«Повелитель желания»: АСТ; Москва; 1997
ISBN 5-697-00071-5
Оригинал: Nicole Jordan, “Lord of Desire”
Аннотация
Алисон Викери, богатая, красивая, презирающая условности англичанка, оставляет Францию, чтобы отправиться вместе с дядей в Алжир, где идет война между завоевателями-французами и туземным населением. Думала ли она, что встретит там свою судьбу — Николаса Стерлинга, прославленного золотоволосого мятежника?..
Николь Джордан
Повелитель желания
Когда любовь свои шатры в груди твоей раскинет,
И боль жестокая терзает душу, сердце раня,
И нет спасения ни в чем, ни днем, ни ночью,
И муки нестерпимые жгут пламенем свирепым,
То все готов отдать несчастный узник страсти
За торжество любви, за рай земной, за счастье.
Фарид-ад-дин Аттар, XII век
Пролог
Кент, Англия, 1840 год
Костлявый берберский жеребец выглядел крайне странно и совершенно неуместно перед воротами фамильного поместья герцога Морланда. Величественное здание золотистого оттенка и великолепных пропорций было самим воплощением изящества и элегантности. Это впечатление еще больше усиливали безупречно подстриженные и ухоженные газоны и деревья, раскинувшиеся вокруг замка, — по-видимому, садовникам был дан строгий наказ не позволять ни одной травинке расти свободно.
Но какой же резкий контраст с этим царством порядка и благопристойности представлял свирепый бербер с жилистыми боками и чересчур длинной гривой. Он казался настоящим дикарем! Говоря по правде, он почти не походил на грациозных чистокровных лошадей, украшавших стойла знаменитых герцогских конюшен. Этому животному с первых месяцев было предопределено стойко выносить беспощадный климат Сахары, а хозяин упорно объезжал его, готовя к битвам и схваткам.
Хмурый, настороженный конюх в ливрее удерживал под уздцы громко фыркавшего, рывшего копытом землю жеребца.
Его хозяин, наконец сбежавший по широким каменным ступенькам герцогского замка, также разительно выделялся среди благородного окружения, несмотря на хорошо сшитый фрак и накрахмаленный черный шелковый галстук, несмотря даже на то, что мог по праву претендовать на благородное происхождение. Молодой джентльмен был внуком герцога, но бронзовая от загара кожа и ястребиный взгляд придавали ему безжалостный, беспощадный вид, которым никогда не мог обладать воспитанный, утонченный британский дворянин. Никто не смог бы заметить ничего утонченного и в его манере взлетать в седло боевого коня и пускать жеребца галопом так, словно хозяин был рожден в седле.
Конь, напрягшись всеми мышцами, закусил удила и полетел вперед в предвкушении близкой свободы. Однако Николас Стерлинг, мчась по усыпанной гравием аллее, обсаженной могучими дубами, то и дело натягивал поводья, стараясь удержать коня и свое нетерпение. Теперь он мог позволить себе этот последний жест покорности и повиновения, последний знак уважения к деду. Аудиенция у герцога закончилась успешно, и Николас наконец получил возможность вести ту жизнь, к которой влекла его горячая кровь. Десять лет. Десять долгих лет на этой чужой земле, больше похожих на годы заточения.
Но наконец он сбросит оковы цивилизованного английского воспитания, как, впрочем, и английское имя, данное ему при рождении.
Вкус свободы был так же сладок и упоителен, как запах осенних листьев в воздухе, ржаво-красных и желтых осенних листьев. Жеребец, казалось, почувствовал настроение хозяина и пошел вперед, гарцуя.
Они почти миновали старую дубовую рощу, когда над головой коня пролетел и упал на землю желудь. Жеребец даже не встрепенулся. Николас рассеянно похвалил животное, по-прежнему занятый мыслями о скором отъезде из Англии.
Но в следующую минуту снова услышал слабый свист, а потом тихий глухой стук. Шелковый цилиндр слетел с его головы и, описав круг, приземлился прямо на тропинку. Николас резко развернул жеребца и потянулся за кривым клинком, который всегда носил за поясом, обычай, усвоенный еще в юности, — прежде чем вспомнил, что нет причин хвататься за оружие в Англии, этой спокойной стране. Он отнюдь не ожидал, что в ветвях британского дуба может таиться опасность.
Или женщина. Именно она предстала его изумленному взору, когда Николас поднял глаза. Ее нелегко было заметить. Не швыряйся она желудями, он проехал бы мимо: черного платья почти не было видно в густой пятнистой тени. И даже поняв, что разоблачена, девушка вызывающе швырнула желудь в упавший цилиндр, промахнувшись на какой-то дюйм.
Гнедой жеребец, приняв вызов, рыл копытами землю и громко фыркал. Николас, успокаивая коня, положил на его шею затянутую в перчатку руку, хотя сам гневно сжал губы.
— Я посчитал, — тихо сказал он, — что первый желудь упал случайно. И даже второй, несмотря на сбитую шляпу. Но не третий. Желаете узнать, что будет, если швырнете четвертый?
