— О, Джоселин! — воскликнула я. — Разве не прекрасно быть здесь только вдвоем! Он нежно поцеловал меня.— И знать, что у нас впереди еще добрых паря часов! — добавил он.— Сейчас чуть больше полудня, — сказал я. — А чем мы займемся?— Обследуем остров и будем говорить и говорить! Затем перекусим и снова поговорим, а я буду все время смотреть на тебя! Мне хочется еще раз увидеть, как ты улыбаешься: когда ты это делаешь, у краешка рта появляется крошечная морщинка! Я обожаю твои волосы, как они падают тебе на плечи! Они совсем не похожи на эти мерзкие кудряшки «сердцеедки», что вошли сейчас в моду при дворе. Мне нравятся твои карие глаза, и я постоянно думаю о том, насколько же их цвет красивей, чем голубой!— Ты относишься ко мне с предубеждением, — сказала я. — Мне кажется, тебе все это нравится только потому, что принадлежит мне!— А я этого и не отрицаю, — ответил он.Я думаю, тогда мы оба были немного напуганы теми чувствами, которые разбудили друг в друге. Я была рада просто находиться рядом с ним, но никак не могла забыть, что его разыскивают и что наше бегство лишь временно. Меня страшно взволновала мысль о свадьбе. Все это казалось таким невероятным, хотя почему бы и нет? Ведь обстоятельства исключительны. Я прислушалась к печально скрипучим крикам чаек. Казалось, будто они предупреждают меня, что времени осталось не так много.Если он поедет во Францию, сказала я себе, я могла бы уехать вместе с ним, особенно если мы поженимся. Но могу ли я вот так бросить мою семью?Ах, если бы Ли был здесь, чтобы я могла посоветоваться с ним! Эта мысль очень странно подействовала на меня, ведь, когда я была еще совсем маленькой девочкой, в глубине души я поклялась что, когда вырасту, выйду замуж за Ли.Мы обошли руины аббатства, нашли исповедальню и залу для чтения.— А это, должно быть, часовня, — заметил Джоселин, но, думаю, на самом деле его не очень интересовали эти развалины. Нас обоих охватила буря чувств — наконец-то мы остались наедине! Мне хотелось лишь одного — прижаться к нему и защитить.Если б сейчас корабль мог подойти прямо к Эйоту и отвезти нас обоих во Францию!На этом одиноком островке царила таинственная и странная атмосфера. День выдался на диво спокойным. Клочки тумана, висевшие в воздухе, даже не двигались. Их серые и призрачные силуэты странной формы виднелись повсюду.— А вон церковная колокольня, — показала я. — Я бы ничуть не удивилась, если бы сейчас колокола зазвонили и мы увидели мрачные фигуры монахов, бредущих на молитву.— Сейчас не то время суток, — резко сказал Джоселин, и я вспомнила, что он католик, — это было еще одной причиной, почему моя семья была бы против: отец был убежденным протестантом. Не то чтобы он был очень религиозен: религия служила ему одной из форм политики. Я уверена, он был бы не доволен, выйди я замуж за одного из членов известной католической семьи, а то, что мой избранник еще и в опасности, еще больше взбесило бы его.Странно, но я думала о нем ничуть не меньше, чем о матери. Я представляла, как говорю ему: «Тебе никогда до меня не было никакого дела. Какая разница, за кого я выхожу замуж?» И в словах этих крылась горечь. Меня всегда волновало то, как он ко мне относится, было небезразлично это мне и сейчас.— Где мы расположимся на пикник? — спросил Джоселин.Я весело рассмеялась.— Кажется, этой зимой я развлекаюсь на пикниках гораздо чаще, чем в летнюю пору!— Я никогда не забуду тот пикник у пещеры: ты и я! — сказал он.— А я никогда так не пугалась, как тогда, когда этот пес вошел в пещеру!— Но вместе с тем ты была счастлива, — ответил он. — Я понял, что тогда ты любила меня!— Я это тоже поняла: опасность раскрыла мне глаза.— Присцилла, ты еще так молода! Он повернулся и поцеловал меня, на устах его горели нежность и страсть.— Пойдем в ту комнату? Скорее всего, она служила им помещением для переписки рукописей. Я принесу из лодки одеяла, и мы расстелим их на плитах, а потом мы что-нибудь перекусим.— Звучит заманчиво, давай так и поступим! Мы рассмеялись, после чего я расстелила скатерть и достала пирожки с говядиной и сидр, чтобы утолить жажду.— Вот это да! — сказала я. — Да здесь еды на троих! Наверное, здесь доля и Кристабель?— Как это мило с ее стороны — оставить нас вдвоем! — сказал Джоселин.— Ты думаешь, она специально так подстроила?— Да, — ответил он.Я задумалась: в этом я была не уверена. Мы прислонились к стене комнаты, и сквозь остатки крыши я стала наблюдать за туманом.— Какое странное место! — произнесла я. — Слуги говорят, что по ночам здесь можно заметить огоньки.— Слуги всегда говорят что-нибудь подобное. Тебе страшно?— С тобой — нет!— Очень рад слышать это. Тебе никогда больше не придется бояться, Присцилла, пока рядом с тобой я. Я — твоя защита!