Боюсь, что увидимся мы с вами теперь только осенью!
Я смотрела ей вслед: как она шла по песчаной дорожке — красивая, тонкая, наблюдательная, и почему-то мне казалось, что под ее модным платьем надета власяница, а ноги ее босы и что она очень хорошо чувствует каждый мелкий камушек, каждую песчинку своими ступнями.
Глава 7
Разговаривать со своим отражением в зеркале — глупейшее занятие, но иногда я к нему прибегала:
— Мне надо что-то сделать, — сказала я точно такой же даме. И она кивнула. — Мне надо разобраться во всем — и чем скорее, тем лучше. Вадим Александрович ко мне приходит каждый день, и я ему не безынтересна. И Боже мой! мне приятно быть с ним. — Дама в зеркале улыбнулась чарующе. — Как много бы я отдала за то, чтобы он был со мною еще чаще! — Дама опустила ресницы, но было видно, что ей интересна предложенная тема. — Вадим Александрович всегда любезен и весел. С ним так хорошо, что сердце замирает и дрожит!..
Дама примерила серьги.
— Хорошо! — успокоила ее я. — Может, сегодня в этих серьгах появиться? Помнится, Николке они нравились. Только Николка сейчас в учебных лагерях, до самого выпуска из училища. Даже не попрощался со мною, прислал записку, да и ту сердитую. Верно, злится на меня. А что сердиться? Он мне брат, и все наши глупые поцелуи в моей спальне не больше чем шалость. Вадим Александрович — другое дело.
Дама уже примеряла такую же нитку жемчуга, что и я, немного обнажила грудь, оценивая матовый блеск на коже.
— Может, мне завести любовника? — спросила я. — Пока обстановка соответствует этому нелепому желанию… Вадим… — мечтательно и нараспев произнесла я. — Вадим…
Дама улыбнулась, но потом нахмурила идеальные брови.
— Но, кажется, у моих желаний есть одна помеха, — поделилась я с ней. — Я ни за что не смогу позволить себе ничего греховного, пока со мной моя святая… Придется немного пожертвовать привычкой ради нового счастья.
Я отвернулась от зеркала и позвала:
— Таня! Приди сюда!
Появилась Таня, загоревшая под летним солнцем.
— Вы звали, Анна Николаевна.
— Звала. Скажи мне, Танечка, тебе тут не скучно?
— Нет, Анна Николаевна, — растерялась она. — Отчего скучно?
— И все равно. Подумала я, Танечка, отправить тебя домой. Там Александр Михайлович… Будешь вовремя приносить ему кофе в кабинет. Приготовишь комнату к моему приезду, я скажу, что надо сменить: шторы там уже никуда не годятся, ковер на полу вытерся…
— А как же вы здесь?..
— Тут со мной останется… Как же ее зовут? Новая горничная… Дарья! Она вчера причесывала меня, и очень неплохо! Так что готовься, Танечка, завтра поедешь домой. Ты не рада?
— Как прикажете, Анна Николаевна, — отозвалась она.
Мы с Любомирским катались по пруду на лодке. Вокруг царила зелень, плакучие ивы полоскали ветви в теплой воде. Я была во всем белом, в широкополой шляпе и была счастлива.
— Если бы мне раньше сказали, что на земле есть рай, не поверила бы. А вот сейчас…
— Неужели сейчас поверили? — спросил Любомирский со скрытой усмешкой.
— Чем здесь не рай? А раньше никогда не замечала! Наверно, я становлюсь старой и сентиментальной, скоро начну читать слезливые романы и плакать потом до рассвета.
— Любопытная перспектива! — оценил Вадим Александрович. — Разрешите мне читать вам слезливые романы. Я буду подавать вам платки, утешать вас и даже смогу осуществить грешнеишее из своих желаний — увидеть вас на рассвете.
— Вы — гадкий! — заметила я. — Опять вы говорите непристойности. Я сержусь на вас, так и знайте.
— Простите, Анна Николаевна, — привычно сказал он.
