– Но это же вода! – Вульфвер пнул пустой кувшин и выругался, потому что ноги его были босы.
– Но ты перевернул его, козел неуклюжий. Судьба, да разве это важно? Ах, смерть! Судя по тому, сколько времени у тебя ушло на то, чтобы найти выход, недоумок, это не так уж и важно. Хочешь, я сложу для тебя глитм еще раз, когда ты придешь сюда снова… а если ты помрешь до того, невелика потеря.
– Сложи сейчас! – Когда юный здоровяк начинал рычать так в Сюнехофе, он обыкновенно получал все, что хотел, но напугать старика ему не удалось.
– Уже поздно, балбес! Ты что, не видишь: солнце почти зашло?
– А это разве важно?
Заклинатель подпрыгнул к нему и завизжал прямо в лицо:
– Это важно, если я говорю, что это важно!
Вульфвер отпрянул, снова споткнулся о кувшин и рухнул, как срубленный кедр, от чего Радгар едва не выдал себя, с трудом удержавшись от смеха.
Заклинатель огрел его по бедру своим посохом.
– Делай, как тебе сказали, нифинг, или я оставлю тебя тонуть на здоровье. Одевайся, пока твои вши не проголодались и не повылезали тут – вонючий окуста!
– Да, Хильфвер! Прости, Хильфвер! – Вульфвер неуклюже поднялся, но одежда его лежала, рядом с тем деревом, за которым прятался Радгар, так что тот слышал, как он бормочет себе под нос: «Старый глупый козел!» – и прочие нелестные эпитеты. Одевшись, Вульфвер наверняка собирался пойти за Скеаттом и обнаружил бы Свеальма. Радгар исчез в лесу.
Когда он снова вернулся к избушке, между деревьями уже сновали с неестественно высоким писком летучие мыши. Летучие мыши не пугали его; он только завидовал их умению видеть в темноте, потому что дорогу ему пришлось искать, полагаясь только на память, а темнота в лесу стояла почти полная. Стены кратера отрезали почти весь отсвет летних сумерек; ночь стояла безлунная. Спрятавшись в лесу, он проследил за тем, как Вульфвер ведет Скеатта и вьючную лошадь в туннель, потом расседлал Свеальма и пустил его пастись на той поляне, откуда только что увели вьючную лошадь. Немного свежей травы этому здоровяку точно не повредит.
Стоило Радгару показаться во дворце, и его никогда больше не пустили бы в Веаргахлейв, так что удовлетворить свое любопытство он мог только сейчас и больше никогда. Особенно его интересовал таинственный заклинатель. Любой, кто называет Вульфвера вонючим недоумком и колотит его посохом, достоин уважения за точность суждений. «Хильфвер» означает «Полчеловека», и это прозвище тот явно получил, потеряв руку и ногу. На вид он был стар, но ловкости своей пока не лишился. При необходимости Радгар мог бегать очень быстро, но все равно этот фейринг достаточно опасен. Папа, возможно, знал, какие дела дядя Сюневульф и окуста Вульфвер имели с заклинателем, а мог и не знать, и в последнем случае ателинг Радгар снова становился героем. Даже хорошо, что он отослал Эйлвина домой рассказать, где он. Если он не вернется до утра, прибудут подкрепления.
Он ни разу еще не оставался на ночь на улице. Мама будет визжать на две октавы выше жаворонка. Если он не герой, значит, непутевый щенок, сующий нос туда, куда не позволено, и в таком случае расплата будет ужасна: прости-прощай Свеальм, зато драить конюшню он будет вместе с фраллями много месяцев подряд, а уж порка будет такая грандиозная, что о ней впору будет слагать баллады скопам. Уж лучше тогда завалить туннель камнями и поселиться в этой долине еще одним отшельником.
В лесу стояла такая тишина, что он услышал стук прежде, чем увидел свет. Дверь хибары и ставень окна прилегали к стенам неплотно, да и в самих стенах было столько щелей, что избушка светилась, как небо в звездную ночь. Дым валил из каких угодно щелей за исключением дымохода. Кто-то нарубил старику дров, ибо сам он никак не справился бы своей единственной рукой со здоровым колуном, торчавшим из колоды. Впрочем, ритмичный стук изнутри доказывал, что по чему-то колотить старик все же способен. Радгар постучал в дверь.
Стук стих, и он не слышал ничего, кроме потрескивания огня.
Выждав несколько томительно долгих минут, он постучал снова. На этот раз ответом ему был резкий голос:
– Кто будит мертвеца? Здесь только гниющие кости да застарелая ненависть. Беги прочь, покуда можешь!
Радгар толкнул дверь, и она со скрипом отворилась на кожаных петлях. В полумраке висел белой пеленой дым, от которого защипало в глазах, поэтому он опустился на карачки и пополз дальше так, зная, что у самого пола дыма должно быть меньше. Очагом служили выложенные кругом посередине комнаты камни. Заклинатель-пугало сидел на земле спиной к входу, вытянув настоящую ногу рядом с деревянной, но мешок на его голове сполз в сторону, открывая клочковатую седую бороду, – похоже было, его надевали впопыхах. Маленький топорик и груда растопки у него под рукой объясняли природу стука.
