Однако Ксавье было сейчас не до моря. Из головы у него не шла пленница-американка, Вера.
Похоже, он в нее влюбился.
И хотя они были едва знакомы и такое вряд ли было возможно — тем не менее мысли о ней не давали ему спать почти всю ночь. Никогда прежде Ксавье не доводилось влюбляться по-настоящему, да он к тому же считал, что не способен на столь нежные чувства. Но с другой стороны, какое еще объяснение можно дать этому учащенному пульсу, этому ненасытному любопытству и жгучему желанию? Он привык быть честным с самим собою. Вера оказалась необыкновенной женщиной, ее красота и отвага были поразительны. Но, возможно, ему вообще ни к чему ломать голову, придумывая достойное объяснение своим смятенным чувствам. Ведь поэты постоянно твердят, что любовь объяснить вообще невозможно!
Но что тогда он должен делать? И что он может сделать? В конце концов он был женатым мужчиной. И то, что он за все время брака и пальцем не прикоснулся к своей жене, не имеет никакого значения. Он дал клятву заботиться о Саре, и иного пути больше нет. Он останется женат — пока кого-то из них не заберет смерть.
Он не холост, он не свободен, и в любом случае он не станет волочиться за американкой.
От этой мысли он был готов впасть в отчаяние. Ну почему судьба распорядилась так несправедливо?! Почему он встретил ее только сейчас, а не год назад, до того, как женился?!
Он чувствовал себя беспомощным. Это было так унизительно! Его бесило всякое упоминание о том, что она — пленница, даже хуже — рабыня, заточенная где-то в недрах дворца, используемая против воли, а он ничего не может предпринять, чтобы изменить положение!
Но он сделает это. Он дал клятву Всевышнему и себе самому. Когда он покинет Триполи, Вера уедет из этого варварского города вместе с ним. Он сделает все, чтобы она в целости и сохранности добралась до Америки, — или погибнет, спасая ее свободу и жизнь.
Ксавье с трудом заставил себя думать о более насущных делах. Нельзя забывать, что он и его команда тоже в плену — и прежде всего следует думать об этом, а не о женщине, всматриваясь в очертания «Жемчужины», стоявшей на якоре в порту.
Один ее вид причинял боль. А уж тем более мысль о том, что предстоит совершить…
Корабль должен быть затоплен. И чем скорее — тем лучше, пока у него есть хоть капля свободы. Однако такая задача не под силу одному. Нужна помощь нескольких преданных матросов. Еще утром он передал паше просьбу разрешить встретиться с экипажем. И до сих пор не получил ни слова в ответ. Да он особо и не рассчитывал на него. Джовар готов горы свернуть — лишь бы держать его подальше от соотечественников.
И конечно, очень скоро они потребуют окончательного ответа. В тот же миг, как он откажется становиться «турком», и его, и команду сделают рабами — если не придумают чего-нибудь похуже. Ксавье не тешил себя иллюзиями. Он понимал, что времени почти не осталось и надо постараться успеть сделать как можно больше.
Услышав легкие шаги на песчаной дорожке, Блэкуэлл обернулся. Показались двое рабов. Он застыл, мгновенно узнав ее.
Отсюда он прекрасно различал ее черты: она улыбалась.
Что-то в ее облике изменилось, однако, застигнутый врасплох, ошеломленный, ослепленный восторгом, он не сразу понял, что ее кожа гораздо темнее, а волосы из рыжих превратились в темно-каштановые. Он смутился и даже на мгновение засомневался, однако уже в следующий миг поймал себя на том, что улыбается красавице. Она оказалась еще прекраснее.
— Доброе утро.
— Привет, — откликнулась она.
Они смотрели друг другу в глаза: чудесные, трепетные мгновения.
— Ты хорошо спал этой ночью? — тихо спросила она.
Такое интимное начало удивило Блэкуэлла. Тем не менее он отвечал ей в тон:
— Нет. Меня мучила бессонница.