— Я не принимаю ваших извинений! Я ухожу, — сказала я и действительно встала.
Вадим рассмеялся от души, лодка закачалась, я испугалась, увидев свое отражение в воде, и присела обратно, но не выдержала и тоже улыбнулась.
— Если бы мы не были на середине пруда!..
— «По воде, аки по суху»?
— Оставьте, это вам должно быть стыдно, — заметила я, но мое внимание уже приковало небо. — Посмотрите, Вадим Александрович! Вот это облако напоминает мне вазу с цветами.
— А мне — слона, — с готовностью отозвался он.
— Глупости! Не может быть! — не поверила я. — Ваза с цветами не может напоминать вам слона.
— У меня несколько иной ракурс.
— Действительно? — Я быстро пересела к нему на скамью. — Да… Что-то есть… Но только не слон.
Любомирский удивленно посмотрел на меня, и я заметила это, но не повернулась к нему, сидела, как будто ничего не происходило. Вадим Александрович приблизился ко мне, я даже почувствовал его дыхание на своей шее. Но он тут же отвернулся от меня и нахмурился.
— С вами все в порядке? — спросила я.
— Да, безусловно, — сдержанно ответил он.
— Мне показалось, — я сделала паузу, но все-таки продолжила: — Что вы хотите меня поцеловать.
— Неужели вы хотите поговорить откровенно? Или ваша открытость — всего лишь ловушка, кокетство?
Я ничего не ответила.
— Да, я хотел поцеловать вас, — признался он.
— Но не поцеловали.
— Нет. Я не могу быть бесчестным по отношению к Александру.
— Ах, так!.. Действительно! — сказала я с плохо скрытым гневом. — Как я могла забыть, что Александр Михайлович ваш друг! Прошу вас проводить меня домой! Да, да, пожалуйста, поворачивайте лодку к берегу!
— Анна Николаевна!..
— Что вам угодно?
— Мой поцелуй был бы бесчестным и по отношению к вам! К вам — в первую очередь! Вы сначала смеетесь, потом гневаетесь на меня, едва ли не каждый день грозитесь прогнать меня, дразните меня своей милостью, даете повод для надежды. Вызываете на откровенный разговор и обижаетесь. Вы ведете себя, как ребенок, который никак не может заполучить желанную игрушку. Простите, я начал вас поучать.
— Ничего, — сказала я, переводя дыхание. — Говорите.
— При всей вашей ангельской внешности вы коварны, Анна Николаевна.
— Вы находите?
— Да. — И сказал после паузы: — Я завтра уезжаю.
И тут я не на шутку испугалась.
— Как! — почти крикнула я. — Зачем?
— Дела.
— Вы вернетесь? — допытывалась я.
— Стоит ли? — спросил Вадим Александрович, но увидел, что я заметно погрустнела, и немного раздраженно сказал: — Вас не угадаешь, Анна Николаевна, я-то думал, вы обрадуетесь, узнав, что я уезжаю, а на вас лица нет.
— Возвращайтесь… — попросила я очень тихо.
— Господи! Как с вами непросто! — закусил губу он. — Вот скажите мне, Анна Николаевна, только правду скажите! Если бы я поцеловал вас сейчас, то украсили бы вы меня пощечиной?
Я опустила ресницы.
— Что вам стоит ответить честно? — настаивал он.
— Украсила бы!
Вадим Александрович улыбнулся и поцеловал мне руку.
— И какие у вас еще планы на будущее, помимо того, что вы вскоре покинете меня? — спросила я у Любомирского чуть позже.
— О жестокая, — улыбнулся он. Но тут же стал серьезным. — Вы, душа моя, умеете поставить меня в неловкое положение. А впрочем, слушайте! Женюсь. Найду себе милую провинциалочку. Молодую, с чистыми помыслами, с блестящими такими любопытными глазками. Привяжу ее к себе той собачьей любовью, на которую способны только очень молодые женщины. Научу быть самой яркой, обольстительной, блистающей среди наших дам с прогнившими душами и зубами. Если не только привяжется ко мне, но и полюбит, то скрасит мою старость. А нет — ну и черт с нею! Пусть сбегает с гусаром, с художником, хоть с кем!
