Султан увидел, как великолепен его будущий зять, и усадил его рядом с собой в диване по правую руку от себя. А визирь чуть не умер от зависти.
«О царь времен, окажи мне великую милость!» – говорит Ала ад-Дин. «Чего ты хочешь? – спросил султан. – В моем сердце для тебя открыта дверь». – «Подари мне кусок земли рядом с твоим дворцом! – говорит Ала ад-Дин. – Я выстрою там дворец для прекрасноли-кой Бадр аль-Будур, достойный ее небесной красоты!»
Султан обрадовался и подарил Ала ад-Дину кусок земли. А потом велел привести судью и свидетелей и написал брачную запись царевны с Ала ад-Дином.
Когда заключили все условия, Ала ад-Дин встал и собрался домой. «О мой зять! – удивился султан и схватил его за рукав. – Куда ты идешь? Сегодня же твоя брачная ночь!» – «О нет, царь царей! – говорит Ала ад-Дин. – Я войду к царевне Будур, когда будет готов дворец. Это скоро!» И ушел.
– Мой цветочек, подойди к калитке и послушай: нет ли на улице шагов!
Жаккетта скользнула к калитке и долго стояла, прислушиваясь.
Было тихо, улица оставалась пустынной. Даже ночной сторож где-то пропал.
– Ничего не слышно! – доложила она, вернувшись.
– Будем ждать! – ответила Фатима и продолжила: – Ночью Ала ад-Дин потер лампу и приказал джинну выстроить великолепный дворец, весь из мрамора и порфира. И утром Ала ад-Дин поехал во дворец и опять бросал деньги людям. А султан стоял у окно и тер глаза: вчера был пустырь, сегодня – дворец!
«Это колдовство! – сказал ему визирь, чью печень сжигала зависть к Ала ад – Дину. – Не может человек так быстро построить дворец!» – «Это ты не можешь! – ответил султан. – Ала ад-Дин может!» И он приказал пригласить всех уважаемых людей города и закатил в честь Ала ад-Дина великий пир.
А вечером, когда раздался призыв к вечерней мо-Литве, султан приказал всем сесть на коней и ехать на площадь. Там гости состязались в воинский потехе, и против Ала ад-Дина никто устоять не мог. И царевна Бадр аль-Будур смотрела на это в окошко дворце, и полюбила его великой любовью.
А когда гулянье кончилось, Ала ад-Дин поехал в свой новый дворец, султан – в свой. И вечером царевна Будур со свитой отправилась во дворец своего мужа. И все люди держали факелы и светильники, и было очень красиво.
Ночью Ала ад-Дин вошел к своей невесте, и один Аллах знает, что они делали там вдвоем, но царевна благополучно стала женщиной.
Прохлада моих глаз, прошу тебя, послушай еще раз!
Жаккетга опять замерла у калитки, но никто не шел.
– Прошу Аллаха, пусть сохранит и оставит в живых раба своего Масрура! – вздохнула Фатима. – Он должен быть уже у дома Бибигюль, да укроет его Аллах великий и да не опозорит!
… И вот Ала ад-Дин счастливо зажил во дворце, и слава его стала не меньше, чем слава султана.
Но магрибиец, о котором, мой цветочек, Ала ад-Дин давно забыл, не забыл Ала ад-Дина. Он гадал на песке и не увидел, что Ала ад-Дин умер. В ярости он раскидал песок. Потом успокоился и еще раз погадал, еще – и в четвертый раз увидел, что Ала ад-Дин спасся, взял светильник, стал великим человеком и женился на дочери султана. И колдун чуть не умер от злости! «О, сын шакала! – вскричал он. – Я потратил много ночей, чтобы узнать о светильнике. Я потратил много денег и сил, а ты, паршивец, взял его без труда и утомления! Я убью тебя!»
И он поехал опять к Ала ад-Дину. И увидел он дворец Ала ад-Дина и обозлился еще больше. «О, сын портного! – сказал магрибиец. – Я вырою тебе могилу и убью тебя там!» Он раскинул песок и увидел, что лампа лежит во дворце, а Ала ад-Дин уехал на охоту.
