непримиримым, гневным, а главное – не желающим прощать.
Алим представлял, как его жена извивается под телом Амира, как она стонет от наслаждения. Его брат был опытным любовником, он умел покорять женщин и пробуждать в них безумную страсть. Ни одна из них не могла устоять перед его обаянием и красотой.
Молодой человек схватил Зюлейку за плечи и, яростно встряхнув ее, закричал:
– О нет! Только не это! Мне постоянно твердили, что Амир лучше, главнее меня! Старший сын, чистая кровь, благородные предки! Не важно, что у него была подлая душа и завистливое сердце! Когда отец его прогнал и лишил наследства, я полагал, справедливость восторжествовала, но нет! Он меня обошел, он посмеялся надо мной. Он, именно он был твоим первым мужчиной, и его сын стал главным наследником рода Бархи! Ты отдалась Амиру, презрев обычаи, страх возмездия, свою честь! Ты любила его до безумия! Если бы он тебя не оставил, ты и по сей день сдувала бы пыль с его ног! Мой брат всегда брал себе самое лучшее! Он выбрал Джамилю и женится на этой чудесной девушке, тогда как я…
В памяти Зюлейки всплыло то оскорбительное, обидное слово, каким ее наградил Амир.
– Женился на потаскухе, – подсказала молодая женщина и задала последний вопрос, ответ на который – она это знала – должен ее убить: – Скажи, ты бы взял меня в жены, если бы с самого начала знал правду о моей жизни?
– Нет. Ни за что. Никогда.
Услышав произнесенные холодным и твердым голосом слова, Зюлейка повернулась на негнущихся ногах и молча удалилась. Алим не стал ни окликать ее, ни догонять. Он даже не посмотрел ей вслед.
Зюлейка прошла в комнату сына. Ясин лежал на диване и увлеченно читал какую-то книгу.
– Вставай, сынок, мы уходим, – сказала она.
Мальчик повернулся, и Зюлейка вдруг посмотрела на него другими глазами. Сын Амира. Да, это его сын – те же глаза, лицо и улыбка. И вместе с тем Ясин – только ее ребенок. Ее и того несчастного немого бедуина, который пожертвовал своей жизнью ради обманувшей его женщины и который – единственный из мужчин – по-настоящему ее любил. В честь которого она и назвала своего сына.
– Куда мы уходим, мама?
– Пока не знаю. Но мы должны покинуть этот дом.
– Почему?
– Потому что мы по ошибке забрели не туда, куда надо, – ровным голосом произнесла Зюлейка.
Почувствовав в тоне матери нечто странное, Ясин не стал спорить и задал только один вопрос:
– Я должен взять вещи?
– Нет, ничего не бери.
Мальчик с удивлением наблюдал, как мать снимает с рук браслеты, с шеи – ожерелья, вынимает из ушей серьги и складывает все это на курси. Даже не взглянув на блестящую кучку, Зюлейка опустила на лицо покрывало, взяла ребенка за руку и сказала:
– Идем.
Молодая женщина вышла на улицу, не испытывая никакого страха: по сравнению с тем, что творилось в ее душе, самая жестокая, кровопролитная война казалась сущей ерундой.
Одни улицы были пусты и безмолвны, по другим непрерывно лился человеческий поток. Толпы изнемогающих от страха, недоедания и усталости людей мечтали вырваться из города, но это оказалось невозможным – армия аль-Мамуна окружила Багдад со всех сторон. Говорили, что если сам халиф аль-Амин укрылся в замке Хулд, стало быть, победа, врагов неизбежна.
Между тем воины халифа походным маршем продвигались по улицам города с развернутыми черными знаменами Аббасидов и при этом старались сохранить бодрый вид и чувство собственного достоинства.
Зюлейка ничего не видела, никого не слушала, она упорно брела вперед, не ведая, куда именно, ибо пребывала в страшном смятении и жестоком отчаянии. Горе накатило огромной разрушительной волной, и она не чаяла когда-либо выплыть на божий свет.
Живя в пустыне, Ясин привык к неожиданностям, привык к тому, что нужно подниматься среди ночи и идти с племенем, не задавая вопросов. Но жизнь изменилась, и в ней существовало нечто такое, о чем он не мог молчать.
– А как же отец? – тихо спросил мальчик.
Зюлейка не смогла ответить – ее душили слезы.
Тем временем ничего не подозревающая Зухра вошла в покои Джамили и лениво произнесла:
– Ну и скука! Когда все это закончится? Скорее бы один наследник победил другого!
Полная аристократического презрения как к солдатам вражеской армии, так и к простому народу Багдада, она не верила в то, что война способна в корне изменить ее жизнь. Будучи чистокровной персиянкой, Зухра полагала, что хорасанцы не причинят ей вреда.
Джамиля ничего не ответила. Она лежала в постели, оцепенелая, недвижимая, словно окаменевшая. Девушка по-прежнему думала об Амире, только теперь мысли о любимом не вызывали пьянящей сладости, а обжигали горечью.
– Что с тобой? – удивленно спросила Зухра.
– Моя жизнь кончена. Ожидание было напрасным. Своим упрямством я свела отца в могилу! Прошу, дай мне яду, я хочу умереть!
