«Интересно, – думала она, – а если мне вдруг придется внезапно умереть, буду ли я ждать и всматриваться во вновь приходящие души в поисках того, кто похож на Бенедикта?»
Харриет как раз пыталась отделаться от этих мыслей, в душе сурово осуждая свою лучшую подругу Августу за то, что она вечно делится с ней своими романтичными представлениями о любви, когда Лиззи стала умолять цыганку вызвать перед уходом еще одну, последнюю душу.
Гадалка глянула на часы, не выказывая ни малейших признаков усталости, и Харриет воспользовалась моментом, чтобы посмотреть на выражения лиц всех участников действа. Цыганка сидела во главе стола, а по левую руку от нее сидел сэр Рэндольф. Похоже, он от души забавлялся. Заметив взгляд Харриет, он подмигнул. Она подмигнула в ответ и взглянула на герцогиню. Леди Дортеа смотрела на Латимера, а он – на нее, с такой улыбкой, что Харриет невольно стало интересно, что они вытворяют под столом ногами. Лорд и леди Честерфилд, сидевшие напротив хозяев, вели себя совершенно по-разному. Лорд Честерфилд буквально засыпал, а его жена казалась беспечной, как дитя.
Харриет перевела взгляд на сидевшего рядом Бенедикта. Тот вежливо улыбнулся. Ничего похожего на улыбки, которыми обменивались Латимер и леди Дортеа, разочарованно подумала Харриет.
– Ну что, мисс Мосли, как вам нравится это развлечение? – спросил он без единой интимной нотки в голосе, словно обращался к Лиззи или Рэндольфу.
– Неплохой способ провести ночь, – не менее вежливо ответила она.
Бенедикт высвободил руку.
– Надеюсь, вы можете представить себе и более интересный способ, – негромко произнес он, сжав тонкими пальцами ее бедро.
Харриет внимательно всмотрелась в его приблизившееся лицо, и глаза ее расширились. Пусть черты его оставались бесстрастными, однако в глазах, спрятанных за стеклами очков, пылал огонь.
Разочарование Харриет бесследно испарилось, а сердце забилось сильнее. Уголок рта дернулся.
– Возможно. В голову приходят кое-какие мысли.
Он стиснул бедро сильнее.
– Я смог додуматься только до одной, но совершенно замечательной.
Харриет обдало жаром, и она быстро отвернулась, чтобы не засиять улыбкой, совершенно неподобающей обстановке.
Бенедикт взял ее за руку и погладил ладонь.
Обнаженные руки Харриет покрылись мурашками. Должно быть, он это заметил, потому что негромко засмеялся.
– Прошу очистить ваше сознание, – сказала мадам Люба, и Харриет почувствовала, как Лиззи возбужденно напряглась, – и думать только о приятных вещах.
Бенедикт опять негромко засмеялся.
Цыганка закрыла глаза, но тепло, охватившее Харриет, не исчезало, совсем наоборот – ей становилось все жарче. Пламя всех девяти свечек в середине стола сильно колыхалось.
Дверь гостиной распахнулась, но в проеме никто не появился.
– Это что-то новенькое, – пробормотал Бенедикт.
Лиззи взволнованно ахнула. Все смотрели в пустой проем двери. Пламя опять заколыхалось. Харриет почувствовала ветерок, игравший с ними, но не холодный ночной ветер, ворвавшийся в открытое окно, а теплый воздух, сухой и неприятный. Он знакомо коснулся ее щеки, и Харриет нахмурилась.
Мадам Люба напряглась и широко распахнула глаза, как делала всякий раз, когда дух появлялся в комнате. Харриет смотрела, как в глазах цыганки мерцает тамя свечей, и не могла отвести от нее взгляд, хотя все остальные впились глазами в дверь. И тут послышались шаги, тихие, словно кто-то шел по лестнице. Шаги становились все громче, Харриет задрожала, а ошеломленный взгляд мадам Любы переместился от двери к месту за столом прямо напротив Харриет.