Видя, что девушка не собирается отвечать, Николас зловеще сузил глаза. К этому времени он уже привык к полумраку и заметил, что нарушительницей спокойствия, устроившейся на толстой ветке, оказалась девчонка лет тринадцати с каштановыми локонами немного темнее его собственных, оттенка темного золота. Подол ее платья свисал всего в четырех дюймах от лица Николаса, позволяя ему разглядеть обшитые кружевом панталоны. Качество ткани безошибочно говорило если не о последней моде, то уж, во всяком случае, о достатке.
Но девушка, ничуть не смущенная пристальным суровым взглядом, вызывающе тряхнула головой, совсем как гнедой жеребец:
— Что мне до ваших угроз! Не боюсь я вас! Нисколечко!
Николас, не ожидавший такого ответа, едва не поперхнулся. Он не привык к неповиновению женщин, не говоря уж о какой-то девчонке! Продолжая разглядывать негодницу, Николас разрывался между желанием рассмеяться и хорошенько ее отшлепать. Правда, он еще ни разу в жизни не поднял руку на женщину, но отнюдь не намеревался ей это объяснять. Подавив неуместное веселье, он придал своему лицу свирепое выражение.
— Если попробуешь швырнуть еще один желудь, — предостерег он, — я задам тебе такую трепку, что долго сесть не сможешь.
Но неустрашимая девчонка лишь еще выше подняла подбородок:
— Сначала попробуйте меня поймать!
— Поймаю, не сомневайся! Если вынудишь меня карабкаться на дерево, тебе не поздоровится.
Он говорил спокойно, даже вежливо, однако в голосе проскальзывали зловещие нотки.
— Ну что, мне обезоружить тебя, или сдашься без борьбы?
Она, должно быть, уверовала в правдивость угроз незнакомца и после минутного колебания разжала кулачок. Желуди дождем посыпались на землю.
Николас считал, что его девчонка больше тронуть не осмелится, однако не мог допустить, чтобы она преследовала других ни в чем не повинных путников.
— Тебе следовало бы понимать, к чему приведут такие шутки, — уже мягче добавил он. — Будь мой конь не так хорошо объезжен, он мог понести и сломать ногу или сбросить меня.
— Я целилась не в лошадь, а в вашу шляпу. В жизни бы не ударила животное. Кроме того, он не из пугливых. Вы легко сдерживали жеребца, несмотря на то, что он выглядит настоящим дикарем.
— Смотрю, ты, кажется, неплохо разбираешься в лошадях! Заверяю, этот конь куда более ценен для меня, чем любое выхоленное создание в герцогских конюшнях!
— Вы не продадите его мне?
Внезапный, да еще с такой надеждой заданный вопрос поверг Николаса в безмолвное изумление.
— Я могу себе это позволить, — поспешно заверила она, видя, что незнакомец колеблется. — Мой отец был очень богат.
В голове Николаса теснились ответы. Сказать, что эта лошадь не продается. Объяснить, что такой жеребец не годится для юной леди. Но сильнее всего оказалось любопытство.
— Что вы будете делать с ним? — осведомился Николас.
— Мне понадобится лошадь, когда настанет пора бежать из дома.
Николас невольно поднял брови. Она снова говорила дерзко, вызывающе, во фразе и тоне было нечто знакомое. Он словно слышал собственные слова.
— И куда вы намереваетесь отправиться?
— В Индию, конечно.
Улыбка чуть тронула уголки его губ.
— Боюсь, на лошади туда не доскакать.
— Знаю! Но если я найду капитана, который согласится взять меня на корабль, нужно же на чем-то добраться до порта! И… видите ли, не могу же я украсть коня!
— А… нет… боюсь, не совсем понимаю почему.
— Я не воровка! — негодующе объявила девочка. — И чем скорее обнаружат пропажу лошади, тем раньше пустятся за мной в погоню. Ну, — требовательно спросила она, пока Николас молча осмысливал услышанное, — так вы продадите его или нет?
— Сожалею, но именно этот жеребец не продается, — покачал головой Николас, довольно успешно сдерживая смех. — И, кроме того, в любом случае, думаю, родители будут крайне встревожены вашим исчезновением.
Он ожидал разочарования, но, к его удивлению, девочка, шелестя юбками, спрыгнула с ветки на низкий каменный забор у самой аллеи и выпрямилась, пристально глядя на Николаса. Совсем еще ребенок, немного странный, но привлекательный, с серыми, словно грозовое небо, глазами, слишком огромными для узкого личика с ничем не выдающимися чертами. Глазами, казавшимися гневными… вызывающими… и измученными одновременно. Николас уловил блеск слезинок в этих печальных глазах, прежде чем мятежное выражение куда-то исчезло.
