https://wodolei.ru/catalog/mebel/podvesnaya/
За небольшой процент я согласен посредничать.
– Я подумаю… – очень холодно ответила Жанна.
Прошло немного времени, и Жаккетта попривыкла к чужой одежде, перестала бояться, что споткнется и потеряет чудные туфли. Она даже стала понемногу выбираться из комнаты во внутренний дворик, где было чисто выметено, росли цветы и стояли клетки с певчими горлинками, дроздами, перепелками. В жаркую пору стараниями Масрура там всегда царила прохлада.
Фатима одобрила успехи пленницы и перешла к следующей стадии наведения красоты.
– О красавица, мой цветочек, у настоящей красавицы ладони всегда выкрашены хной и алые, как вечерний закат. Что лучше скажет глазам господина, что красавица создана не для грязной работы, а для горячей любви? А? Сейчас мы тебе ладони красить не будем, а будем удалять этой пастой ненужный волос. А нужный волос будем беречь, чистой водой мыть, розовым маслом мазать. Надо тебя в баню сводить, но не сейчас. Зачем лишний раз показывать? Дома будем из комочка глины полноликую луну делать.
Фатима достала скляночку. Жаккетта узнала терпентиновую пасту – у мессира Марчелло была такая в коллекции снадобий.
После того как «ненужный волос» с тела был удален, Фатима вымыла Жаккетте голову с помощью ароматной глины – видно, гаэтское мыло было здесь не в моде. Затем натерла влажные волосы розовым маслом. Жаккетта заблагоухала, как охапка роз.
– Ах, мой цветочек, – довольно вздохнула Фатима. – Ты сейчас – прямо гюлистан. Теперь лицо совсем светлым делать будем, гладким! Батикой надо мазать.
Из очередного сундука появилась россыпь флаконов и баночек. Фатима напудрила лицо Жаккетты светлой пудрой и густо подвела глаза и брови угольно-черным цветом. В таком обрамлении синие глаза Жаккетты стали еще ярче.
«Госпожа Изабелла увидела бы такое, – довольно подумала Жаккетта, – наверное, чувств бы лишилась. Это совсем не похоже, как красятся наши дамы!»
– О! Какие глаза! – запричитала Фатима. – Такие прекрасные глаза – тюрьма для сердец! Масрур, Масрур! Ну, где ты бродишь? Посмотри, старая ты лиса, какую бирюзу прятала отрада моего сердца! В сокровищнице халифа Гарун аль – Рашида не было таких ярких камней!
Прибежал Масрур, восхищенно воздел ладони вверх и продекламировал из Хафиза:
Так прекрасен весь твой облик – словно розы лепесток,
Стан подобен кипарису. Как ты дивно хороша!
Красотой твоей наполнен сад души моей.
Твои пахнут локоны жасмином.
Как ты дивно хороша!
Жаккетта конечно же ничего не поняла, но ей очень понравилась такая суматоха вокруг нее.
– А из чего делается эта батика? И подводка?
– Аи, молодец, мой цветочек! – одобрила ее интерес Фатима. – Надо знать, конечно, надо. Когда не знаешь – всякую дрянь покупаешь. Умная женщина на свое лицо что попало мазать не будет! Сейчас расскажу! Масрур, от твоей лени разболится печень у льва! Девочка худеет на глазах! От такой заботы скоро в саду ее прелести дамасская роза превратится в шафран, локон-гиацинт совсем поникнет!
Напуганный ужасной картиной умирания Жаккетты от голода, Масрур тяжелым галопом понесся в кладовую за едой.
– Садись сюда, отрада моих глаз! – Фатима усадила Жаккетту за низенький столик. – Это называется кохл, или сурьма. Я люблю кохл. Делаешь его так. Берешь лимон, срезаешь макушку. Мякоть вынимаешь, а вместо нее кладешь порошок из камня, которым рисовать хорошо… Художник им рисует…
– Графит? – угадала Жаккетта.