— Ты меня успокаиваешь! Попробуй этого пирога, очень вкусно.— У Харриет хороший повар.— У нее все самое лучшее!— Мы должны быть очень благодарны ей: она столько для нас сделала!Я согласилась с ним. Затем мы поговорили о нашем первом знакомстве и о заманчивой возможности свадьбы. Мне уже приходилось слышать о бегстве девушек со своими возлюбленными. Однажды случился большой скандал, когда девушка убежала с мужчиной, который был двадцатью годами старше. Он оказался авантюристом, но было слишком поздно, и семье не удалось помешать их браку. Девушке было всего лишь четырнадцать.Четырнадцать было и мне, и я собиралась выйти замуж хоть и не за искателя приключений, но за изгнанника. Но я ничего не могла поделать: я была влюблена и собиралась начать новую жизнь. И одновременно мне было горько, так как своим поступком я глубоко обижала мать. Что касается отца, то пусть себе бушует, сколько его душе угодно… Правда, ничего такого не случится, скорее всего, он пожмет плечами и скажет: «Ну, это же Присцилла!"Мы были так счастливы — мы говорили, строили планы на будущее, хотя про себя я пыталась понять, чувствует ли он сейчас то же, что и я? Чувствует ли, что во всем этом есть что-то неземное и что вряд ли наши замыслы когда-нибудь сбудутся?Мы вернемся домой, скажем Харриет, что хотим пожениться. Она найдет нам священника, и мы присягнем перед ним, а потом подплывет корабль и переправит нас во Францию. Против нас поднимутся голоса, но через какое-то время все увидят, какой негодяй этот мерзкий Титус Оутс, и мои родители поймут, что бесполезно горевать над уже свершившимся.— Когда моя мать была еще маленькой девочкой, ей пришлось уехать во Францию, — рассказывала я Джоселину. — Вот странно! Будто история повторяется!Мы продолжали беседовать о том, что будем делать, когда поженимся. Мы вместе объедем прекрасные земли Франции, а затем вернемся и будем жить в его доме, в Девоншире, в самом прелестном графстве Англии. Нигде больше трава не была столь зелена, и нигде больше не было столь рыжей почвы, что означало плодородие, сливки там были жирнее, а говядина — вкуснее!— Ты станешь госпожой всего Девона, моя милая Присцилла, когда выйдешь за меня замуж! — сказал он.Так мы сидели, рука его обнимала меня, я же крепко прижималась к нему, и мы промечтали целый час или даже больше. Вдруг я заметила, что вокруг нас сгустились сумерки. Однако больше трех часов дня быть не могло, а значит, до захода оставалось еще больше часа. Грегори предупреждал нас, чтобы мы вернулись до наступления сумерек, поэтому уехать с острова нам надо было не позднее половины четвертого.— Как вдруг стемнело! — сказала я. — Наверное, уже позднее, чем нам кажется?Я поднялась на ноги и тут же ощутила холодную промозглость воздуха.— На море туман, — сказал Джоселин, и, когда мы вышли из комнаты, оказалось, что он прав.— Ты только посмотри! — с испугом воскликнул он вдруг, — В нескольких футах от нас уже ничего не видно!Я подошла к нему, и он обнял меня.— Нам даже лодку будет не найти, — продолжал он.— Надо попробовать, — ответила я.И сразу же споткнулась о выступающий камень. Слава Богу, Джоселин успел подхватить меня и не дал упасть.— Нам надо быть очень осторожными, — предупредил он. — Ты могла пораниться.— Ты спас меня, Джоселин!— Я всегда буду рядом с тобой, чтобы спасти тебя, клянусь!Я взяла его руку и приникла к его груди. В самом воздухе, казалось, витает зловещее предупреждение. Все вокруг было окутано мрачным туманом, и застывшие серые руины были, как будто из потустороннего мира. Ни ветерка, ни плеска волн: будто Джоселин и я очутились на другой планете.Поняв, наконец, в какую ситуацию попали, мы в страхе переглянулись. На ресницах и бровях Джоселина появились капельки росы, и снова на меня нахлынул шквал чувств, потому что лишь теперь я осознала, в какой опасности он сейчас, и что время, проведенное на острове, поистине драгоценно для нас обоих, так как, если враги схватят его, эта белокурая голова очень быстро слетит с плеч. Я никогда не расспрашивала его о том, как умер его отец, я не хотела знать этого. Я хотела забыть о том, что это произошло, и заставить его забыть об этом.— Что нам делать? — спросила я.— Мы ничего не можем сейчас сделать. Лучше вернуться назад: у нас есть одеяла и какое ни есть укрытие. Мы даже не представляем себе, далеко ли этот туман простирается, потому что сидели в четырех стенах.— А может, нам попытаться выбраться отсюда на лодке?— Мы можем не найти ее, и помнишь, как минуту назад ты поскользнулась? Тропинки почти не видно, мы не знаем, куда идти. Нет, безопаснее остаться здесь, пока не спадет туман. Даже если мы и найдем лодку, глупо пытаться достичь берега: нас может унести в море.