На нее кто-то смотрел, Харриет это чувствовала, и в голове родился звук, больше всего похожий на жалобное хныканье. Харриет медленно повернула голову и вжалась в спинку кресла, не находя в себе сил отодвинуться от стола.
Только стол отделял ее от умершей женщины.
Глаза Аннабель Рочестер были того же глубокого черного цвета, как и в первый раз, когда Харриет увидела ее из дыры над бальным залом. Кожа походила на алебастр, чуть тронутый мерцающим голубым оттенком, а темные распущенные волосы плыли по воздуху, как под водой, и широкие рукава платья тоже. Бледно-синие губы разомкнулись, и Харриет захотелось сильно зажмуриться, но она не посмела.
Ужас разрывал сердце, и она была на грани слез, но к этому ужасу примешивалось что-то еще. В воздухе, кроме неприятной жары, разлилось страдание, и у Харриет не было выбора – она вдыхала его, и оно превращалось в ледяные когти, вонзающиеся прямо в сердце.
Привидение заговорило чуть слышным мелодичным шепотом:
– Ты им расскажешь? Расскажешь правду о том, что здесь произошло со мной и моим возлюбленным мужем?
Харриет смотрела, не в силах произнести ни слова.
– Прошу тебя.
Аннабель с мольбой подняла руку – не бледную, а черную, обгоревшую. Харриет разглядела обнажившуюся кость и сухожилия там, где огонь пожрал плоть.
Харриет быстро кивнула и сразу отвернулась. Через мгновение удушающая жара прекратилась, а свечи погасли.
– Что это было? – спросила Лиззи, отпуская руку Харриет.
Бенедикт пошевелился, словно собираясь встать, но Харриет его не отпустила.
– Харриет? – Он дернул руку.
Казалось, прошла вечность, во время которой лорд и леди Честерфилд жаловались, а леди Дортеа произносила какие-то подбадривающие слова, пока в гостиной вновь не зажгли свечи. Латимер стоял у зажженного настенного канделябра.
– Ты это видела? – просияла Лиззи.
Харриет слабо кивнула.
– Дверь захлопнулась сама собой, и свечи! Что это было, мадам Люба?
Харриет посмотрела на остальных и поняла, что никто из них не видел леди Аннабель, хотя глаза гадалки странно заблестели, когда она ответила:
– Не знаю, мисс Пруитт. Иногда духи видны не мне, а кому-нибудь другому. – Она бросила на Харриет такой быстрый взгляд, что никто этого не заметил.
– Харриет, – повторил Бенедикт, все-таки вырвав свою руку и рассматривая ее. Харриет тоже посмотрела. Ладонь его покраснела, на ней остались крохотные царапины от ее ногтей.
Бенедикт смотрел на Харриет – она отжала махровую варежку, села рядом с ним и взяла его за руку. Потрогав оставленные ее ногтями царапины, она испуганно наморщила лоб.
Харриет так сильно стиснула его руку в те последние минуты с мадам Любой, что было довольно больно, черт возьми! Выражение ужаса на лице и слезы в ее расширившихся глазах, прикованных к противоположной стороне стола, заставили его забыть о боли.
– Ты не хочешь рассказать мне, – произнес Бенедикт, и голос его показался очень громким в пустой кухне, – что тебя так напугало? Ты едва не оторвала мне руку.
– Прости, Бенедикт. – Испуганное выражение на лице Харриет не исчезло, но она помотала головой. – Я не хотела.
– Знаю, Харриет. – Он смягчил тон. – И мне не больно. Я просто хочу знать, почему ты так перепугалась.
Она коротко глянула ему в глаза и отвела взор. Бенедикт решил, что она не ответит, и передвинулся в кресле, чтобы прикоснуться к Харриет, но тут она заговорила:
– Я кое-что увидела там, в гостиной. – Харриет устало вздохнула, словно, сказав это вслух, поняла, что с ней не все в порядке. – Я уже видела это раньше.