– Да. И еще добавляешь соскобленный со старой медной вещи налет. Лимон кладешь на огонь – пусть обуглится. Затем в ступке его растираешь. Кладешь в ступку коралл, жемчуг, сандал, амбру. Обязательно добавь крыло летучей мыши и лапку хамелеона.
– А где взять-то? – удивилась Жаккетта. – Я и не видела ни разу этого хамелеона.
– В любой порядочной лавке есть! – отмахнулась Фатима. – Все растираешь хорошо-хорошо, опять калишь на огне. Когда смесь еще горячая – добавляешь розовую воду. Потом кладешь в коробочку, а когда надо – достаешь палочкой и подводишь глаза!
Подоспел Масрур с подносом. Фатима вознесла молитву Аллаху, Жаккетта – Пресвятой Деве, и они принялись за еду. Уплетая за обе щеки не хуже Жаккетты, Фатима продолжала рассказывать:
– Если хочешь сделать батику, положи в ступку белый мрамор, буру, рис, ракушки белые, лимон, яйцо. Все разотри. Потом смешай с мукой из чечевицы и бобов. Затем, мой цветочек, берешь дыню, делаешь ее, как тот лимон, пустою внутри. Заполняешь смесью и ставишь дыню на солнце. Когда смесь высохнет, мелешь в порошок и получаешь превосходную батику!
– А… когда я в гарем попаду? – помолчав, спросила Жаккетта.
Ей вдруг стало страшно. Заныло сердце, заболела голова. Северная Африка, это так далеко… Чужое место…
– Не волнуйся, кровь моего сердца! Гарем без тебя не останется! – утешила ее Фатима. – Ты еще не готова. А главное, я продам тебя в тот гарем, куда продает свой товар мерзавка Бибигюль! И я продам тебя хоть на дирхем, но дороже, чем она, да пошлет ей великий Аллах плохой сон! Но она темнит, никто не знает, почему она держит товар при себе! Эта печаль терзает мою печень! Какого шайтана она ждет?!
Глава IV
А вечерами Фатима рассказывала сказки. На своем экзотическом французском языке. Было видно, что ей абсолютно все равно, правильно она говорит или нет, главное, чтобы понятно. Она с легкостью перепархивала с арабского на французский и обратно и не забывала подкреплять свою речь энергичными жестами.
В маленькой комнате было сумрачно, горела носатая лампа, и вился сладкий дымок над курильницей, где тлел сандал, отгоняя злых духов и нежелательных гостей.
Жаккетта лежала в жаркой полудреме, на границе сна и бодрствования. Фатима сидела на краешке ее тюфяка, расчесывала свои волосы костяным гребнем и выплетала затейливый узор арабской сказки:
– Жил в одном из городов, далеко-далеко, бедный портной. И был у портного сын Ала ад-Дин. Портной недолго задержался на этом свете и по мосту аль-Сирах, тонкому, как волос, и острому, как дамасский клинок, по тому мосту, что зовут «лестница Мухаммеда», прошел в рай. Накир и Мункар допросили его душу о земной жизни. И поскольку грешить у него ни денег, ни времени не было, портной попал в рай, где черноокая гурия – не женщина, а чистый мускус! – раскинула перед ним свое душистое покрывало, и он забыл все горести мира. А Ала ад-Дин с матерью остались жить. Совсем одни, без родственников и денег. Бедная женщина стала прясть пряжу и продавать на рынке, чтобы купить лепешку и молоко. Врагу не пожелаешь такой судьбы, мой цветочек!..
А Ала ад-Дин был лодырь, был бездельник. Ремеслу учиться не хотел, работать не хотел. Хотел только играть на улице с мальчишками. Я бы своей рукой убила такого ребенка!
И вот однажды подошел к Ала ад-Дину человек. «Привет тебе, мальчик, во имя Аллаха великого! Я твой дядя! Где мой брат, а твой отец?!»
А это был, мой цветочек, совсем не дядя, а колдун! Магрибиец. Почти из этих мест. Здесь, ты знаешь, лучшие во всем мире чародеи! Каждый порядочный человек имеет амулет с джинном.
