– Рубин здесь довольно обычный, – сказал рыжий. – А вот жемчуг нет. Видите, какого он чудесного розового оттенка и безупречной формы?
Жанна и Жаккетта, заворожено глядя на крест в его ладони, кивнули.
– Это знаменитая «золотая роза».. Жемчуг, ожерелий из которого не носят даже королевы.
– Почему?! – в один голос воскликнули девушки.
– Потому что он страшно редок и так же дорог. Из «золотой розы» делают серьги, кулоны, кольца абсолютно запредельной стоимости. Его никогда не мешают с другим жемчугом. Жемчужинки на этом кресте небольшие, но их аж девять. Девять «золотых роз»! Я не думаю, что это прихоть ювелира. Будь это его жемчуг, он бы сделал девять дорогущих подвесок и обеспечил безбедную жизнь своим внукам и правнукам; Значит, Абдулла заказал крест именно с девятью «золотыми розами», которые сам где-то достал. Широко, ничего не скажешь!
Рыжий вернул крест Жаккетте, и она быстро надела его обратно на шею.
– А каким еще бывает жемчуг? Откуда он берется?
– Давайте-ка располагаться на ночь! – предложил рыжий. – А я буду рассказывать то, что узнал от арабов.
Девушки заняли ставшие привычными места.
– За тремя Аравиями, там, где начинаются моря, доносящие корабли до далекой Индии, в заливе у большого острова, напротив земель, где изготавливают одежду, которую так любил носить пророк Мухаммед, и где правят вожди из племени бану набхан… – прямо как сказку начал свою историю о жемчуге рыжий.
– А вы не боитесь? – неожиданно перебила его Жанна.
– Чего не боюсь?
– Что после такого полного объяснения мы расскажем, где можно добыть жемчуг нашим купцам, и они рекой потекут туда?
– Не боюсь! – Рыжий зашевелился, устраиваясь поудобнее. – Просто порекомендуйте этим купцам перед путешествием обзавестись башмаками из кожи саламандры, потому что у тамошних племен есть милый, но некультурный обычай поджаривать незнакомцам пятки. Так что массовое появление в тех местах купцов и ювелиров исключено. Самое смешное, арабы и персы жалуются, что в тех местах жемчуг почти на корню скупают индийские торговцы, а потом часть его попадает в ту же Европу кружным путем, через Индию и Китай. Ну вот, в том заливе на дне морском и добывают лучший в мире жемчуг.
– Как это на дне? – удивилась темная Жаккетта.
– Вот так, моя ненаглядная Нитка Жемчуга, из раковин. Какие-то раковины несут в себе жемчужины, какие-то нет. Все свершается по воле Аллаха. Кстати, ту страну зовут «Земля, где куры кормятся жемчугом». А почему вы не спрашиваете почему?
– Почему? – послушно сказали девицы.
– Потому что так проверяют стойкость цвета жемчужины. Если она побывала в желудке курицы и не изменилась, то, значит, ее цена будет соответствовать красоте. Кроме этого, хорошему жемчугу идет на пользу такое испытание, он становится еще лучше.
Рыжий опять повернулся.
– Круглый, матовый нежно-розовый жемчуг зовут «джавахир». Это и есть «золотая роза», королева жемчужин. Пониже рангом, в титуле принцессы-наследницы, идет «набати». Он более густого розового цвета. Дальше идут принцессы королевской крови «зуджаджи» – белые блестящие жемчужины. В качестве герцогинь и графинь выступают голубоватые «самави». Титул виконтессы присвоим голубому жемчугу «санка-баси», а самый последний сорт – «калябия», серо-зеленый, грязноватый такой, оставим за баронессами.
Жанна злорадно вспомнила баронессу де Шатонуар.