Она оглянулась и сказала:
— Я тоже ни на миг не сомкнула глаз.
Его окатило волной ликования. Он все понял. Как и он сам, она провела бессонную ночь — и по той же самой причине. Эти мысли пронеслись в его голове чередой неясных картин, полных неистовой страсти. Он был с ней едва знаком, благоразумие шептало об осторожности, о приличиях. Но ведь оба они пленники, оба находятся в заточении и не могут предвидеть своего будущего. В таких условиях, пожалуй, можно и позабыть о приличиях. Он стиснул зубы, стараясь сдержаться.
— Разве тебе позволено свободно ходить по дворцу? — спросил Блэкуэлл. Только теперь он заметил, что второй раб, Мурад, не отходит от нее ни на шаг и постоянно оглядывается, причем на лице его ясно написаны тревога и страх.
— Нет, — неохотно призналась она. — Не разрешено.
— Так ты подвергаешь себя ненужному риску! — не на шутку рассердился Блэкуэлл.
— Но ведь я обещала, что мы увидимся сегодня. А утро для этого подходит больше всего. Джебаль пошлет за мной не раньше вечера — или вообще ночью. — И она смущенно покраснела.
Ох, как взбесили Блэкуэлла эти слова! До безумия.
— Понятно. А если он все же станет искать тебя сейчас?
— Он никогда не вспоминает обо мне раньше полудня. — Судя по всему, она не решилась договорить до конца.
— И что же?
— Это не то, о чем ты подумал.
— Я вообще ни о чем не думал, — автоматически отвечал он. — Вера, я хотел, чтобы ты знала: я не покину Триполи без тебя.
— Ты покидаешь Триполи? — удивленно спросила она.
— Покину — рано или поздно. — Увидев выражение ее лица, он чуть улыбнулся.
— Понятно, — мигом успокоилась она. — Я хочу помочь. И я могу помочь. — Она пытливо глядела ему в глаза. — Мы могли бы сбежать отсюда вместе.
— Я надеюсь, что дело кончится выкупом, так значительно проще, — смущенно потупился он.
— Я так не думаю. Джовар люто тебя ненавидит. Паша тоже не пылает к тебе любовью. И как только ты откажешься принять ислам, их гостеприимству придет конец.
— Твой ум под стать твоей красоте.
— Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться об этом, — улыбнулась она. — Ксавье, нам надо немедленно начать составлять какой-нибудь план.
— Нам? — Эта самоуверенность его позабавила.
— Я хочу помочь, — нисколько не смутившись, повторила она. — Я находчивая женщина. Я могу помочь. И Мурад тоже. Может быть, нам стоит сбежать немедленно. Здесь есть тайный подземный ход. Через него я выбираюсь из дворца, никем не замеченная. И пока вы наделены некоторой свободой передвижения…
— Я не могу бросить своих людей.
Она замолчала, растерянно глядя на него.
— А кроме того, у меня есть здесь еще одно дело.
— Какое дело?
— Вера, я не могу раскрыть тебе свои тайны, — улыбнулся Ксавье.
Она обиделась.
— Я обещаю, что постараюсь поскорее снова встретиться с тобой. Впрочем, об одной услуге я бы, пожалуй, попросил твоего раба. Пусть передаст от меня Нильсену пару слов.
— Запросто.
— Ты говоришь, как бывалый капитан, — ухмыльнулся Блэкуэлл.
— Я просто счастлива… — снова растерялась она, — я счастлива видеть тебя.
Ему хотелось бы признаться в том же самом, но слова не шли с языка. А еще ему хотелось признаться в том, что он женат, но и тут Блэкуэллу изменила решительность.
— Я бы хотел уведомить Нильсена, что прошу устроить нам свидание. Мне необходимо встретиться с ним, и чем скорее, тем лучше. А кроме того, я бы хотел узнать подробности о судьбе моего экипажа.
