, с нами: либо она едет, либо нет — надо решать! Она догадывается о чем-нибудь?— Если и догадывается, то этого не показывает. Харриет немного помолчала, после чего задумчиво произнесла:— Проблема! Я не доверяю ей.— А я понимаю ее: у нее было несчастливое детство, а потом она надеялась, что Эдвин женится на ней. Это ожесточило ее!— Меня раздражают люди, которых смогла озлобить жизнь! Если им не нравится положение, которое они занимают, почему бы им не попробовать изменить его?— Не все обладают твоей изобретательностью, Харриет, не говоря уже о твоей красоте и очаровании!— Ты умеешь польстить. Конечно же, ты права, и нам не следует слишком жестоко обходиться с Кристабель, которая, к сожалению, не обладает «моим умом, красотой и очарованием!"— А это означает, что ей придется все рассказать! Харриет пожала плечами.— Подождем, пока не приедем в Венецию, и постараемся потянуть время как можно дольше — скажем ей в самый последний момент!
Предстояло долгое путешествие, но нас ждали новые страны, поэтому мы об усталости не думали. Мы пересекли Ла-Манш и, проехав через всю Францию, прибыли в город Базель. У Харриет во Франции было множество друзей, ибо перед тем, как присоединиться к моей матери в замке Конгрив, она долго ездила по стране, и большинство ее друзей были актерами. Некоторые из них теперь разбогатели, и мы часто останавливались в больших замках. Порой мы гостили там дня по два. Грегори сопровождал нас и был добр и внимателен, что очень помогало, так как иногда путешествие начинало утомлять и раздражать нас. С нами ехали двое слуг, поэтому защитой в случае чего мы были обеспечены.Перед отъездом из Англии Харриет написала моей матери письмо, в котором сообщала, что, похоже, в скором времени у нее будет ребенок. Перед тем, как отослать, она дала мне прочитать его.— «Конечно, моя дорогая Арабелла, ты, понимаешь, я совсем в этом не уверена, но материнские чувства во мне сейчас поистине бушуют. Грегори, мой милый дурачок, тоже вне себя от счастья. Будь я хоть чуточку поумнее, я, скорей всего, отменила бы это путешествие, но, ты же меня знаешь, я всегда была взбалмошной особой».— Вот так, — сказала она, запечатывая письмо. — Первый шаг сделан.В замке неподалеку от Базеля я посвятила в нашу тайну Кристабель. Мне пришлось это сделать: я стояла возле трюмо, как вдруг потеряла сознание.Через пару минут все прошло. Кристабель помогла мне добраться до кровати и с беспокойством наблюдала за мной, пока я лежала без сознания. А когда я открыла глаза, то поняла, что она обо всем догадалась.— Ты поняла? — спросила я.— Последние две недели я все думала, права ли я или все-таки ошибаюсь?— Ты догадывалась?!— Ну, та ночь, когда вы остались на острове… — Она пожала плечами. — Были признаки… Но, Присцилла, тебе ни в коем случае не следовало ехать сюда!— Вот именно, из-за моего положения я здесь и нахожусь!— Ты имеешь в виду, что Харриет…— Да, эта мысль принадлежит Харриет! Она первая узнала об этом: я обратилась к ней, потому что не знала, что делать.— Я могла бы помочь!— Каким образом?— Ну, я что-нибудь бы придумала…— Весь этот план — дело рук Харриет, и у нее есть деньги, чтобы привести его в исполнение. Она сказала моей матери, что это она беременна, и, когда ребенок родится, она возьмет его себе и будет заботиться о нем, а я постараюсь почаще приезжать к ней. Это была прекрасная идея!— О, моя бедная Присцилла!— Не жалей меня! Я любила Джоселина, на самом деле любила его! Мы должны были пожениться, это было бы так замечательно! Но то, что случилось…— Мне было так жаль тебя, Присцилла! Я понимала, что ты тогда ощущала. Видишь ли…— Да, я знаю: ты и Эдвин.— По крайней мере, — напомнила она мне с гримаской, — Джоселин не бросил тебя! Мне показалось, что ты не хотела, чтобы я ехала с тобой…— Просто мне не хотелось, чтобы в этом деле участвовало больше людей, чем необходимо.— Но ты же знала: я хочу быть рядом с тобой!— Спасибо тебе, Кристабель.Она выглядела почти счастливой, будто ее обрадовало то, что произошло. Может быть, она тоже чувствовала, что ей надо уехать из Эверсли?
