Замечание Жаккетты о баронах вбило последний гвоздь в крышку гроба, где упокоилась его надежда.
И Жаккетте не удалось больше разбогатеть ни на сольдо, а Жанна потеряла прекрасную возможность быстро закончить лик Девы Марии, потому что вышивать просто так было страшно неинтересно.
Глава XXXII
По сложившейся в незапамятные времена традиции привилегированные пассажиры столовались вместе с капитаном.
Жанна, по вредности характера упустившая генуэзца, который теперь вежливо держался от нее вдалеке, принялась искать новых развлечений. Познакомившись с капитаном чуть поближе, Жанна принялась выспрашивать у него про орден и остров, куда они плыли.
Капитан был патриотом Родоса и знал он немало.
– А вы знаете, госпожа Жанна, – рассказывал капитан, – что нынешний глава ордена, наш несгибаемый Пьер д'Обюссон, уже сороковой Великий магистр со времен брата Жерара. Да-а… С тех пор как меч Святого Престола утвердился на острове, турки нам покоя не дают. Но господин Великий магистр преподал им хороший урок.
– Я знаю! – кивнула серьезная Жанна. – О господине Пьере д'Обюссоне слагают легенды по всей Европе. Но так хочется узнать, как же было дело, от очевидца. Когда слышишь, как горсточка рыцарей и их оруженосцев отстояла Родос, сердце сжимается от гордости и тревоги за них.
– Сейчас тревожиться нечего! – уверенно сказал капитан. – Милостью Божией мощь ордена сейчас отпугивает османов. А знаете, господин Пьер ведь попал на Родос совсем молодым. Дай бог памяти, в тысяча сто сорок четвертом году это было. Послушником он начал служение ордену. И сразу показал себя не только храбрым молодцом, но и умницей.
А в пятьдесят третьем пал Константинополь, и слепому стало ясно, что турки примутся за нас. И тогдашний Великий магистр послал господина Пьера в Европу собрать денег и оружия, чтобы было чем отражать нападения. Господин Пьер с блеском выполнил это поручение и, когда вернулся, его поставили адмиралом. А ведь это было вопреки традициям: обычно адмирал флота в ордене итальянец! Мне даже посчастливилось некоторое время плавать на его судне.
Господин Пьер лично руководил возведением укреплений. Наши бастионы построены так, что могут выдержать пушечные залпы! И в стенах есть специальные бойницы для пушек, специальные – для арбалетчиков, а под стенами заложили сухие рвы, широкие и глубокие.
А в семьдесят шестом году господин Пьер стал Великим магистром. Турки становились с каждым годом все наглее и наглее. Господин Пьер даже отправил послание султану Мехмеду с требованием прекратить разбойные набеги на земли ордена. Но султану мало было, что его головорезы жгут поселения и режут вилланов. Орден был ему как кость в горле. Он желал большой войны. Султан собрал войско тысяч в сто и посадил на корабли. А у нас, смешно сказать, рыцарей и оруженосцев было шестьсот человек, да наемного войска тысячи две, да городское ополчение – а какие из них вояки? Летом дело было. Турки, не мешкая, высадились в заливе и сразу же установили пушки.
– А я и не думала, что у них такое современное вооружение, – удивилась Жанна.
– Были бы деньги! – махнул рукой капитан. – Султан не только пушек накупил, но и немцев сведущих. А его башибузукам только бы саблями махать, пушкари из них – как из овечьего хвоста парус.
И вот только они установили пушки, как стали обстреливать бастион святого Николая, а он – как ключ к крепости. Несколько суток стреляли почти непрерывно. Ядер перевели, страсть. Но наши держались. А где-то через неделю после начала осады, конец мая был, как помню, перебежал к нам немец один. Мастер Георг. Выяснилось, большущая шишка у турок – главный умелец по пушкам. Лопотал он, что, мол, не может снести, как братьев-христиан с его помощью уничтожают. Господин Пьер его радушно принял, все честь по чести. Но велел шести рыцарям следить за немцем неусыпно. Друг, враг, а когда такая война, сам себе иногда не веришь. И выяснилось: Георг этот проклятый лазутчиком был. Не то на большие деньги от турок польстился, не то еще почему.
Я тогда еще господину Пьеру поразился. Другой бы, только слух об измене перебежчика прошел, приказал бы снести одним махом голову немцу и в ров его выкинуть, без лишних разговоров!
– Неужели вы хотите сказать, что Великий магистр его пощадил? – поразилась Жанна.
– Нет, господин Великий магистр созвал орденский суд, на котором рассмотрел вину этого немца, ее доказательствами, только когда суд вынес приговор, мастера Георга казнили.