«Вот он, мой час!» – воскликнул колдун и пошел к меднику. Там он заказал десять новых светильников, повесил их себе на грудь и пошел ко дворцу Ала ад-Дина. «Меняю новые лампы на старые! – кричал колдун, – Новые на старые!»
Царевна аль-Будур услышала крик и приказала служанке: «Посмотри, о чем кричит этот человек?» Служанка сходила и сказала: «Это сумасшедший, моя госпожа! Он меняет новые светильники на старые.» – «Смешно! – воскликнула Бадр аль-Будур. – В комнате моего супруга есть старый светильник, отдай его этому дураку. Посмотрим, даст ли он новый?» Царевна, как и думал колдун, ничего не знала про раба лампы! Магрибиец обменял старый светильник на новый и чуть не умер от радости. Он пришел в караван-сарай, заперся в своей комнате и потер лампу.
«Слушаю и повинуюсь, о повелитель!» – сказал раб лампы. «Возьми меня, дворец Ала ад-Дина и царевну Бадр аль – Будур и унеси в Магриб!» – приказал колдун. И раб лампы сделал это.
А султан утром посмотрел в окно: нет дворца, нет дочери, единственного ребенка! Есть пустырь. «А я говорил! – зашептал в его ухо визирь. – Ала ад-Дин колдун и подлец!» И султан приказал схватить Ала ад-Дина, бросить его в темницу и на следующий день отрубить, ему голову.
Но люди, которым Ала ад-Дин раздавал много денег, узнали о приказе султана…
Всегда, мой цветочек, полезно иметь человека; которому ты делал добро. Только у этого человека должна быть хорошая память.
… Люди собрались у дворца и начали бить окна и ломать двери, а некоторые даже полезли на стены. Визирь испугался и побежал к султану. «О повелитель, прости этого мерзавца, иначе народ убьет и тебя, и меня!» И султан освободил Ала ад – Дина и отпустил его на все четыре стороны.
Ала ад-Дин, полный горя, пошел прочь из города. Он шел, плакал и стонал: «Где дворец? Где жена?» И хотел утопиться в реке. Но вода была холодной. Ала ад-Дин сел на берегу и начал ломать руки. И задел перстень, который дал ему магрибиец. Перед Ала ад-Дином возник джинн. «О, раб перстня! – обрадовался Ала ад-Дин. – Верни мне дворец, верни мне жену!» «Я не могу сделать это, повелитель! – развел руками джинн. – Дворец унес раб лампы, и только он может вернуть его на место». – «А можешь ты отнести меня туда, где теперь мой дворец?» – «Могу!» – сказал джинн и отнес Ала ад-Дина в Магриб.
А была ночь. Ала ад-Дин увидел свой дворец, обрадовался и прямо на земле заснул.
Утром он нашел ручей, совершил омовение и сотворил утренний намаз. И сел перед окнами дворца. Госпожа аль – Будур выглянула из окна и увидела своего мужа. Царевна открыла потайную дверь, и Ала ад-Дин вошел во дворец. «О жена, ты не видела мой старый медный светильник?» – спросил Ала ад-Дин. «О мой господин! – заплакала царевна. – Я своими руками отдала его магрибийцу и потому сейчас здесь». – «Ум у женщины, что у курицы! – говорит Ала ад-Дин. – А где сейчас колдун?» – «Он каждый вечер приходит ко мне, говорит, что мой отец казнил тебя, хвастает светильником и уговаривает пустить его на мое ложе. Обещает такую сладкую любовь, какой не знала ни одна женщина! Я его ненавижу!»
«Правильно, жена! – говорит Ала ад-Дин. – Врет он все. У него такая же горячая любовь, как у старого мерина! Теперь я с ним разберусь. Где он прячет лампу?» – «За пазухой, мой господин!» – «Жди меня здесь! – говорит Ала ад-Дин. – Я скоро приду и скажу, как мы обманем проклятого колдуна».