– Это цвет. Но есть еще и размер, – продолжал рыжий. – Захожу я как-то к знакомому торговцу, который все на бедность жаловался, божился со слезами на глазах, что даже нищим подать нечего, а он, мошенник, жемчуг в своей лавке ситом сеет. Пришлось облегчить ему труд.
– Вы нам о жемчуге рассказывайте, а не о своих подвигах! – мягко попросила Жанна. – Может быть, бедный торговец вам не врал. Насколько я знаю, подавать милостыню жемчугом все-таки не принято.
– Вот я и говорю, по размеру жемчуг на ситах распределяют. Самый крупный – «рас», затем «бати», «зиль» и «сахтит», – сказал рыжий. – И конечно, ценится жемчужина за форму. Наиболее красивый, безупречно круглый, называют «джайун». Чуть похуже именуется «хашн», а не имеющий законченной круглой формы «фулява». Ниже его «бадаля», еще ниже «наим» и последний «бука». Простите, у меня горло пересохло. Рыбка просит воду.
Рыжий встал, напился и продолжил:
– Тот, что на кресте у Жаккетты, простите, несравненной Хабль аль-Лулу, «джавахир джайун», сомнений нет. Вот только размер я не назову. Для «рас» он все-таки мал. Скорее «батн»: Купцы говорят, что жемчуг хорошо родится в те годы, когда на море много штормов. Кстати, у римлян «золотой розы» практически не было, иначе они бы обязательно включили ее в свой список символов. Но как раз розового жемчуга там и нет. Есть белый – символ свободы, зеленый – счастья, желтый – богатства и даже коричневый, который символизировал почему-то мудрость. А вот розового нет! Мусульмане не любят желтый жемчуг, он не идет женщинам.
– А у меня, между прочим, есть ожерелье из белого жемчуга! – с вызовом сказал Жанна, раздраженно ворочаясь на носу. – Крупного и круглого. К каким сортам вы его отнесете?
– Если вы правильно описали, – игнорируя вызов, сказал рыжий, – то это «зуджаджи рас джайун». Поздравляю вас, прекрасное ожерелье. Носите его почаще, жемчуг любит тепло тела. Давайте завершим наш интересный вечер и отдадимся сну. Спокойной ночи, мои прекрасные жемчужины!
Жанна, немного утешившись, что ее ожерелье, которое хранится сейчас в нижней юбке, такое же ценное, как и Жаккеттин крест, уснула.
А Жаккетта, засыпая, думала: надо же, как странно получается, самое дорогое в ее жизни украшение подарили ей не за любовь, а за дружбу. Ну все не как у людей!
Глава XXVI
Кипр.
Для Жанны в этом слове, как в затянутом узле, сосредоточились все нити жизни. Кипр виднелся впереди – и холодок полз по спине.
Даже в Ренне, в сердце Бретани, он казался не таким далеким, как здесь. Ведомая волей, она все-таки сумела преодолеть это громадное расстояние, непостижимое в мерках трезвой, обычной, размеренной жизни.
Только желание, глупое желание, неистребимое желание вело ее к далекому острову.
И ведь довело, зашвыривая по пути в. такие места, откуда и возврата, кажется, не будет. Вот он Кипр – уже видна зеленая точечка на горизонте.
И страшно, словно это мираж, остров яблок Авалон, пристанище фей и рыцарей без страха и упрека… А нет никакого Кипра, никакого Марина, все сон… Морская гладь разверзнется перед лодкой и не даст ей, Жанне, добраться до человека, к которому она так рвалась.
Но не может же быть сном ноющая от сидения в лодке спина, синяк на локте!
Жанна ничего не видела и не слышала. Вся она превратилась в одно напряженное ожидание того момента, когда нос «Бирюзы» ткнется в берег Кипра. Кипра!!!
Она сидела, смотрела и смотрела на пятнышко вдалеке.
Рыжий и Жаккетта ее не трогали. Они тихонько болтали. Про госпитальеров.