Ну вот, получил он, значит, по заслугам. А мы все в крепости сидим. Лето к своей маковке идет, жара. Турки то ядрами стены бьют, то сами лезут. Мы отбиваемся. Город уже в руинах, особенно в южной части. Окраины разрушили напрочь. Еврейский квартал разметали по камешку. Тяжко было, скажу я вам, очень тяжко. Кажется, чего я в жизни только не видел, а вот та осада так мне в память врезалась – до страшного суда помнить буду. Ведь я чудом уцелел, все мои товарищи полегли на стенах. Июля двадцать седьмого дня это было. Пошли башибузуки в атаку. А в стенах уже то там дыра пробита, то здесь пролом светится.
Ну все, думаем, вот и пришел наш смертный час. Конец нам, конец ордену. В Палестине удержались, с развернутыми знаменами на кораблях из Аккры ушли, а здесь поляжем за веру Христову. Помолились, отпущение грехов приняли и встали в разломах. Господин Пьер сам в самом опасном месте встал, за спинами не прятался. Ох и сеча была…
Господина Великого магистра четыре раза ранило, но, пока не упал, он сражался. Я как сейчас вижу – стоим мы в проломе, бьемся, а янычары все лезут и лезут, конца края нет. Ни усталости, ни боли не чувствуешь, злость одна. И вдруг понял: падаю. Какой-то турок меня копьем достал, я и свалился. Потом, в госпитале, как очнулся, гордился даже, что у нас с господином Пьером последнее ранение почти одинаковое – его тоже на копье посадили. И ведь не выдержали турки, госпожа Жанна, запаниковали!
Капитан треснул кулаком по столу.
– Смешно сказать, как отступать кинулись, так собственное подкрепление потоптали. Больше народу, чем на стенах, подавили. И главный их, Мисак-паша, струсил. Струсил и дал сигнал отступать. Чуть рассвело, сели турки на суда и восвояси убрались. Только Мисак этот паша до султана и не добрался. Сказывают, открылся у него, прошу прощения, госпожа Жанна, кровавый понос и в дороге он скончался. Но я так думаю, это его свои же со злости отравили. За трусость.
А господин Пьер долго болел. Шутка ли сказать – копье насквозь пронзило и со спины вышло! Да и легкое задело по пути. Но все обошлось.
Султан Мехмед все успокоиться после такого позора не мог, новый поход снарядил. Уже сам войска повел.
Но, слава Господу, умер в пути. Полегче ордену стало. После Мехмеда два сына остались. Баязет и Джем. С Джемом – то еще при султане у нас хорошие отношения были, в бытность его турецким послом. И. когда он от брата во Францию сбежал, Великий магистр ему свой корабль дал. Братья власть делили – ордену выгода.
А вы знаете, госпожа Жанна, на стене Родоса, – а она широченная, туазов тридцать будет, – маки выросли. То там головка краснеет, то сям, А в следующую весну после осады – словно ковер красный там кинули, целые поляны. Говорят, это кровь защитников… Вот такие дела.
– Я слышала, на Родосе даже дракон был? – спросила Жанна. – Это правда?
– А как же! – с удовольствием подтвердил капитан. – Водился, бестия. И не так давно это было, лет сто с лишком. Завелся он, значит, у подножия горы святого Стефана. Округа от его проделок опустела, просто обезлюдела. Рыцари шли на схватку один за одним и гибли. Тварь была сильная, вертлявая. Напором брал.
И вот пошел на битву с драконом господин Дьедонне де Гозон, он потом Великим магистром стал. А господин Дьедонне охотником был страстным, охота ведь у нас на Родосе славная, не хуже, чем на большой земле. Лани есть, олени благородные. И поэтому пошел он не один, а гончих своих взял. И пустил их вперед. Собаки дракона выманили, только он на них отвлекся, господин Дьедонне голову ему и отсек! Это было чуть позднее битвы у Аморгоса.
– А что это такое? – поинтересовалась Жанна.
– Это остров, миль сто к северо-западу от Родоса, – пояснил капитан. – Тогда орден туда подтянул все силы, которые в наличии были, и турки потеряли свой флот. Это помогло закрепиться ордену на новом месте.
– Дома на острове, наверное, красивые? – спросила Жанна. – Кипрские поселения меня, надо признать, разочаровали. Только в Лимасоле есть отдельные здания, на которые стоит посмотреть.
– Ну, здания я не мастер описывать… – признался капитан. – Но у нас очень красиво.
– А вы как можете расскажите, – попросила Жанна.
– Что же вам рассказать… – задумался капитан. – Главные-подворья ордена стоят на улице Рыцарей, она упирается во дворец Великого магистра. Раньше представителей было семь. Из Франции, Оверни, Прованса, Италии, Англии, Арагона, Германии. Но Арагон разделился на Арагон и Кастилию. Самое красивое подворье, как мне кажется, наше, французское. На фасаде у нас бурбонские лилии, провансальцы украсили свое здание такими же. Дома строили лучшие каменщики, поэтому они не уступают по красоте и парижским.
– А сколько ступеней надо пройти, чтобы стать Великим магистром?
Капитан рассмеялся.
– Вы так заинтересованно слушаете, госпожа Жанна, и горячо расспрашиваете, словно хотите влиться в ряды госпитальеров!