— Держу пари, что посол уже просил разрешения на встречу, — кивнула Алекс.
Ксавье беспокойно оглянулся. В саду было на удивление тихо и безлюдно.
— По-моему, тебе пора уходить. Пока нас никто не заметил.
— О'кей. — Она внезапно протянула руку и коснулась его плеча. Эта легкая ласка обожгла его. Их глаза встретились. — Ксавье, меня назвали Верой в тот день, когда заставили принять ислам. А настоящее мое имя — Алекс.
Он удивленно посмотрел на нее.
— Ну, то есть Александра. — Она трепетно улыбнулась. Ее глаза сияли счастьем.
— Александра, — прошептал он. — Мне нравится твое имя.
Алекс влетела к себе в комнату.
Следом за ней ворвался Мурад. Оба задыхались. Раб запер дверь.
— Не забывай про эту чертову краску! — сердито сказал он.
Алекс послушно прошла в ванную комнату и присела на край мраморной ванны. Мурад повернул ручки кранов в виде позолоченных раковин. С журчанием полилась вода, которая поступала во дворец из природных источников. Сердце все еще бешено билось в груди. А они с капитаном только и сделали, что поговорили несколько жалких минут.
Однако сегодня он показался еще более потрясающим мужчиной. И он сказал, что сбежит отсюда — сбежит вместе с нею.
— Сам не понимаю, как тебе удается заставить меня потакать всему этому, — пробурчал Мурад, всучив ей мочалку и кусок ароматного мыла. Алекс скинула шаровары и жилетку и залезла в воду, мгновенно ставшую темно-бурой.
— Хотела бы я знать, что он собирается сделать, прежде чем убежит. Разве что уничтожить «Жемчужину». Неужели он вправду надеется, что сумеет организовать побег всему своему экипажу?..
Мурад долго таращился на нее, будто у нее выросли рога, и наконец задумчиво сказал:
— Он все еще надеется на выкуп. Но ты права. Как только он отвергнет предложение паши — гостеприимству нашего правителя придет конец.
— Как по-твоему, что именно случится тогда?
— Не знаю и не хочу знать. У меня и так хлопот полон рот, пока ты млеешь над своим Блэкуэллом.
— Разве это так очевидно? — испуганно спросила Алекс.
— Это более чем очевидно, — сердито буркнул раб.
А она снова задумалась о Блэкуэлле. Ах, какое сильное у него плечо — ну просто каменная стена! И к тому же он такой учтивый кавалер! О, конечно, он немножечко бабник, но и она успела дать понять, что не имеет ничего общего с кисейными барышнями эпохи Регентства, падающими в обморок при виде мышки.
Алекс вздохнула. Ей так хотелось ласкать Блэкуэлла, самым интимным образом — и чтобы он ласкал ее. Обнимал, целовал, гладил… и овладел ею. Неистово и страстно.
Мыльная мочалка ткнулась в лицо. Она поморщилась:
— Ты делаешь больно!
— А ты давно заслужила бастонадо! — мрачно заметил раб. Мочалка стала уже совсем коричневой, а вода в ванне — черной. — Я не хочу принимать участие в твоем безумии. Алекс, держалась бы ты от него подальше! — Внезапно он остановился и спросил: — Почему ты выболтала свое настоящее имя? А что, если он станет расспрашивать про тебя?
— Я не могла не признаться. — Алекс тоже перестала оттирать ладони. — Меня трясло, когда он называл меня Верой. И мне ненавистна необходимость лгать и держать его в неведении, что я жена Джебаля. Вот только боюсь, что он и взглянуть на меня не посмеет, если узнает правду. Мурад, мне не обойтись без твоей помощи. Одной с таким делом не справиться!
Раб взглянул ей в глаза и смущенно потупился.