В палаццо Карпори мы прибыли в середине мая. Я и раньше слышала, что Венецию величают «жемчужиной» и «королевой Адриатики», но совсем не ожидала встретить здесь подобную красоту и очарование. Переночевали мы в Падуе, а в Венецию въехали днем, и вот она раскинулась пред нашими взорами во всем своем великолепии… Это островки-лагуны, соединенные каменными мостами, в то время как бесчисленные ярко раскрашенные гондолы с гондольерами плавно скользят по водам каналов или поджидают пассажиров, причалив к берегу-мостовой. Город будто сошел с картинки книги сказок: повсюду — золотые огни; солнце, казалось, рассыпало по воде горсти бриллиантов, а дома и дворцы походят на зачарованные замки.Харриет отреагировала на наши восторги самодовольной улыбкой. Она пребывала в прекрасном расположении духа, и отчасти причина крылась в так называемом «плане», который выглядел настолько невероятным, что Харриет была абсолютно уверена, что никто, кроме нее, ни за что не взялся бы за его выполнение. Она твердо намеревалась довести все до успешного конца.Грегори, Харриет, Кристабель и я сели в гондолу и направились к палаццо. Все остальные последовали за нами в карете с багажом.Наш гондольер немного говорил по-английски, но в его устах этот язык приобретал необычный музыкальный оттенок, и он явно хотел испытать на нас его действие. Он, не отрываясь, смотрел на Харриет, и в глазах его сияло неприкрытое восхищение, что было ей по душе, хотя, один лишь Бог знает, сколько подобных восхищенных взглядов видела она за свою жизнь! Обращался он только к «белла синьора» и, пока наша гондола стрелой летела под мостами, всячески выказывал свою радость нашему приезду.Венеция была самым прекрасным городом в мире!— Смотрите, белла синьора, вот Риальто. Карпори скоро. Очень красивый палаццо! Графиня — очень красивая леди! Она пользоваться моей гондолой… иногда. Очень добра!Конечно же, этим намекал он на то, что рассчитывает на подобную доброту и с нашей стороны, и я была уверена, свое он получит! Харриет никогда не скупилась на тех, кто служил ей.— Карпори близко площадь Святого Марка! Предоставьте мне, я покажу.Гондола причалила, и мы оказались прямо перед палаццо. В солнечных лучах дворец казался большим праздничным тортом. Он блестел и переливался всеми цветами радуги, и я чувствовала себя так, будто ступила из реальности в волшебный мир.Граф, который вместе со своей женой являлся владельцем этого прекрасного дворца, вероятно, был человеком большого достатка. По углам здания были небольшие башенки, а в центре, сквозь ряды арок, проглядывала длинная открытая галерея. Стены ее были выложены мрамором нежно-розового оттенка. За галереей виднелся большой зал с изысканными фресками на стенах и потолке. Полы были вымощены голубым мрамором.У Кристабель дух захватило от изумления, и я ее понимала: такого и я себе представить не могла.На следующий этаж вела широкая лестница, и из окон выстраивалась бесконечная аркада, огибающая все здание.При входе мы были встречены слугами, во главе их стоял мажордом. Джузеппе — так звали мажордома — был важным мужчиной с блестящими черными глазами и учтивыми манерами. Он хлопнул в ладоши, и слуги умчались исполнять его приказы, в то время как сам он засуетился вокруг нас.Комнаты для нас были уже готовы. В моей располагались очаровательная кровать с шелковыми занавесями и другая прекрасная мебель. На противоположном конце комнаты находилась дверь, ведущая на галерею, куда я сразу же вышла полюбоваться видом на канал.Вскоре ко мне присоединилась Харриет, в ее глазах плясали возбужденные искорки. Она зашла взглянуть, произвела ли на меня впечатление ее ловкость, с которой она подыскала нам такие апартаменты.— Все так роскошно! — воскликнула я.— А чего же ты ожидала? Ты думала, что я привезу тебя в лачугу?— У тебя хорошие друзья!— О да! Однажды я оказала графине большую услугу. Тогда она была веселой девушкой, правда, немножко полноватой — судьба многих из нас, даже я вынуждена следить, чтобы не располнеть! — а ей нравилась хорошая еда, моей милой подруге. Ее звали Мари Гиссар, а родом она была из Франции. Она была не то чтобы красива… но обладала каким-то очарованием. Мужчинам Мари нравилась, и сама она была к ним неравнодушна. У нее было множество любовников, и она порхала, как бабочка. Но у «бабочки» мигом проявился незаурядный ум, когда рядом с ней появился граф Карпори! Он был настроен серьезно, ему нужна была жена, а в Мари тогда был влюблен Андре — забыла его фамилию, — и Андре твердо решил, что Мари будет принадлежать ему одному! Понимаешь, но тогда она теряла своего графа! Андре готов был убить, кого угодно, включая себя и ее, от него ждали больших неприятностей! Но, точно все рассчитав, я «перехватила» Андре! В результате Мари смогла распрощаться со старой жизнью и выйти замуж за графа. Она стала графиней, теперь у нее двое сыновей, но она никогда не забудет, что для нее сделала ее милая подруга Харриет! Поэтому, когда я сказала ей, что мне на какое-то время надо уехать из страны, сразу в мое распоряжение было предоставлено это палаццо. «Живи здесь, сколько хочешь», — написала мне Мари. У них палаццо по всей Италии: самое любимое находится во Флоренции, где-то есть еще одно, не говоря уже о замках в других странах! Это было ее благодарностью за то, что я помогла ей когда-то, а Мари никогда не забывает своих друзей.— О, Харриет, у тебя была такая интересная жизнь!— Очень может быть, милое дитя, что и твоя жизнь будет не менее богата на всяческие приключения! Вообще-то, начинаешь ты неплохо, а?Я невольно рассмеялась вместе с ней, и, хотя мой смех и прозвучал немного грустно, это было все же лучше, чем плакать. Во мне все так перемешалось, что я была совсем не уверена в том, что на самом деле я сейчас чувствую.