Бенедикт свел брови, повернул ладонь и взял ее руку в свою. Пальцы были холодными.
– Что именно?
Бенедикт узнал тяжелые, грохочушие шаги раньше, чем человек вошел в кухню. Латимер бросил короткий взгляд на их сцепленные руки.
– Это пришло днем, Брэдборн, но мы не смогли отыскать вас в доме до начала развлечения в гостиной.
Бенедикт отпустил руку Харриет, развернул сложенный лист бумаги и прочел вслух строчки, написанные дрожащей рукой:
– «Мистер Брэдборн и мисс Мосли, я вспомнил имя джентльмена, справлявшегося о часах. Его звали Роупош Крэндал». Подписано: «Фейгин Осборн».
– Странно, – сказала Харриет. – Имя, я имею в виду. Оно тебе знакомо?
Бенедикт покачал головой, но ничего не сказал. Он смотрел на Латимера, еще не ушедшего из кухни. Тот поймал его взгляд, глубоко вздохнул и сунул руку в карман.
– Дортеа обнаружила это у себя на подушке. – Он протягивал другой лист бумаги, развернутый и исписанный аккуратным почерком.
– Когда?
– Сегодня ночью.
– Тот же почерк, что и в других письмах?
– Тот же. – Латимер кивнул, и его отталкивающее лицо сделалось еще уродливее. – Он был в доме, рядом с нами. Незадолго до одиннадцати, когда Дортеа уходила из комнаты, записки не было, а нашла она ее, вернувшись из гостиной.
– Я не удивлен, – бросил Бенедикт, просматривая записку.
– То есть?
– Бенедикт считает, что шантажист живет в доме, правда, Бенедикт?
Он вскинул бровь, глядя на Харриет поверх письма.
– Я говорил тебе, что ты очень сообразительна, Харриет?
Она улыбнулась в первый раз после сцены в гостиной:
– Спасибо.
– Что вы имеете в виду – в доме? – спросил Латимер с каким-то новым оттенком в голосе.
– Мистер Хогг мог свободно заходить в дом, так? Меня не удивит, если есть еще кто-нибудь, пользующийся преимуществом своего положения.
– Как насчет исчезнувшей служанки? Она в это замешана?
– Только не Джейн, – покачала головой Харриет.
– Нет, – подтвердил Бенедикт, – не Джейн, но кто-то… Возможно, вовсе не из прислуги.
Латимер засмеялся горьким подозрительным смехом.
– Вы считаете, лорд и леди Честерфилд способны убить человека? Может, сэр Рэндольф или девчонка Пруитт, подружка Харриет?
Бенедикт пожал плечами. Харриет поспешно сказала:
– Это с таким же успехом мог быть какой-нибудь случайный гость, знающий и дом, и кое-что о прошлом леди Крейчли.
Бенедикт снова пожал плечами:
– Он вошел в дом незамеченным.
– Это несложно, – отозвался Латимер, немного успокоившись. – Слуги вечером либо разошлись по домам, либо легли спать. Мы с Дортеей, да и все остальные, кто мог заметить чужака, были в гостиной.
– Возможно, – согласился Бенедикт. – Кто пришел последним?
– Лиззи, – сказала Харриет, – и я.
– Первыми к Дортее и мадам Любе присоединились Честерфилды, а за ними сэр Рэндольф, – закончил Латимер.
– Мне нужен список гостей, которых принимала здесь леди Крейчли, а также слуг – бывших и теперешних. – Бенедикт положил письмо шантажиста на стол. – А пока не оставляйте леди Дортею одну. Прошло всего несколько дней после того, как шантажист угрожал убить ее.
– Вам не потребуется повторять дважды, – сказал Латимер, поворачиваясь к выходу.