— Вы как-то неверно рассуждаете о семейной жизни.
— Даже вы мне не сможете послужить достойным примером. Простите, — поспешно сказал он, перехватив мой взгляд.
Я понимала, что он прав, но мне это было неприятно, я даже подумала обидеться на него, но махнула на свои капризы рукой. Пусть Вадим Александрович думает, что ему будет угодно!
Уверена, если бы мне за два часа до моего визита сказали, что сегодня ночью я буду беседовать с Любомирским, то я бы ни в коем случае не поверила, высмеяла бы нахала, сказала бы, что Вадим Александрович уезжает завтра очень рано утром и не придет ко мне. Однако, проскучав весь день, вечером я уже не находила себе места.
— Дарья, одеваться, — приказала я новой горничной.
— Вы кого-то ждете? — спросила Дарья.
— Нет, — ответила я. — Просто хочу прогуляться. Надоело сидеть на даче.
Дарья на секунду замерла.
— И куда же мы пойдем?
— Никуда ты, Дарья, не пойдешь. Отдохни, моя хорошая. Я одна прогуляюсь. А куда? Может быть, к соседям зайду, на самое новое варенье. Я еще не решила. Не тревожься за меня.
Я не знала точно, где располагалась дача полковника Рощина, но и не искала ее, ноги сами вывели меня к большому дому, на котором значилось имя владельца.
«Постучаться? Но как я представлюсь, если откроет прислуга? И потом, Вадим Александрович никогда не говорил, живет ли он на даче один или с хозяевами», — подумала я. Но пока я размышляла и сомневалась, в окнах зажегся свет, захлопали двери, и передо мной появился немного испуганный Любомирский.
— Анна Николаевна! Что случилось?
— Ничего, — смеясь, ответила я. — А что должно было случиться? Вы выглядите растревоженным!
— О Боже мой! — с облегчением вздохнул он. — Простите старого осла!.. Я увидел вас и напридумывал массу всяческих ужасов.
— И напрасно! Я прогуливалась мимо, не более того!
— Правда? — еще раз спросил Вадим Александрович.
— Конечно, правда, — сказала я, прекрасно понимая, что наша нелепая беседа напоминает скорее объяснение двух подростков, а никак не разговор взрослых людей.
Вадим Александрович помялся, потрогал нос, смущенно улыбнулся.
— Может быть, зайдете ко мне на несколько минут, если вы уже здесь? — сказал он.
— Удобно ли это будет?
— Почему нет? — пожал плечами Вадим Александрович. — Или вы желаете продолжить прогулку в полнейшем одиночестве?
— Нет, наверно, нет. Зайду, если вы настаиваете. Дача полковника Рощина была намного больше нашей, но обставлена слишком громоздко и пышно.
— Вот мое пристанище, — сказал немного грустно Любомирский, словно извиняясь за вкус хозяев.
— Да уж, не очень здесь весело, — сказала я и тут же спохватилась. — Простите, я имела в виду всего лишь то, что, на мой взгляд, здесь слишком роскошно.
— Оставьте, ваши извинения никто не услышит, мы совершенно одни. Даже прислуги нет.
Я улыбнулась.
— Могу предложить вам кофе собственного приготовления. Уверен, вы сможете оценить мои старания. А если серьезно, то я очень неплохо варю кофе.
— Кофе? — переспросила я. — После кофе я не сплю всю ночь. Впрочем, будем пить кофе. Я совсем ненадолго. Во сколько вы уезжаете завтра?
— В пять утра.
— Вам надо отдохнуть…
— Не беспокойтесь об этом, — и тут он рассмеялся. — Ваш визит стал для меня приятной неожиданностью. Я до сих пор не могу поверить в реальность происходящего.