– Изыди! – каркнул старик. – Изыди, покуда проклятия мои не сгноили плоть твою на костях твоих!
Радгар захлопнул дверь и подвинул несколько корзинок и ведро так, чтобы подойти к огню и сесть, скрестив ноги.
– Мне нужно знать, когда я должен буду убить Вульфвера. – Еще ему не помешало бы, конечно, что-нибудь поесть, а еще уютное место, чтобы спать. От потемневшего горшка, булькавшего на углях, исходили аппетитные запахи, а вот с уютом здесь явно было туговато. Даже дома фраллей обставлялись побогаче: ни стола, ни стульев, вместо кровати – охапка веток с набросанными поверх них шкурами. Остальную меблировку составляли грубо слепленные глиняные горшки и пара дубовых сундуков. На стенах ни одной полки, зато напротив двери висел меч – и довольно дорогой, насколько он мог судить, разглядывая его сквозь дым. На крышке одного из сундуков лежало несколько книг и свитков, а также стояла чернильница и связка гусиных перьев… как, интересно, этот калека точит их одной рукой? Должно быть, заклинатель постоянно жил на уровне земли, словно дикий зверь. Наверное, с одной рукой и одной ногой ему даже вставать и садиться трудно. Он повернул голову, чтобы взглянуть на гостя, но в отверстиях для глаз не было видно ничего, кроме черноты. По крайней мере отверстий было два, а не одно, как было бы, если бы у него осталась только половина лица. Жуть!
– Отродье слизи, кто послал тебя мучить мертвого человека, и без того настрадавшегося?
– Никто не посылал меня, эальдор. Твой глитм призвал меня, так ведь?
– Мука, мука! Кто рассказал тебе про глитм, ателинг?
Ага! Подозрения подтверждались! Если заклинатель знал, кто он, значит, Радгар бывал здесь и раньше.
– Никто не говорил мне, эальдор. Это и так ясно.
– Не давай мне никаких титулов. Я мертвец, но если ты хочешь говорить с моим трупом, называй меня Хильфвером. – Голос заклинателя упал до противного хнычущего бормотания. – Женские ласки, белые руки… Что ясно?
Не уверенный в том, о каких именно женщинах идет речь, Радгар решил не обращать на них внимания.
– Из того, что ты делал, что ты говорил. Глитм – это ведь определение проклятия, да? Ты сравнивал стихии, чтобы узнать, какая из них убьет Вульфвера. Когда ты призывал их, ты стоял на острие Смерти и звал его, и в конце концов он шагнул на острие Воды – ты сказал ему, что он утонет, но на самом-то деле он только споткнулся о кувшин, правда? Так что это не считается, а шел-то он ко мне! Он шел ко мне и упал передо мной. Я и есть проклятие Вульфвера, его смерть! – Не всякий десятилетний малец смог бы додуматься до этого, но ателингу и положено быть умнее других.
– И ты этому рад, жабеныш?
– Ты не должен говорить со мной так.
– Я буду говорить с тобой так, как захочу. Отвечай мне, пока я не заставил тебя визжать от боли. Их руки белы…
– А ты не грози мне. Я королевский сын.
Старик поднес руку к своему капюшону.
– Отвечай на мои вопросы, Эйлединг, а не то я покажу тебе свое лицо, и тогда ты никогда больше не уснешь.
Эта угроза была для Радгара новой, и ее стоило обдумать.
– Нет, я не очень чтобы хотел убивать Вульфвера, но убью, если придется. Мы ведь с ним будем соперниками за папин трон, когда он состарится. Лучше уж я убью Вульфвера, чем позволю ему убить меня. Если он не будет мешаться у меня под ногами, я его не трону.
Жуткий старик даже взвизгнул от веселья.
– Земля и вода! Да он раздавит тебя одной левой, козявка мелкая. Огонь да рыба, вот так песня… От всего нынче пахнет музыкой. Зачем ты пришел сюда?
– Затем, что мне всего десять лет. – Подобная наглость подействовала на папу один раз – всего один, и вторая попытка использовать ее оказалась весьма неразумной, но Хильфвер то ее ни разу еще не слышал.
Старик раздраженно зарычал.
– Следующей зимы ты можешь и не увидеть. И ты надеешься съесть мой обед и спать у моего очага?
– О, спасибо, эальдор!.. То есть я хотел сказать, Хильфвер. Поделиться своей едой и местом у огня было бы очень мило с твоей стороны.
– Объясняй, червяк! Смерть и горе, что волки приносят…
– Было слишком темно, чтобы ехать после Вульфвера, а если бы я поехал вперед его, он бы меня увидел.
– Нет, зачем ты вообще здесь?
– Твое заклинание призвало меня, разве не так?
– Ты хочешь, чтобы я согласился, а Эйлед пощадил бы тогда твою задницу, мальчишка!
– Ну и это тоже, – согласился Радгар. Эта защита представлялась ему весьма удачной. – Твой глитм заставил меня поступить так.
– Как мог он призвать тебя, если ты явился прежде, чем я начал его? Если ты про него даже не знал? Что на самом деле привело тебя сюда?