Конечно, он был прав. Мы вернулись назад, в стенах было значительно теплее. Мы опустились на одеяла, и он обнял меня.— Богиня судьбы сопровождает нас, — сказал он. — Мы здесь одни, вдали от всего мира, отрезаны от него покровом тумана. Присцилла, ты не находишь, что это заманчивая перспектива?— Да, конечно, но я думаю, что будет дальше?— Но все знают, где мы, и поймут, что произошло. Они не будут волноваться за нас. Думаю, в доме понимают, что у нас достаточно здравого смысла остаться здесь и переждать туман.— Но это может затянуться надолго, Джоселин.— Вряд ли: скоро поднимется ветер и развеет туман.— Интересно, сколько сейчас времени?— Еще день.— А сколько мы проговорили?— Это имеет какое-нибудь значение? Мы сели поближе друг к другу и прислонились к одной из стен. И снова мы заговорили о нашей свадьбе, которая состоится сразу после того, как мы вернемся на землю. В этом тихом месте, посреди странных клубов тумана, казалось возможным все.Мы не знали, сколько времени, но мы понимали, что уже вечереет, ибо становилось все темнее, и даже тумана уже не было видно, но мы ощущали его — сырой и пробирающий до костей. Похолодало, и Джоселин еще крепче прижал меня к себе.— Представь, что нам придется провести здесь всю оставшуюся жизнь? — сказал он, — По-моему, не так плохо.— Но как мы выживем?— Мы могли бы построить дом, выращивать овощи и зажили бы простой жизнью, как Адам и Ева!— Это мало похоже на Эдем.— Пока ты здесь, земля эта кажется мне раем!Это был разговор двух влюбленных. В нем не было никакого смысла, однако он действовал успокаивающе, и что-то неизбежное было в этом тумане. Мы очутились в плену у сил природы, и нельзя было винить нас за это, что мы провели эти часы вместе. Я думаю, что уже тогда в сердца наши закралось отчаяние, страх перед тем, что жизнь окажется совсем не такой легкой, какой мы ее себе нарисовали.Мы доели остатки еды. К тому времени совсем стемнело, а туман еще более сгустился. Нас окружала полная тишина. Странно было находиться возле моря и не слышать его рокота.Спустилась ночь, и стало еще холоднее. Джоселин расправил одеяло, и мы легли на него. Другое одеяло он накинул сверху, после чего заключил меня в свои объятия. Думаю, то, что затем произошло, было неизбежно: мы были молоды, и в нашей крови кипела страсть.— Мы будем вместе до конца жизни! — сказал Джоселин. — Мы женаты, милая Присцилла, ты и я! Что нам всякие церемонии? Когда вернемся, мы поженимся по-настоящему, сразу же. Мы все расскажем Харриет, и она поможет нам. Ты поедешь во Францию вместе со мной!Я поверила этому, потому что хотела верить. Я сопротивлялась немного, с самого начала. Мне не давали покоя мысли о матери: если бы я могла выкинуть их из головы! Но когда я вспомнила об отце, почувствовала вызов: что он для меня вообще сделал, зачем мне о нем сейчас думать? Но я все же думала о нем и про себя ликовала: я выйду замуж, больше не будет висеть на его шее «бесполезная девчонка!"Джоселин пылко поцеловал меня.— Присцилла, милая Присцилла! — говорил он. — Знаешь, что такое блаженство? Это окутанный туманом остров, на котором лишь ты и я!И там, на этом острове, мы познали настоящую любовь. Я была смущена, взволнована и счастлива до безумия одновременно. Я чувствовала себя так, будто все, чем я была раньше, осталось далеко позади. Я больше не была дочерью Карлтона Эверсли, я стала женой Джоселина Фринтона.
Я проснулась от мягкого прикосновения солнечных лучей: наступило утро. Мои руки и ноги занемели от холода, Джоселин еще спал. Я взглянула на него, и во мне вновь проснулась нежность. Без парика он выглядел таким юным и беззащитным. Я вдруг подумала: «Теперь я понимаю, почему мужчины носят парики: они придают им важности! Без него Джоселин выглядит просто красивым мальчиком!"Я наклонилась и поцеловала его. Он крепко обнял меня и прижал к себе.— Моя Присцилла! — пробормотал он.— Уже утро, — ответила я. — Туман почти развеялся. Он сел.— Значит, все закончилось… — Он нежно посмотрел на меня. — Любовь моя, — продолжил он, — мы будем вместе всегда?— Это очень долго! — ответила я. — О, Джоселин, я так боюсь!— Не волнуйся! Я все твердо решил и все сделаю. Теперь нас двое, моя дорогая! Ты даже не представляешь себе, что это значит!— Представляю, потому что одна из этих двоих — я.Он поцеловал меня.— Мы должны ехать, — сказала я.— Еще немножко!— Посмотри, солнце восходит: нас будут ждать.— Еще несколько минут! — молил он, не выпуская меня из своих объятий. — Невеста моя! — сказал он. — Скажи, что ты ни о чем не жалеешь.— Я ни о чем не жалею!— Мы расскажем Харриет, она нам поможет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43