— Нет у меня родителей, — сдавленно выдохнула она и, спрыгнув с забора, помчалась по ухоженному газону к ивовым зарослям. Боль этого молодого неукрощенного создания так сильно отозвалась в сердце Николаса, что он, не задумываясь, последовал за ней. Натянув поводья, он заставил жеребца перескочить через забор и понесся по газону к ивовой рощице. Девочка лежала ничком на траве около маленького искусственного озера и плакала так, словно мир рушился. Неожиданно Николас почувствовал себя виноватым. Неужели он стал причиной ее слез?
Николас спешился, уселся рядом и стал ждать, не двигаясь, не прикасаясь к ней, а просто позволяя девочке чувствовать его близость, именно так, как поступил бы с норовистой лошадью. Она не давала понять, что сознает его присутствие, однако по тому, как напряглось худенькое тело, как тряслись плечи, Николас видел, что она ощущает взгляд незнакомца. Спустя немного времени рыдания затихли настолько, что она смогла говорить.
Она не захотела отвечать на его расспросы о том, что мучает ее, и лишь твердила: «Уходите».
— Но разве джентльмены оставляют в беде юных леди?
— Я… я вовсе н-не… не в б-беде!
— Тогда почему вы наполняете озеро слезами?
Девочка не ответила, только подтянула колени к подбородку и закрыла лицо руками, пытаясь хоть как-то отделаться от назойливого незнакомца.
— Скажите, что тревожит вас?
В ответ лишь молчание.
— Я могу быть очень терпеливым, — спокойно предупредил Николас, приготовившись к долгому ожиданию. — Почему у вас нет родителей?
— Они… они умерли, — жалобно шмыгнула носом девочка.
— Мне очень жаль. Это произошло недавно?
Чуть помедлив, девочка слегка кивнула.
— И вы очень по ним тоскуете?
На этот раз кивок был более энергичным, но она по-прежнему отвечала жестами.
— Почему бы вам не рассказать обо всем? — настаивал Николас. — Мне бы хотелось узнать, что произошло. Это был несчастный случай?
Потребовалось немало времени, терпения и слов сочувствия, чтобы узнать причину ее горя: родители девочки умерли в Индии от холеры спустя несколько недель после того, как она уехала в Англию учиться в пансионе. Именно поэтому она была в трауре. Именно поэтому так горько плакала.
Николас ничего не сказал бедняжке, хотя как никто другой был способен понять ее тоску, глубокую, почти безбрежную скорбь. Скорбь и жгучую ненависть. Николас знал, что это такое — внезапно остаться сиротой, когда детство кончается мгновенно, в одно бесчеловечно жестокое, мучительное утро.
— Мне следовало тоже умереть! — вскричала она приглушенно, не отнимая ладоней от лица. — Почему Господь пощадил меня?! На их месте должна была лежать я!
Ее отчаянная мольба затронула какие-то глубоко скрытые в душе Николаса струны. Он был способен понять и ее вину за то, что она осталась жить, за то, что обманула смерть, не пощадившую родителей. Николас видел, как его отца сразила пуля, выпущенная из французской винтовки, как мать изнасиловали и убили солдаты, которые были ничем не лучше злобных, трусливых и голодных шакалов.
— Ненавижу Англию! — с неожиданной страстью воскликнула девочка. — Ненавижу всё! Здесь так холодно и одиноко…
Холодно, мокро, одиноко и все чуждое, подумал Николас. Когда десять лет назад его, еще мальчика, против воли привезли жить сюда, к родственникам матери, он тоже никак не мог согреться. Англия была так непохожа на его родину — бескрайние пустыни и седые вершины гор Северной Африки. И сейчас, когда он смотрел на вздрагивающие плечи девочки, Николасу очень хотелось утешить ее. Он достал из кармана платок с монограммой и сунул ей в руку.
— Вы привыкнете к холоду, — пообещал Николас со спокойной уверенностью. — Вы пробыли здесь всего… сколько? Два дня?
Не обращая внимания на платок, девочка громко шмыгнула носом.
— Мне больше нравится жара.
И, подняв голову, уставилась на Николаса огромными серыми блестящими глазами.
— Я все равно убегу. Они меня здесь не удержат!
Заметив мятежное выражение на лице девочки, Николас был вновь потрясен страстной натурой этого еще совсем юного создания. Нет… она вовсе не ребенок. Скорее, девушка на пороге женственности, бутон, набирающий силу и начинающий разворачивать лепестки. Да, личико ее было бледным и маленьким, показавшимся, однако, Николасу пикантным и несколько своеобразным. Ни одной правильной черты, но именно это лицо невольно приковывало взгляды. Пройдет несколько лет, и незнакомка покорит не одно мужское сердце. Густые прямые брови придавала экзотический, почти знойный вид этим измученным, тревожным глазам, хотя маленький острый подбородок свидетельствовал об упрямстве и непокорной натуре. Горе тому, кто захочет покорить ее!
Николас ощущал странное родство с ней, этой молодой англичанкой, стремившейся вернуться в Индию, страну ее детства, понимал мучительную потребность сопротивляться жестким рамкам приличии, восставать даже против тех, кто желает добра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55