Радгар пожал плечами. От запаха, исходившего из горшка, он едва не захлебывался собственной слюной. В горшке варилось мясо, которое, должно быть, привез Вульфвер, ибо как может однорукий человек поймать дичь и освежевать ее?
– Я отправился на фейринг верхом на своем жеребце, Свеальме, и взял с собой только верного друга Эйлвина Леофрикинга. Я решил поглядеть на Веаргахлейв и увидел, что кто-то подкармливает веаргов. Это было унфриф, поэтому я послал Леофрикинга домой за маршалом и фейнами, а сам поехал вперед на разведку.
Заклинатель издал странный, захлебывающийся звук, который сменился затяжным кашлем. Потом подбросил в огонь несколько палок.
– Грязь и смерть! Разве не запрещал твой отец тысячу раз ходить сюда?
– Не так часто. И танист привел сюда Вульфвера – может, ты и для меня сложишь глитм? Я хочу знать свой рок.
– Рок? – взвизгнул старик. – Твой рок – умереть, как умер я! Умри сейчас, щенок, и обойдешься без страданий! – Он схватил полено и швырнул его в Радгара.
Оно угодило ему в лоб. К счастью, это было совсем маленькое полено, уже поколотое для растопки, но и его веса, помноженного на неожиданность, хватило, чтобы опрокинуть его на спину. Он больно стукнулся затылком и вскрикнул.
– Ты мне чуть в глаз не попал! – Он прижал руку к ушибленному месту и ощутил на пальцах кровь.
– И еще получишь! – выкрикнул Хильфвер. Он схватил единственной рукой свой посох и замахнулся им, словно намереваясь прихлопнуть муху. К счастью, их разделял огонь, и Радгар увидел угрозу вовремя, чтобы откатиться в сторону. Конец посоха угодил в камень и расколол его. Голова его разлетелась бы от такого удара, как сырое яйцо.
– Ты с ума сошел! – Он вскочил на ноги. – Я королевский сын!
– Ты – труп! Труп, как я! – Старик замахнулся снова, но на этот раз Радгар был начеку и увернулся без труда. – Умри, будь ты проклят! – Отпустив посох, заклинатель швырнул еще одно полено, потом третье, еще больше. Когда он потянулся за топориком, Радгар уже открывал дверь. Когда он выпрыгнул наружу, топорик просвистел там, где он только что стоял, и вонзился в стену. Он бежал в ночь.
Он пересек поляну в несколько прыжков и остановился, чтобы не налететь на что-нибудь. За его спиной хлопнула дверь, и он остался в полной темноте. От холода и потрясения у него стучали зубы, и он охватил себя руками, пока глаза привыкали к темноте. Этот жуткий старик и впрямь совсем сумасшедший! Он же взаправду пытался убить его! При мысли о застрявшем в стене топорике дрожь пробрала его еще сильнее.
Похоже, Веаргахлейв считался запретным не без оснований; его фейринг представлялся ему теперь не отважным, не разумным, а только глупым. Ушибленная голова болела. Его начал пробирать холод, от чего дрожь усилилась. Ночами в горах можно и замерзнуть, если одеться не по погоде. Он мог разжечь себе костер, используя трут и кресало у входа в пещеру, если только сможет добраться туда и если Хильфвер не собрал весь сушняк в лесу себе на растопку. Главная сложность – добраться до пещеры. По долине могли рыскать и другие безумцы. Или звери. Дикие вепри, медведи… Папа так и не смог извести волков до конца, потому что они могут переплывать с острова на остров.
Очень скоро он понял, что не попадет никуда – он просто не найдет дорогу. Пелена облаков пропускала свет только самых ярких звезд, так что даже на поляне он не видел дальше своего носа. Под деревьями царила такая же непроглядная чернота, как в пещере, так что идти было невозможно. Он застрял здесь до рассвета. Голова продолжала болеть, и кровь, похоже, еще не остановилась, потому что пальцам было липко, когда он щупал ушибленное место… впрочем, это почетная рана, славная попытка убить его. От нее может остаться хороший шрам, и тогда люди будут спрашивать его, где он его получил. Зубы стучали. Он замерзал! Он запрыгал на месте, потом принялся расхаживать взад-вперед по полянке, почти от самой двери и до места, где ветви над головой начинали закрывать небо. На ходу он проклинал про себя Хильфвера.
Почему, интересно, этот безумец так себя вел? Потому что Радгар попросил его предсказать его рок? Вульфверу-то его сказали. Нет, это Вульфвер решил, что ему сказали, а на самом деле с ответом все не так ясно. Когда Хильфвер звал его на острие Смерти, рок Вульфвера погнал его на острие Воды – или к Радгару. Но уж, конечно, Радгар не сможет стать ничьим роком, если ему суждено замерзнуть до смерти в этом лесу, не дождавшись утра. Интересно, какого рода ответ дает глитм человеку, если судьба ему – замерзнуть до смерти? Хороший повод поразмыслить в процессе замерзания. Холод не входил в число восьми стихий, хотя в настоящий момент в мире, казалось, не было ничего важнее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62