Глава 35
Он смотрел, спрятавшись в тени, как Брэдборн и мисс Мосли поднимались вверх по лестнице. Бенедикт одной рукой по-хозяйски, бесцеремонно придерживал Харриет за спину. Они негромко разговаривали, сблизив головы.
Не важно. Человек в тени наблюдал за ними уже некоторое время. С того момента как он понял, что эти двое решили помогать леди Крейчли в поисках шантажиста, самым главным делом для него стало не выпускать их из вида. Он, шантажист, не видел никакой опасности в интересе мисс Мосли. Вот Брэдборн – совсем другое дело.
Шантажист навел кое-какие справки, точнее, послал наводить справки Хогга незадолго до того, как тот умер. Похоже, Бенедикт Брэдборн служил сыщиком на Боу-стрит. Он прибыл в Англию в возрасте пятнадцати лет, обремененный двумя сестрами, и заботился о них так, как не всякий мужчина заботится о семье в сорок. Очевидно, он сумел отлично зарекомендовать себя, работая на Боу-стрит, и это тревожило шантажиста. Брэдборн никогда не оставлял дело незавершенным, а преступника безнаказанным, и чтобы испортить блестящий послужной список сыщика, требовались самые крутые меры.
Шантажист задумчиво склонил голову набок, постукивая носком дорогого ботинка и вспоминая, как быстро и безупречно действовал Брэдборн, когда мерзавец Хогг попытался раздавить его лошадью.
Как можно остановить человека, способного на такой хладнокровный расчет?
Человек в тени замер на минуту, и его задумчивый взгляд вновь вернулся к лестнице.
Он смотрел не на Брэдборна и не на Харриет, а на мужскую руку на спине девушки.
У шантажиста появилась идея.
– Я видела здесь привидения.
Она его поразила. Не смыслом, заключенным в словах, а тем, что их произнесла. Бенедикт думал, что Харриет спит. Проснувшись, он не пошевелился, только приоткрыл глаза, чтобы с молчаливым одобрением посмотреть на Харриет, спавшую рядом. Свет на ее закрытых веках постепенно менялся от серого и пурпурного к оранжевому и розовому. Когда свет сделался золотым и начал целовать ее обнаженное плечо и нежные губы, отбрасывая под ее глазами серповидные тени, Бенедикт неохотно решил, что ей пора оставить его постель и перебраться в свою комнату до того, как кто-нибудь их заметит. Потом ему захотелось еще несколько минут полюбоваться ее красотой, такой спокойной в свете восходящего солнца.
– Ты встревожена, – сказал Бенедикт.
Ее лицо осталось расслабленным, словно она все еще спала. Он подумал, что она, возможно, разговаривала во сне, но тут она произнесла:
– Потому что я видела привидения?
– Потому что ты кажешься спящей, хотя это и не так. Давно ты не спишь?
– Я не предназначена для этой жизни. Может быть, мне нужно быть шпионом или агентом короны… – Ее губы подергивались. – Когда мне дают пару панталон и красивую шляпу, из меня получается отличный мужчина. Думаю, все дело в моем росте.
Бенедикт приподнялся на локте и посмотрел на Харриет. Она открыла глаза – светящееся золото, окаймленное ярко-зелеными ободками. Она не сделала ни малейшей попытки что-либо объяснить, и Бенедикт просто наклонился и поцеловал ее – крепко – прежде, чем с языка сорвались вопросы о вещах, о которых ему совершенно не хотелось думать.
– Похоже, мне никогда не стать шпионкой, – с сожалением в голосе произнесла Харриет. – Женщин слишком редко нанимают в шпионы, а власти могут засомневаться, стоит ли вербовать сумасшедшую, которая видит в старых домах мертвецов.
– Когда ты их видела?
– Одну мертвую леди – вчера ночью. – Улыбка Харриет исчезла, голос стал серьезным.
– Смятение во время сеанса?
Она кивнула, прошелестев волосами по подушке.
– И это уже не первый раз. Это началось в тот день, когда я едва не сломала шею, провалившись в дыру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37