— Но я здесь, — с улыбкой сказала я. — И если не верите, то вот вам моя рука. Это я. Живая. Из плоти и крови.
К Любомирскому постепенно возвращалось привычное игривое настроение.
— Просто чудо! — отозвался он. — Женщина из плоти и крови! Кто бы мог подумать!.. Лично я был уверен до сего вечера в том, что женщины состоят из иронии, одним им понятных тайн, украшений и капризного настроения. — Он взял меня за руку. — Действительно, плоть. — Провел пальцем по моим венам вверх, к локтю. — Кровь… Но вы хотели кофе. Не буду отвлекаться. Кофе будет готов через несколько минут. Простите, я покину вас.
Но даже за чашечкой крепкого кофе беседа наша не вязалась, рассыпалась на мелкие осколки, мы теряли нить разговора и замолкали. Мы чувствовали неловкость, сохраняя молчание. Слова казались нам наполненными каким-то иным смыслом, и даже простые предложения приобретали в своем звучании новые оттенки.
— Вы вернетесь? — спросила я, когда наступило время прощаться.
— Буду очень стараться, Анна Николаевна, даю вам честное слово, — сказал Вадим Александрович. — Но, поймите, не все зависит только от меня.
— Я понимаю, — едва ли не со слезами сказала я. — Я все понимаю… Приезжайте… Прошу вас.
Потом Вадим Александрович проводил меня до моей дачи, несмотря на все мои протесты. Зайти он отказался, сказал, что кофе в эту ночь выпито уже достаточно. Мы стояли и все никак не могли расстаться. Он целовал мои руки, но совершенно ничего не говорил о любви.
Над нами качались под теплым летним ветром ветви старого тополя, над нами сияла огромная любопытная луна на бездонном черном небе. Пролетела зигзагами летучая мышь, заставив меня вздрогнуть. Вадим Александрович погладил меня по волосам и тихо сказал:
— Напрасно вы боитесь. Она безобидная…
— С вами я ничего не боюсь, я уже, кажется, говорила вам, — доверительно прошептала я, заглядывая ему в глаза.
Он ничего мне не ответил. И тут я не выдержала:
— Господи, за что? Почему? Почему?!
— О чем вы, жизнь моя? — спросил он слишком спокойно.
— Не понимаю, почему я должна все это терпеть!.. Почему судьба столь жестока, что не дала нам шанса встретиться раньше? Почему?
— С чего вы взяли, что я претендовал бы на вашу руку, если бы мы с вами были знакомы еще до вашего замужества?
— Но…
— Мои слова показались вам нелестными?
— Да уж, любезностью тут и не пахнет!
Он подошел ко мне совсем близко, взял меня за подбородок.
— Девочка моя, не спрашивайте у судьбы ничего. Она тоже не всесильна, и на вопросы ваши она тоже не сможет ответить.
— И это говорите вы? Вы, человек, который убедил меня в том, что свою судьбу мы создаем сами?! Ответьте мне…
Он пожал плечами.
— Что-то должно быть выше вас, лучше нас. Иначе мы натворим такого… Страшно подумать… Вы не согласны со мной?
Когда я вошла в свою спальню, грустная, растревоженная, было уже три часа утра. «Он, вероятно, уже отправился на станцию. Успеет ли? — подумала я. — Успеет, от моей дачи до рощинской всего десять минут ходьбы… Там переодеться, взять вещи и до станции еще минут десять — пятнадцать… Успеет. Ах, Вадим Александрович… Как же я жду вас обратно!.. И только Богу известно, как я уже скучаю по вас!..»
Николка приехал на дачу сразу же после выпуска. Он немного дулся на меня за то, что я не поехала посмотреть, как его производят в офицеры, но свежий воздух, безделье и новое варенье в конце концов смягчили его.
По старой памяти я предложила Николке сыграть в «Пыльное окно», но он на мгновение поджал губы и сказал, что нет такой необходимости, а потом весь вечер рассказывал, как они готовились к выпускному параду, как волновались, как не спали всю ночь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23