Глупый Ала ад-Дин говорит: «Мой бедный отец; умер». Тогда магрибиец давай стонать и бить себя по щекам: «Ах, мой несчастный брат! Ах, кусочек мой печени! Почему я не умер вместо тебя?» Магрибиец дал Ала ад-Дину два динара и велел отдать матушке и сказать: «Дядя завтра придет, приготовь обед».
Умная женщина очень удивилась: «Какой дядя, откуда дядя?» Но кто, кроме родственников, будет давать деньги бедным людям? И она приготовила обед.
Назавтра магрибиец пришел и принес подарок. Ум женщины и Ала ад-Дина совсем растаял, и они поверили, что это брат умершего портного.
Весенняя ночь была душной, и Фатима решила ночевать на крыше. Масрур перенес туда тюфяки и подушки, и полусонная Жаккетта поднялась наверх, на плоскую крышу дома.
Из внутреннего дворика сладко пахло цветами, с улицы неслись куда менее приятные запахи. Слышались покрикивания ночных сторожей. Горели костры на минаретах. На севере ворочалось море, далеко на юге дышала Сахара. Другой край земли, другой мир…
В соседних дворах-крепостях тоже ночевали на крышах. За глинобитными заборами слышались наигрыши арабской лютни. И тонкие женские голоса. Они были дома. А Жаккетта в плену. На краю земли…
– Не бойся, мой цветочек!
Фатима увидела, что Жаккетта съежилась под одеялом, и принялась гладить голову пленницы. Жаккетта молча глотала слезы.
– Тебя никто не увидит, никто не обидит. Если кто попытается – Масрур отрубит ему голову. Ну вот, слушай дальше:
Магрибиец взял Ала ад-Дина с собой на рынок. Купил ему хорошую одежду, сходил с ним в баню. Сказал, что купит для Ала ад-Дина лавку и тот будет купцом. Глупый мальчишка всему поверил, и ум его помутился от радости.
А магрибиец повел Ала ад-Дина за город. Они пришли на гору, где ничего не росло. Ту гору воздвиг джинн давным – давно. Я думаю, это была такая же гора, как и та, что возвышается около Мисра Охраняемого.
Магрибиец развел на горе костер и бросил в огонь какой-то порошок. Пошел дым, вонючий дым. Магрибиец стал колдовать. Земля разверзлась и появилась мраморная плита, а в нее было вделано медное кольцо. Магрибиец говорит: «О сын моего бедного брата, отрада моих глаз, возьмись за кольцо и произнеси свое имя, имя своего отца, имя своей матери, имя отца своего отца и имя отца своей матери!»
Ала ад-Дин взялся за кольцо, плита поднялась, и открылась глубокая черная дыра.
«Спустись в дыру, мой мальчик! – говорит колдун. – И ты увидишь все сокровища мира. Но не бери ничего, иначе погибнешь! А возьми только старую лампу, которая висит там на крюке, и принеси ее мне, а за это я куплю тебе лавку. Возьми вот это кольцо – оно спасет тебя от беды»…
– А чего он сам не полез? – заинтересовалась проревевшаяся Жаккетта. – Зачем ему чужой мальчишка? Пригреб бы сам все денежки и горя бы не знал!
– Он не мог сам! – объяснила Фатима. – В старой книге он прочел, что только Ала ад-Дин, сын бедного портного, может, и больше никто из смертных. Пришлось ему искать Ала ад-Дина и выдавать себя за его дядю.
Ала ад-Дин спустился в дыру и оказался в комнате, где было четыре раза по четыре кувшина, доверху наполненный золотом, серебром и драгоценными камнями. Но он ничего не взял и пошел дальше. И увидел сад. А на двери в сад висел старый светильник. Ала ад-Дин взял лампу, положил в мешок и пошел осматривать сад; А в саду на каждом дереве все листья и плоды были из драгоценных камней. Ала ад-Дин был бедняком, сыном бедняка и не знал, что такое драгоценные камни. Он думал, что это просто стекляшки. «Я возьму этих стекляшек, – сказал Ала ад-Дин, – и буду играть ими с мальчишками!» И насыпал камней в мешок поверх лампы. И пошел обратно…
Масрур, почему скрипит наша калитка?!