Ала ад-Дин долго думал, а потом пошел в город и купил в лавке на два дирхема банжа. И вернулся к царевне. «Сегодня ты сделай вид, будто хочешь узнать, как горяча любовь у этого козла! – говорит Ала ад-Дин. – Предложи ему вина, а в последнюю чашу подсыпь банж.
Когда он заснет, я сделаю все, что надо!» – «Слушаюсь, о мой любимый!» – сказала царевна и пошла надевать красивое платье.
Вечером магрибиец пришел к дочери султана и видит: сидит царевна веселая, в красивых прозрачных одеждах, глаза накрашены, локоны надушены, на голове жемчужная сетка. «О мой господин! – говорит царевна тоненьким голоском. – Я решила, что не буду грустить. Я хочу слушать музыку, пить вино, А потом я хочу узнать, какую горячую любовь подаришь мне ты!» – «О звезда моего сердца! – растаял магрибиец. – Я дам тебе такую горячую любовь, какой не даст ни один мужчина! Ты правильно сделала, что забыла Ала ад-Дина! Сегодня ночью ты поймешь, какая разница между глупым ослом и неистовым жеребцом! Жеребцом, как ты понимаешь, буду я!»
«Сын гадюки! – думал Ала ад-Дин за дверью. – Это я-то глупый осел?! Да у меня пыла больше, чем у дикого верблюда! Горячее меня нет скакуна на земле! Я один ласкал весь гарем султана, когда он болел, устав от мужских обязанностей, и невольницы сильно скучали. Гарем возносил хвалу Аллаху за мою силу и мощь! Ни одна не была обижена, что ее обошли и отвесили меньше, чем другим!»
«О мой господин! – продолжала тем временем царевна, и голос ее звенел, как колокольчик. – Твои слова зажигают огонь в моем розовом саду! Скорей неси вино, будем пить, будем петь, будем тушить мой пожар! А?!» Магрибиец ошалел от радости и побежал за вином и музыкантами.
И вот наступила ночь.
Царевна аль-Будур танцевала перед колдуном с грацией каирской и истомой нубийской, жаром индийским и томностью александрийской. А магрибиец пил чашу за чашей. «О моя небесная гурия! – говорил он, подмигивая царевне, когда хмель уже взял язык его в плен. – Подожди, скоро я воткну свой клинок в твои ножны!»
«Только не промахнись, о косоглазый!» – злился за дверью Ала ад-Дин.
«О да, мой господин! – кивала Бадр аль-Будур. – Твое серебряное копье попадет в мое золотое колечко! Выпей еще эту чашу!» Магрибиец выпил последнюю чашу, в которой был банж, и бедная Бадр аль-Будур так и не узнала, чем отличается его любовь от любви других мужчин! Потому что Ала ад-Дин отрубил колдуну голову.
«Иди в другую комнату, жена! – сказал он. – И жди меня. Я сделаю дела и возмещу тебе то, что обещал колдун. Неистовый жеребец! Ха!»
Когда царевна ушла, Ала ад-Дин достал у магрибийца из-за пазухи лампу и потер ее. «Слушаю, мой повелитель!» – сказал джинн. «Отнеси дворец с нами обратно, раб лампы! Но сначала принеси мне напиток, что увеличивает мужскую силу!» – приказал Ала ад-Дин. «Слушаю и повинуюсь!» – поклонился джинн и исчез.
И некоторое время спустя Ала ад-Дин вошел к царевне аль-Будур. И трудился так, как не трудился со всем гаремом султана!
А утром дворец стоял на месте. Султан увидел его и кинулся проведать свою единственную дочь. Найдя царевну живой и здоровой, он простил Ала ад-Дина. И все они зажили счастливо.
Только Бадр аль-Будур долго ломала голову: ведь если по воле Аллаха магрибиец все равно принял бы свою смерть от Ала ад-Дина, может, не стоило отвергать его любовь? Может, он не врал, а говорил правду? Как теперь узнать?
Вот такая история, мой цветочек, произошла с Ала ад-Дином, сыном бедного портного.