— Повернись, — сказал он. — Хотел бы я, чтобы он поскорее узнал правду. Потому что ты скорее всего права. Знай он, что связался с женой Джебаля, — и тебе его не видать. Блэкуэлл не такой дурак!
Алекс держалась за край ванны, пока он оттирал ей щеку.
— Не вздумай ему сказать! Я никогда тебе этого не прошу!
— Да что у тебя на уме, Алекс? Ты собралась обвести его вокруг пальца, соблазнить, а потом этак между прочим прощебетать, что вообще-то ты замужем за Джебалем? А что, если ты ошиблась? И он примет предложение паши?
— Не примет. И я сама расскажу ему обо всем, когда сочту нужным. — Алекс снова обуяла неясная тревога. — Ах, уж скорее бы мы сбежали из вашего Триполи! Может, он вообще не успеет узнать про Джебаля!
Мурад грубо повернул ее лицо, схватив за подбородок.
— Ой!
— Тихо, не дергайся! — с неожиданной злобой велел он. — Алекс, пойми одну вещь: физическое влечение не означает любовь — напротив, оно не имеет с нею ничего общего!
Она вырвалась и ополоснула волосы. К черному цвету воды в ванне прибавился красноватый оттенок хны.
— Я знаю, в чем разница!
— Ты?
— Ну не ты же! — фыркнула она.
Мурад напряженно застыл.
— Ох, прости. Я вовсе не это имела в виду, — торопливо сказала она, протянув к нему руку.
— Ты именно это имела в виду! — крикнул Мурад, отталкивая ее.
— Нет, Мурад!
В его взгляде горели обида и отчаяние. И в тот же миг оба вздрогнули: кто-то постучал в дверь. Мурад неохотно пошел открывать, не сразу найдя в себе силы отвести глаза — причем Алекс показалось, что в последний миг в них промелькнула обреченность.
Алекс принялась прополаскивать волосы под струей чистой воды. И как ее угораздило ляпнуть такую жестокую глупость? Мурад — ее лучший друг. Хотя с другой стороны, после встречи с Блэкуэллом ей не хватает терпения выслушивать бесконечные нотации и призывы быть благоразумной.
Она вылезла из ванны, вытирая волосы полотенцем и внимательно разглядывая их на свету. Они так и не приняли прежний рыжий оттенок. Хна выкрасила их под темное дерево.
Внезапно Алекс испуганно застыла, услыхав голос вошедшей в комнату женщины. О Господи! Это же… это же Зу говорит о чем-то с Мурадом!
Пленница едва успела обмотать голову еще одним полотенцем, как дверь в ванную распахнулась и появилась сияющая Зу. Алекс эта улыбка почему-то казалась кошачьей — и уж во всяком случае, в ней не было видно ни капли добрых чувств. Скорее ее можно было назвать двусмысленной и злой. Алекс застыла на месте.
— Ой, Зохара, что это ты вздумала принимать ванну в такое время? — издевательски пропела она.
— Для меня время вполне подходящее, — криво улыбнулась Алекс. — Я работала над собой.
Глаза Мурада потемнели от тревоги.
— Работала над собой?
— Ну да. Я каждый день делаю сто приседаний и пятьсот прыжков на месте.
— Послушай, я знать не желаю, что за глупые шутки у тебя на уме, — нахмурила Зу свой лобик. — Джебаль недоволен. Он посылал за тобою. Где ты была? — Голос первой жены звучал нарочито безмятежно.
Алекс онемела от испуга.
— Она же сказала, что «работала над собой». Она проделывает эти странные вещи каждое утро. У нее такая привычка. Желает ли господин видеть ее немедленно? — удивительно бесцветным, спокойным голосом произнес Мурад.
Но Алекс видела, куда был направлен его предупреждающий взгляд: назад, на ванну, из которой она только что вылезла. Пленница покосилась туда уголком глаза и обомлела. Там все еще оставалось не меньше чем на дюйм черной воды.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56