Масрур, мягко поднявшись со своего ложа, по-кошачьи неслышно, исчез. Через несколько минут он вернулся и что-то сказал госпоже.
– Эта мерзавка Бибигюль еще раз отказала почтенному купцу Махмуду с Красной улицы! – прошипела Фатима. – Какого шайтана ей надо?! Что она задумала? Как узнать? У-у, дочь шакала, ты не скроешь своих мыслей от Фатимы, я все равно узнаю, для чьего гарема ты бережешь девушку!
Ну вот, отрада моих глаз, дыра была высоко, и Ала ад-Дин попросил колдуна: «Дядя, дай мне руку, я не могу подняться».
«Бедный мальчик! – говорит фальшивый дядя. – Тебе тяжело будет подниматься с лампой. Дай мне ее, и я помогу тебе выбраться, о радость моего сердца!» А сам хотел взять светильник и завалить дыру камнем.
Ала ад-Дин сунул руку в мешок, а лампа на дне. Он и говорит: «Я не могу дать тебе светильник. Дай мне руку, я выберусь и тогда отдам тебе лампу». – «Нет, дай сначала лампу!» – говорит колдун. «Ты, дядя, совсем дурак? – говорит Ала ад-Дин. – Я не могу дать тебе сейчас светильник!»
Магрибиец рассердился и топнул ногой. Дыра закрылась, и стало темно. А Магрибиец плюнул на то место и пошел домой. Он думал, что Ала ад-Дин скоро умрет в той дыре.
Ала ад-Дин долго-долго плакал, а когда стал вытирать слезы, поцарапал лицо кольцом. Он потер кольцо, и появился джинн. Страшный, как пожар, и огромный, как гора.
«О, мой господин! – сказал джинн. – Что хочешь? Говори!» – «Домой хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И попал домой.
Матушка его уже заждалась и даже плакала. Ала ад-Дин рассказал, какой колдун плохой человек и спать пошел. Утром встал – дома ни крошки еды.
Мой цветочек, ты не голодная? Нет? Ну, слушай, дальше.
Матушка говорит: «Потерпи, сынок, сейчас пряжу спряду, продам и куплю тебе лепешку». – «Не надо! – говорит Ала ад-Дин. – Лучше я продам эту старую лампу и куплю нам еду». – «Хорошо! – говорит женщина. – Только почисти лампу – тогда цена будет больше».
Ала ад-Дин взял старый светильник, пошел во двор и давай тереть. Вдруг из лампы повалил дым и появился страшный джинн. И сказал: «О мой господин, что ты хочешь? Я раб лампы и сделаю все, что хочет мой господин, владелец лампы». – «Есть хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И джинн принес ему серебряный столик, уставленный кушаньями. Сладкий шербет в кувшине, сладкий кунафа в миске и прочие яства.
Мой цветочек, ты точно не хочешь кушать? А? О! Моя девочка уже заснула! Да будет твой сон, по воле Аллаха великого, чист и спокоен, цветочек моего сада!
Наутро Жаккетта сделала то, что делали до нее сотни людей, простых душой, и сделают еще тысячи после нее.
Она нашла в чулане госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть. «Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой! – думала она. – А потом пусть идет на все четыре стороны!» Светильник блистал со всех боков, но джинн не появился. «Э-э, джинн-то мусульманский! – сообразила добрая христианка Жаккетта. – Вот он и засел намертво!» Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти. Джинн не вываливался. «У-у, зараза! – обиделась Жаккетта. – Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!» Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.
Жанна думала над предложением слуги три ночи. Хотя, казалось бы, что тут думать?
Кто же еще сможет помочь, как не они?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36
– Я подумаю… – очень холодно ответила Жанна.