Правда, слово «болтали» тут неуместно. Говорил в основном пират. Жаккетта лишь изредка вставляла слово. Ей было все равно, про что слушать, про рыцарско-монашеский орден или про выращивание савойской капусты. Лишь бы время шло.
Тему выбрал рыжий. Он мудро рассудил так: поскольку Плутарх в девственной девичьей – голове ассоциировался теперь только с определенными действиями, и то Жаккетта каждый раз почему-то мучительно вспоминала его имя, забивать ее голову другими великими мужами древности совсем не стоит, хотя бы ради того, чтобы девушка не страдала. А иоанниты хоть каким-то боком имели отношение к Кипру.
– Я думаю, историю эту надо начать с того момента, когда наши доблестные рыцари помчались отвоевывать Гроб Господень. Ты, звездочка, знаешь, как это было?
– Да! – уверенно кивнула Жаккетта. – Английский Ричард Львиное Сердце, наш Карл Великий и дедушка госпожи Жанна набрали войска, сели на корабль и поехали за море к Иерусалиму, где греки с арабами в главный храм сокровищ наволокли и крышу золотом покрыли. Они, значит, всех этих схизматов и мусульман разогнали и сокровища забрали. И крест там поставили. Дедушка госпожи с того золота, что он с купола пообдирал, еще земель прикупил, только их отняли у отца, госпожи, за то что плохо королю служил.
На счастье Жаккетты, задумчивая Жанна, погруженная в себя, не слышала народную версию подвигов ее крестоносных предков.
– Я и не предполагал, что твои познания столь глубоки! – заметил рыжий.
Жаккетта зарделась от похвалы.
– Ну ладно, главное ты знаешь. Но, пожалуй, я начну пораньше. Задолго до походов веры в святом городе Иерусалиме был небольшой госпиталь, где паломники получали помощь. Судьба у госпиталя была тяжелой, его несколько раз разрушали, а братьев изгоняли, но госпиталь цепко держался за жизнь. Когда Иерусалим взяло Христово воинство, а глава монашеского братства, помнится, Жерар его звали, деятельно участвовал в этом деле, помогая изнутри, его помощь не осталась неоцененной. И появился орден иоаннитов. Потихоньку скромные монахи стали неплохими вояками. Да такими, что известный всем, точнее, неизвестный тебе Салах ад-Дин…
– Как же неизвестный! – возмутилась Жаккетта. – Этого Саладина дедушка госпожи на турнире в Гранаде победил!
– Да? – удивился рыжий. – Не знал. Ну вот, а чуть раньше этого трагического для Салах ад-Дина дня он изгнал крестоносцев из Иерусалима. О его благородстве ходят легенды, но вот госпитальеров он по каким-то причинам не любил. И в плен их не брал.
– А куда девал? – удивилась Жаккетта.
– Вырезал, – коротко объяснил рыжий. – Это говорит о том, что напакостили они там изрядно. Но зато уж крепости держали до последнего, и Крак де Шевалье пал только в тысяча двести семьдесят первом году, а Акка была христианской еще двадцать лет после этого. Именно госпитальеры прикрывали отход и на корабли взошли последними, унося раненого великого магистра.
И первое время они отсиживались именно на Кипре. Потихоньку на верфях Лимасола построили собственный флот. Но им и Лузиньянам было, естественно, тесно. Учитывая основательность госпитальеров, это можно понять. Но тут почтенный гражданин города Генуи, промышлявший на своих судах грабежом и разбоем, то есть мой коллега, обратил внимание тогдашнего великого магистра на остров Родос. Боюсь, им руководили не святые чувства – уж больно с него удобно чистить Левант.
Жаккетта с умным и независимым видом слушала, радуясь, что оказалась вполне на высоте и поразила знаниями рыжего.
Он ни полусловом, ни полувзглядом не намекнул, что слышал, как она вздыхала ночью под его боком.
Жаккетте было немного стыдно и досадно, что она ошиблась в его намерениях.