… Уже на рассвете пришел грязный, покрытый пылью Масрур. С пустым мешком.
Наверное, количество все-таки перешло в качество, и наглядное обучение сыграло свою важную роль. После того вечера Жаккетта задвигала «персиком» более-менее правильно.
– Молодец! – хвалила ее Фатима. – Двигай персиком, двигай, колыхай! Ты должна бросать взгляды на господина, взглядом все обещать господину, но сразу ничего не давать господину! Знай себе цену! Но когда глаза господина уже будут метать искры, скажи ему самым нежным голосом… И Фатима произнесла арабскую фразу.
Жаккетта билась и так и этак, но повторить ее правильно не смогла.
– Ладно! – махнула рукой Фатима. – Скажи ему на своем языке: «О мой господин, любовь к тебе поселилась в моем сердце, и огонь страсти сжег мою печень!» Умный господин поймет, а глупый попросит ученого человека перевести и все равно поймет! И когда он это поймет, ум его воспарит от радости, а это значит, что он попал в твои сети! –
Фатима развалилась на подушках.
– Весь город шепчет, что Бибигюль нашла в своем саду зарезанного человека1. – довольно сообщила она.
– А разве это не тайна? – удивилась Жаккетта, продолжая двигать «персиком».
– Конечно, тайна! – кивнула Фатима. – Потому и шепчет, а не кричит на весь базар. Нет мощи и силы ни у кого, кроме как у Аллаха высокого, великого! Бибигюль заплатила кади большие деньги, чтобы не было шума. Помнишь того старика на пире? Он подарил мне ножной браслет!
Излучающая довольство Фатима подняла ногу и показала красивый браслет.
– Он сказал, что у меня такая бесподобная маленькая ножка, словно конец бурдюка, бедра, как подушки, набитые страусовыми перьями, а между ними вещь, которую бессилен описать язык и при упоминании которой изливается слеза! Ах, старый бесстыдник!
Жаккетта с некоторым сомнением осмотрела слоноподобные окорока госпожи, но потом решила, что по сравнению с толстенной и правда похожей на подушку ногой, пухлая ступня кажется маленькой. Кто их знает, эти бурдюки, может, у них именно такие концы.
– И что без тяжелых браслетов я буду парить над землей, и меня унесет в море ветер! Ах, баловник! – игриво закончила Фатима. – Продолжай танцевать, мой цветочек!
Жаккетте было не по себе. Она сердцем чувствовала, что тот вечер прервал тягучую, как медовые сладости и восточные песни, череду событий. Поэтому она даже не удивилась, когда вошел серьезный, собранный Масрур и, обращаясь к хозяйке, пропищал:
– Шейх Али!
Фатима вскочила с подушек и торжествующе пророкотала:
– Так вот чего ждала эта мерзавка Бибигюль! Как я могла забыть! Шейх Али идет из пустыни! Шейх Али!
У Жаккетты сжалось сердце. Она сразу стала чужой в этой комнате. Товар, только товар…
Глава VIII
Молодой шейх Али Мухаммед ибн Мухаммед ибн Али ибн Хилаль Зу-с-сайфайн сидел в главном зале своего дома в Триполи, и гнев в нем кипел, как горный поток в запруженном ущелье Атласских гор. Сегодня был день покупки женщин для гарема. Только глупец, не знающий жизни правителей и вождей, может думать, что делается это исключительно ради удовольствия.
Чем выше поднял Аллах человека, тем меньше он свободен в своих действиях. Полная свобода есть только у нищего бродяги, бредущего по бесконечной дороге под вечным небом. Правитель, чтобы достичь цели, должен опираться на людей. Еще Второй Учитель1 говорил, что человек может достичь необходимого в делах и получить наивысшее совершенство только через объединение многих людей в одном месте. Великие слова!
Но почтенные люди в городе как сговорились! Твердят, что появилась французская принцесса, которая послужит украшением гарема шейха Али. Только и слышно: шейх и французская принцесса, шейх и французская принцесса!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36