Прошло немного времени, и Жаккетта попривыкла к чужой одежде, перестала бояться, что споткнется и потеряет чудные туфли. Она даже стала понемногу выбираться из комнаты во внутренний дворик, где было чисто выметено, росли цветы и стояли клетки с певчими горлинками, дроздами, перепелками. В жаркую пору стараниями Масрура там всегда царила прохлада.
Фатима одобрила успехи пленницы и перешла к следующей стадии наведения красоты.
– О красавица, мой цветочек, у настоящей красавицы ладони всегда выкрашены хной и алые, как вечерний закат. Что лучше скажет глазам господина, что красавица создана не для грязной работы, а для горячей любви? А? Сейчас мы тебе ладони красить не будем, а будем удалять этой пастой ненужный волос. А нужный волос будем беречь, чистой водой мыть, розовым маслом мазать. Надо тебя в баню сводить, но не сейчас. Зачем лишний раз показывать? Дома будем из комочка глины полноликую луну делать.
Фатима достала скляночку. Жаккетта узнала терпентиновую пасту – у мессира Марчелло была такая в коллекции снадобий.
После того как «ненужный волос» с тела был удален, Фатима вымыла Жаккетте голову с помощью ароматной глины – видно, гаэтское мыло было здесь не в моде. Затем натерла влажные волосы розовым маслом. Жаккетта заблагоухала, как охапка роз.
– Ах, мой цветочек, – довольно вздохнула Фатима. – Ты сейчас – прямо гюлистан. Теперь лицо совсем светлым делать будем, гладким! Батикой надо мазать.
Из очередного сундука появилась россыпь флаконов и баночек. Фатима напудрила лицо Жаккетты светлой пудрой и густо подвела глаза и брови угольно-черным цветом. В таком обрамлении синие глаза Жаккетты стали еще ярче.
«Госпожа Изабелла увидела бы такое, – довольно подумала Жаккетта, – наверное, чувств бы лишилась. Это совсем не похоже, как красятся наши дамы!»
– О! Какие глаза! – запричитала Фатима. – Такие прекрасные глаза – тюрьма для сердец! Масрур, Масрур! Ну, где ты бродишь? Посмотри, старая ты лиса, какую бирюзу прятала отрада моего сердца! В сокровищнице халифа Гарун аль – Рашида не было таких ярких камней!
Прибежал Масрур, восхищенно воздел ладони вверх и продекламировал из Хафиза:
Так прекрасен весь твой облик – словно розы лепесток,
Стан подобен кипарису. Как ты дивно хороша!
Красотой твоей наполнен сад души моей.
Твои пахнут локоны жасмином.
Как ты дивно хороша!
Жаккетта конечно же ничего не поняла, но ей очень понравилась такая суматоха вокруг нее.
– А из чего делается эта батика? И подводка?
– Аи, молодец, мой цветочек! – одобрила ее интерес Фатима. – Надо знать, конечно, надо. Когда не знаешь – всякую дрянь покупаешь. Умная женщина на свое лицо что попало мазать не будет! Сейчас расскажу! Масрур, от твоей лени разболится печень у льва! Девочка худеет на глазах! От такой заботы скоро в саду ее прелести дамасская роза превратится в шафран, локон-гиацинт совсем поникнет!
Напуганный ужасной картиной умирания Жаккетты от голода, Масрур тяжелым галопом понесся в кладовую за едой.
– Садись сюда, отрада моих глаз! – Фатима усадила Жаккетту за низенький столик. – Это называется кохл, или сурьма. Я люблю кохл. Делаешь его так. Берешь лимон, срезаешь макушку. Мякоть вынимаешь, а вместо нее кладешь порошок из камня, которым рисовать хорошо… Художник им рисует…
– Графит? – угадала Жаккетта.
– Да. И еще добавляешь соскобленный со старой медной вещи налет. Лимон кладешь на огонь – пусть обуглится. Затем в ступке его растираешь. Кладешь в ступку коралл, жемчуг, сандал, амбру. Обязательно добавь крыло летучей мыши и лапку хамелеона.