– Если бы я была мужчиной, – искренне сказала Жанна, – я бы, наверное, вступила в орден. Только он сейчас занимается стоящим делом. Слушая вас, я жалею, что родилась женщиной.
– Не жалейте! – сказал польщенный капитан. – Сыновья таких горячих душой женщин, как вы, и становятся лучшими рыцарями ордена! А путь до Великого магистра достаточно труден.
Братья ордена делятся на оруженосцев, капелланов и рыцарей. Из рыцарей каждые пять лет избираются командоры. Следующая ступень – великие приоры, кавалеры Малого Креста. Это бальи капитулярные. Их собрание именуется Капитулом ордена. Затем идут наши «столбы» – пилье. Они стоят во главе представительств. Это бальи конвентуальные. Их совет называется Конвентом ордена. Кавалеры Большого Креста. Каждый пилье руководит какой-то деятельностью ордена. Так повелось, что казначей обычно германец, главнокомандующий всеми вооруженными силами – провансалец, старший по Госпиталю – француз, легкой кавалерией командует англичанин, а адмирал флота – итальянец, как я вам уже говорил. И над ними уже стоит Великий магистр. Это звание пожизненное. Но при решении важных проблем Великий магистр обязан созывать Капитул или Конвент, смотря по важности дела. Мне удалось подняться до командора.
– Вы обязательно станете Великим магистром! – заверила капитана Жанна.
Глава XXXIII
Жанна не знала, судьба у нее такая, или. действительно на море грабят друг друга все кому не лень, а только опять ее путь пересекся с пиратами. Путь галеры иоаннитов, соответственно, тоже.
Правда, судно, которое воспылало к галере недружелюбными чувствами и пыталось эти чувства обратить в действие, не было безродным бродягой. Нет, к ним направлялась новая, солидно оснащенная и вооруженная галера. Только турецкая. Слова капитана о том, что тревожиться нечего, оказались неверны. Турецкая галера приближалась.
Жанна вцепилась в борт и с ужасом смотрела на нее. «Неужели все сначала? Опять плен, перекупщики, гарем. Господи, Пресвятая Дева, ну сколько же можно! В чем я так провинилась, что, кажется, все беды мира собрались на моем пути? Я не хочу, не хочу, не хочу опять быть добычей!!!»
Ярко представлялось, как острый, окованный таран-нос турецкого судна вонзается в борт их галеры и крушит его, словно плетеную корзинку. И снова вокруг смеющиеся лица в тюрбанах или чалмах.
Но судно иоаннитов не было широким, плохо защищенным «Пузом». В море оно не раз участвовало в сражениях и стычках. И капитан его недаром стоял в разломе крепостной стены Родоса в 1480 году от Рождества Христова.
Четко, без суеты, зазвучали новые команды. Изменился ритм работы гребцов. Приводились в боевую готовность пушки на носу. Занимали свои давно определенные места воины, входящие в состав команды. Галера разворачивалась, чтобы встретить противника во всеоружии.
Жанна ничего этого не видела. Она, не отрываясь, смотрела в сторону турок. Дикое отчаяние и полная безнадежность охватили душу.
Поэтому, когда кто-то сзади приблизился к ней, Жанна, не разбираясь, кто это, свалилась без чувств на руки подошедшему. Так легче. Это был генуэзец.
Остальные пассажиры по приказу капитана, которого Жанна даже не услышала, разбежались по каютам, чтобы не путаться под ногами и не мешать команде. Приказ был разумным. Слаженная команда галеры хорошо знала, что ей делать в бою, а вот горящие желанием помочь, но неопытные пассажиры были бы только помехой их слаженным действиям.
Генуэзец подошел к Жанне, оставшейся в гордом одиночестве, чтобы попросить ее спуститься в каюту и объяснить, что находиться сейчас на палубе не только бессмысленно, но и опасно.
Но когда бесчувственная дама упала ему на руки, он, как и подобает кавалеру, подхватил ее и понес. Только не в ее каюту, а в свою.
Жанна, очень даже довольная, что ее куда-то несут, чуть разомкнула ресницы и увидела рядом крутой, выбритый до синевы подбородок генуэзца, В конце концов, перед лицом неминуемого плена должно же остаться какое-то приятное воспоминание. Хотя бы зачеркивающее подлеца Марина. И Жанна опять закрыла глаза.
За стенками каюты купца жизнь била ключом. Галеры шли на сближение, зажигались фитили у пушек. А в каюте генуэзец молча и решительно раздевал ничуть не протестующую Жанну.
Молча – чтобы не нарваться на рассуждения о монастыре или еще какой чепухе, и решительно – чтобы успеть до абордажа, ежели таковой случится. Опасность придала этому неожиданному свиданию чарующую пикантность. Тряслись от страха в соседних помещениях пассажиры, а каюта генуэзца тряслась совершенно от другого… И странное спокойствие пополам с благодарностью охватило Жанну.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36