Первые недели в Венеции были похожи на сон. Я думаю, Кристабель ощущала то же самое. Мы никогда не видели ничего подобного этому городу, где основным средством передвижения служила лодка. Мы довольно быстро привыкли пользоваться гондолами, тем более что в палаццо были свои собственные лодки и гондольеры, в любое время суток они были готовы доставить нас, куда бы мы ни захотели.Временами я почти забывала, почему я здесь, так очаровывала меня красота этого места. Но что поразило меня больше всего, так это повсеместное использование мрамора и порфира, благодаря которым город слыл одним из самых красивых в мире. Я узнала, что все эти материалы были специально привезены из многих стран: зеленый порфир — с горы Тайгет, красный и серый — из Египта, алебастр — из Арабии, белый мрамор — из Греции, а красный — из Вероны. Был даже голубой мрамор, мрамор цвета янтаря и множество других сортов с пурпурными вкраплениями.О, как я наслаждалась этими неделями! Я часами стояла на мосту Риальто и глядела на воды Гранд-канала. Я гуляла по площади Святого Марка, ее красочная мозаика очаровала меня. Я постоянно задерживалась у дворца дожа, забывая обо всем при виде его великолепия, смотрела на самый печальный мост на свете — мост Вздохов и размышляла о тех пленниках, что выходят из дворца дожа и на пути через мост к своей тюрьме бросают прощальный взгляд на этот прекрасный город.Вокруг располагалось множество маленьких лавочек, чем-то напоминавших мне пещеру Алладина. Там я находила прелестные вещицы из стекла и эмали, там продавались кольца и броши из драгоценных и полудрагоценных камней, там были ленты и кружева завораживающих цветов. Торговали там тканями и туфлями, искусно вышитыми различными узорами. На какое-то время Кристабель и я полностью забыли о своих несчастьях.Все случилось прекрасным солнечным днем, когда наш гондольер отвез нас на площадь Святого Марка, где я и Кристабель решили осмотреть местные лавки. Я покупала себе туфли, и продавец разложил предо мною на прилавке несколько пар. Я никак не могла выбрать: то ли брать туфли из черного шелка, вышитые цветами лиловых оттенков, то ли остановиться на темно-коричневых с голубыми цветами. Внезапно я подняла глаза и увидела какого-то мужчину, пристально наблюдающего за каждым моим движением. Я не могла даже сказать, почему, но мною овладело предчувствие чего-то зловещего.Он был чуть выше среднего роста и исключительно красив. Одетый в панталоны, украшенные кружевами и голубыми лентами, он выглядел очень элегантно. Его камзол был слегка расстегнут — вероятно, чтобы выставить на обозрение белую блузу с манжетами и изысканный шарф. Пуговицы блестели драгоценными камнями, а на шляпе, надетой поверх темного парика, победно раскачивалось голубое перо.Вспыхнув, я быстро перевела взгляд обратно на туфли, поспешно отложила в сторону черную с лиловым пару, но, пока рассчитывалась, все время ощущала на себе внимательный взгляд мужчины.При выходе мы столкнулись с ним лицом к лицу. Он услужливо отступил в сторону, пропуская нас, и низко поклонился. Проход был очень узким, и мне пришлось пройти совсем близко, поэтому я хорошо разглядела его лицо. Взгляд его был устремлен прямо на меня, и в нем сквозило что-то вроде восхищения, но в то же время выражение его лица было наглым, бесцеремонным, что вряд ли можно было считать комплиментом. В глубине его глаз пряталось наглое высокомерие.Выбравшись, наконец, на улицу, я с облегчением вздохнула и обратилась к Кристабель:— Я бы хотела вернуться в палаццо.— Так быстро? — спросила она. — Я думала, ты хотела сделать еще несколько покупок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43