– А где взять-то? – удивилась Жаккетта. – Я и не видела ни разу этого хамелеона.
– В любой порядочной лавке есть! – отмахнулась Фатима. – Все растираешь хорошо-хорошо, опять калишь на огне. Когда смесь еще горячая – добавляешь розовую воду. Потом кладешь в коробочку, а когда надо – достаешь палочкой и подводишь глаза!
Подоспел Масрур с подносом. Фатима вознесла молитву Аллаху, Жаккетта – Пресвятой Деве, и они принялись за еду. Уплетая за обе щеки не хуже Жаккетты, Фатима продолжала рассказывать:
– Если хочешь сделать батику, положи в ступку белый мрамор, буру, рис, ракушки белые, лимон, яйцо. Все разотри. Потом смешай с мукой из чечевицы и бобов. Затем, мой цветочек, берешь дыню, делаешь ее, как тот лимон, пустою внутри. Заполняешь смесью и ставишь дыню на солнце. Когда смесь высохнет, мелешь в порошок и получаешь превосходную батику!
– А… когда я в гарем попаду? – помолчав, спросила Жаккетта.
Ей вдруг стало страшно. Заныло сердце, заболела голова. Северная Африка, это так далеко… Чужое место…
– Не волнуйся, кровь моего сердца! Гарем без тебя не останется! – утешила ее Фатима. – Ты еще не готова. А главное, я продам тебя в тот гарем, куда продает свой товар мерзавка Бибигюль! И я продам тебя хоть на дирхем, но дороже, чем она, да пошлет ей великий Аллах плохой сон! Но она темнит, никто не знает, почему она держит товар при себе! Эта печаль терзает мою печень! Какого шайтана она ждет?!
Глава IV
А вечерами Фатима рассказывала сказки. На своем экзотическом французском языке. Было видно, что ей абсолютно все равно, правильно она говорит или нет, главное, чтобы понятно. Она с легкостью перепархивала с арабского на французский и обратно и не забывала подкреплять свою речь энергичными жестами.
В маленькой комнате было сумрачно, горела носатая лампа, и вился сладкий дымок над курильницей, где тлел сандал, отгоняя злых духов и нежелательных гостей.
Жаккетта лежала в жаркой полудреме, на границе сна и бодрствования. Фатима сидела на краешке ее тюфяка, расчесывала свои волосы костяным гребнем и выплетала затейливый узор арабской сказки:
– Жил в одном из городов, далеко-далеко, бедный портной. И был у портного сын Ала ад-Дин. Портной недолго задержался на этом свете и по мосту аль-Сирах, тонкому, как волос, и острому, как дамасский клинок, по тому мосту, что зовут «лестница Мухаммеда», прошел в рай. Накир и Мункар допросили его душу о земной жизни. И поскольку грешить у него ни денег, ни времени не было, портной попал в рай, где черноокая гурия – не женщина, а чистый мускус! – раскинула перед ним свое душистое покрывало, и он забыл все горести мира. А Ала ад-Дин с матерью остались жить. Совсем одни, без родственников и денег. Бедная женщина стала прясть пряжу и продавать на рынке, чтобы купить лепешку и молоко. Врагу не пожелаешь такой судьбы, мой цветочек!..
А Ала ад-Дин был лодырь, был бездельник. Ремеслу учиться не хотел, работать не хотел. Хотел только играть на улице с мальчишками. Я бы своей рукой убила такого ребенка!
И вот однажды подошел к Ала ад-Дину человек. «Привет тебе, мальчик, во имя Аллаха великого! Я твой дядя! Где мой брат, а твой отец?!»
А это был, мой цветочек, совсем не дядя, а колдун! Магрибиец. Почти из этих мест. Здесь, ты знаешь, лучшие во всем мире чародеи! Каждый порядочный человек имеет амулет с джинном.
Глупый Ала ад-Дин говорит: «Мой бедный отец; умер». Тогда магрибиец давай стонать и бить себя по щекам: «Ах, мой несчастный брат! Ах, кусочек мой печени! Почему я не умер вместо тебя?» Магрибиец дал Ала ад-Дину два динара и велел отдать матушке и сказать: «Дядя завтра придет, приготовь обед».