– Орден вцепился в Родос своими цепкими когтями и прочно там обосновался. Но рано или поздно ему придется либо уйти, либо погибнуть. Шансов у него практически нет.
– Ты сильно не любишь иоаннитов? – спросила Жаккетта.
– Да нет, – удивился рыжий. – Я люблю или не люблю людей. Страны и организации вызывают у меня другие чувства.
– Ты вообще, как я погляжу, с мусульманами общаешься! – заметила Жаккетта. – Словно и не христианин!
– Милая жемчужина! – Рыжий с хрустом потянулся. – Меня много раз пытались отправить на тот свет собратья по вере, и много раз протягивали руку помощи верящие в других богов. Хотя не скажу, что не было и наоборот.
– Ну, ты же пират! – заявила Жаккетта. – А госпитальеры – серьезные люди. Они ради веры живут.
– Да? – хитро прищурился рыжий. – Было время, когда папа даже пригрозил госпитальерам вместе с тамплиерами отлучением от церкви. За то, что имели договор с ассасинами..
– Какими убийцами?
– Теми самыми. Ну, или исмаилитами. В преданиях про дедушку госпожи Жанны такие не встречались?
– Нет… – удивленно сказала Жаккетта.
– Понятно! – кивнул рыжий. – Они, наверное, разбегались при его появлении и в историю не попали. Видишь ли, рыбка, примерно тогда, когда Карл Великий штурмовал твердыни Иерусалима, там же, в горах, засел в крепости Аламут один нехороший человек, который называл себя Старец Горы. Он был вождем исмаилитов, которые признают духовным главой мусульман Исмаила и его потомков.
– А кто этот Исмаил?
– Как приятно общаться с девушками. Исмаил – это один из многочисленных потомков родственников пророка Мухаммеда. Понятно?
– Понятно! – кивнула Жаккетта. – И что делал твой Старец Горы?
– У него было много сторонников в городах, а главное, в крепости он имел целое войско молодцов, которые по его приказу готовы были и убить, и умереть. Что они и делали. Вот этих-то молодцов и звали ассасинами. Они гадили исподтишка, поэтому, сама понимаешь, бороться с ними было трудно.
– А может, господина эти убийцы и убили? – решила вдруг Жаккетта. – Тоже исподтишка, прямо как ты говоришь.
– Да нет, не эти. Этих давно уже. нет. Разве что по примеру Старца Горы в пустыне Старец Песка завёлся… Боюсь, руку к этому делу приложила личность.
– Куда менее выдающаяся, – покачал головой рыжий. – А ты любила Али?
Сначала Жаккетта даже не поняла, о ком он спрашивает. Потом догадалась, что Али – это шейх.
– Тебе-то какая разница! – бросила она.
– Интересно, – невозмутимо сказал рыжий.
– Не скажу! – отрезала Жаккетта.
– Жаль, – заметил небрежно рыжий. – Значит, не любила…
– Любила, не любила – не твое дело! – возмутилась Жаккетта. – Он знаешь какой был? Как сверкнет глазами – так все разбегаются, чтобы не зарубил под горячую руку. А добрый на самом деле! И ласковый!
– Видно, любила… А зачем сбежала? – опять спросил рыжий, насмешливо, но внимательно поглядывая на нее.
Жаккетта вдруг резко устала от этого разговора. Усталость просто упала ей на плечи, придавила к земле. Сразу все стало безразличным, тусклым и унылым.
Она безнадежно махнула рукой и сказала:
– Какая разница! Все равно господина больше нет!
– Значит, не любила… – мягко сказал рыжий.
– Слушай, отстань, а? – попросила Жаккетта. – Вас любить – себе дороже! То за задницу ущипнете, то еще как – нибудь в душу плюнете.
– Хорошая память… – заметил рыжий.
– Если бы я тебе на заду синяк поставила, ты бы тоже долго помнил!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36