Умная женщина очень удивилась: «Какой дядя, откуда дядя?» Но кто, кроме родственников, будет давать деньги бедным людям? И она приготовила обед.
Назавтра магрибиец пришел и принес подарок. Ум женщины и Ала ад-Дина совсем растаял, и они поверили, что это брат умершего портного.
Весенняя ночь была душной, и Фатима решила ночевать на крыше. Масрур перенес туда тюфяки и подушки, и полусонная Жаккетта поднялась наверх, на плоскую крышу дома.
Из внутреннего дворика сладко пахло цветами, с улицы неслись куда менее приятные запахи. Слышались покрикивания ночных сторожей. Горели костры на минаретах. На севере ворочалось море, далеко на юге дышала Сахара. Другой край земли, другой мир…
В соседних дворах-крепостях тоже ночевали на крышах. За глинобитными заборами слышались наигрыши арабской лютни. И тонкие женские голоса. Они были дома. А Жаккетта в плену. На краю земли…
– Не бойся, мой цветочек!
Фатима увидела, что Жаккетта съежилась под одеялом, и принялась гладить голову пленницы. Жаккетта молча глотала слезы.
– Тебя никто не увидит, никто не обидит. Если кто попытается – Масрур отрубит ему голову. Ну вот, слушай дальше:
Магрибиец взял Ала ад-Дина с собой на рынок. Купил ему хорошую одежду, сходил с ним в баню. Сказал, что купит для Ала ад-Дина лавку и тот будет купцом. Глупый мальчишка всему поверил, и ум его помутился от радости.
А магрибиец повел Ала ад-Дина за город. Они пришли на гору, где ничего не росло. Ту гору воздвиг джинн давным – давно. Я думаю, это была такая же гора, как и та, что возвышается около Мисра Охраняемого.
Магрибиец развел на горе костер и бросил в огонь какой-то порошок. Пошел дым, вонючий дым. Магрибиец стал колдовать. Земля разверзлась и появилась мраморная плита, а в нее было вделано медное кольцо. Магрибиец говорит: «О сын моего бедного брата, отрада моих глаз, возьмись за кольцо и произнеси свое имя, имя своего отца, имя своей матери, имя отца своего отца и имя отца своей матери!»
Ала ад-Дин взялся за кольцо, плита поднялась, и открылась глубокая черная дыра.
«Спустись в дыру, мой мальчик! – говорит колдун. – И ты увидишь все сокровища мира. Но не бери ничего, иначе погибнешь! А возьми только старую лампу, которая висит там на крюке, и принеси ее мне, а за это я куплю тебе лавку. Возьми вот это кольцо – оно спасет тебя от беды»…
– А чего он сам не полез? – заинтересовалась проревевшаяся Жаккетта. – Зачем ему чужой мальчишка? Пригреб бы сам все денежки и горя бы не знал!
– Он не мог сам! – объяснила Фатима. – В старой книге он прочел, что только Ала ад-Дин, сын бедного портного, может, и больше никто из смертных. Пришлось ему искать Ала ад-Дина и выдавать себя за его дядю.
Ала ад-Дин спустился в дыру и оказался в комнате, где было четыре раза по четыре кувшина, доверху наполненный золотом, серебром и драгоценными камнями. Но он ничего не взял и пошел дальше. И увидел сад. А на двери в сад висел старый светильник. Ала ад-Дин взял лампу, положил в мешок и пошел осматривать сад; А в саду на каждом дереве все листья и плоды были из драгоценных камней. Ала ад-Дин был бедняком, сыном бедняка и не знал, что такое драгоценные камни. Он думал, что это просто стекляшки. «Я возьму этих стекляшек, – сказал Ала ад-Дин, – и буду играть ими с мальчишками!» И насыпал камней в мешок поверх лампы. И пошел обратно…
Масрур, почему скрипит наша калитка?!
Масрур, мягко поднявшись со своего ложа, по-кошачьи неслышно, исчез. Через несколько минут он вернулся и что-то сказал госпоже.
– Эта мерзавка Бибигюль еще раз отказала почтенному купцу Махмуду с Красной улицы! – прошипела Фатима. – Какого шайтана ей надо?! Что она задумала? Как узнать? У-у, дочь шакала, ты не скроешь своих мыслей от Фатимы, я все равно узнаю, для чьего гарема ты бережешь девушку!
Ну вот, отрада моих глаз, дыра была высоко, и Ала ад-Дин попросил колдуна: «Дядя, дай мне руку, я не могу подняться».
«Бедный мальчик! – говорит фальшивый дядя. – Тебе тяжело будет подниматься с лампой. Дай мне ее, и я помогу тебе выбраться, о радость моего сердца!» А сам хотел взять светильник и завалить дыру камнем.
Ала ад-Дин сунул руку в мешок, а лампа на дне. Он и говорит: «Я не могу дать тебе светильник. Дай мне руку, я выберусь и тогда отдам тебе лампу». – «Нет, дай сначала лампу!» – говорит колдун. «Ты, дядя, совсем дурак? – говорит Ала ад-Дин. – Я не могу дать тебе сейчас светильник!»
Магрибиец рассердился и топнул ногой. Дыра закрылась, и стало темно. А Магрибиец плюнул на то место и пошел домой. Он думал, что Ала ад-Дин скоро умрет в той дыре.
Ала ад-Дин долго-долго плакал, а когда стал вытирать слезы, поцарапал лицо кольцом. Он потер кольцо, и появился джинн. Страшный, как пожар, и огромный, как гора.
«О, мой господин! – сказал джинн. – Что хочешь? Говори!» – «Домой хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И попал домой.
Матушка его уже заждалась и даже плакала. Ала ад-Дин рассказал, какой колдун плохой человек и спать пошел. Утром встал – дома ни крошки еды.
Мой цветочек, ты не голодная? Нет? Ну, слушай, дальше.
Матушка говорит: «Потерпи, сынок, сейчас пряжу спряду, продам и куплю тебе лепешку». – «Не надо! – говорит Ала ад-Дин. – Лучше я продам эту старую лампу и куплю нам еду». – «Хорошо! – говорит женщина. – Только почисти лампу – тогда цена будет больше».
Ала ад-Дин взял старый светильник, пошел во двор и давай тереть. Вдруг из лампы повалил дым и появился страшный джинн. И сказал: «О мой господин, что ты хочешь? Я раб лампы и сделаю все, что хочет мой господин, владелец лампы». – «Есть хочу!» – говорит Ала ад-Дин. И джинн принес ему серебряный столик, уставленный кушаньями. Сладкий шербет в кувшине, сладкий кунафа в миске и прочие яства.
Мой цветочек, ты точно не хочешь кушать? А? О! Моя девочка уже заснула! Да будет твой сон, по воле Аллаха великого, чист и спокоен, цветочек моего сада!
Наутро Жаккетта сделала то, что делали до нее сотни людей, простых душой, и сделают еще тысячи после нее.
Она нашла в чулане госпожи Фатимы старую запыленную лампу и принялась усиленно ее тереть. «Попрошу джинна, пусть разыщет госпожу Жанну и отнесет нас домой! – думала она. – А потом пусть идет на все четыре стороны!» Светильник блистал со всех боков, но джинн не появился. «Э-э, джинн-то мусульманский! – сообразила добрая христианка Жаккетта. – Вот он и засел намертво!» Она перевернула лампу вверх дном и принялась трясти. Джинн не вываливался. «У-у, зараза! – обиделась Жаккетта. – Так нечестно! Он не должен смотреть, католичка я или мусульманка! Опять все только для своих!» Отшвырнув с расстройства лампу в угол, она пошла на кухню заесть горе.
Жанна думала над предложением слуги три ночи. Хотя, казалось бы, что тут думать?
Кто же еще сможет помочь, как не они?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36