– Что случилось? – резко произнесла женщина.
Джамиля заговорила; после каждого слова следовал судорожный вздох.
– Амир… Зюлейка… У них есть сын… Это Ясин.
Зухра пожала плечами.
– Что за чепуху ты несешь?
– Это правда.
И Джамиля повторила рассказ Зюлейки.
В темных глазах Зухры застыло настороженное, выжидающее выражение. Она напрягла память и… вспомнила.
«Одна девушка ждет от меня ребенка… Она мне понравилась, и мы встречались по ночам. Я не думал жениться на ней, просто развлекался. Но недавно она объявила, что беременна» – так сказал Амир.
И назвал имя – Зюлейка.
Женщина дала сыну средство, о котором он просил. Очевидно, девушка не выпила жидкость или та не подействовала. «Маленький бедуин», которого ненавидела Зухра, был сыном Амира и ее внуком. Волею судьбы он занял то место, которое принадлежало ему по закону.
Словно ребенок, у которого ни с того ни с сего отобрали любимую игрушку, Зухра какое-то время растерянно смотрела в одну точку. Потом, встрепенувшись, осведомилась:
– Где Зюлейка?
– Не знаю.
Не обращая внимания на убитую горем Джамилю, женщина быстро вышла из комнаты и бросилась в сад. Одна из служанок сказала, что недавно Зюлейка вместе с Ясином вышла из дома. Госпожа сняла с себя все украшения и оставила их в комнате. Другая служанка слышала, как Алим и Зюлейка ссорились.
Зухра опустила на лицо покрывало и кинулась на улицу. Что-то произошло, но выяснять, что именно, и расспрашивать Алима было некогда. Следовало как можно скорее догнать Зюлейку.
Вдали, над крышами домов и верхушками деревьев, клубился дым, пахло гарью. С каждым шагом навстречу попадалось все меньше людей – Зухра бежала в тот конец города, где шли бои. Она не знала, в какую сторону могла отправиться Зюлейка; вероятно, молодая женщина инстинктивно выбрала путь, каким ходила чаще всего – к рыночным кварталам в восточной части Багдада.
Город выглядел притихшим и мрачным. Рынки опустели, словно их многочисленных обитателей внезапно унес чудовищный ураган.
Было душно, как перед грозой; Зухра задыхалась, ее одежда пропиталась потом, узкие туфли натерли нежные ноги, кровь стучала в висках. Женщина пребывала во власти суеверного страха. Сколько раз она желала смерти и Зюлейке, и своему внуку, в жилах которого текла кровь Амира! Теперь на ее голову упадет проклятие Аллаха! Только бы ничего не случилось, только бы ей удалось их догнать!
Навстречу спешили двое мужчин. Зухра спросила, не видели ли они женщину с мальчиком лет девяти.
– Да, – сказали они, – видели.
И посоветовали повернуть назад, но она не послушалась.
Там идут бои, госпожа, – добавил один из них. – Скоро хорасанцы будут здесь!
Кивнув им, Зухра побежала дальше.
Издалека, то нарастая, то затихая, доносился гул голосов, звон мечей, грохот камней, стук лошадиных копыт. Вдруг женщина заметила Зюлейку – та свернула в проулок и исчезла за стеной дома. Зухра прибавила шагу, а потом закричала.
Услышав, что ее кто-то зовет, Зюлейка остановилась и только сейчас увидела, где они оказались – в пустынной, полуразрушенной части города, куда вот-вот войдет неприятель. Молодая женщина в испуге повернула назад. Ясин обрадовался: он давно говорил матери, что они идут не туда, что нужно вернуться, но впавшая в трагическое оцепенение Зюлейка не обращала внимания на слова сына.
Зухра спешила навстречу; ее платье и покрывало развевались на ветру, легкие комнатные туфли скользили по камням мостовой. Подбежав к молодой женщине и мальчику, она, задыхаясь, воскликнула:
– Я все знаю, знаю! Прости! Идем домой!
Зюлейка смотрела отчужденным, затуманенным взглядом.
– У меня нет дома.
– Есть. У тебя и у Ясина.
Зухра произнесла имя мальчика с той нежностью и любовью, с какой обращалась только к Амиру.
– Мой муж больше не хочет меня видеть.
– При чем тут твой муж! – вскричала Зухра. – Ясин – сын Амира, мой внук, и этим все сказано!
Ясин посмотрел на женщину с удивлением и тревогой, потом перевел взгляд на мать.
Зюлейка не успела ответить – внезапно из проулка вырвались всадники и, будто черная туча, понеслись по дороге. За ними с криками и нестройным топотом двигалась лавина пехоты. Большинство солдат не останавливались на полпути, но кое-кто из наиболее предприимчивых и жадных уже рыскал вокруг в поисках ценностей, брошенных испуганными жителями Багдада.
Женщины и мальчик прижались к стене. Зухра подбежала к ближайшим воротам и забарабанила в них кулаками – никто не ответил.
Между тем один из воинов бросился к Зюлейке, схватил ее за руку и поволок к развалинам. Женщина закричала. Ясин, маленький мужчина и защитник матери, бросился на выручку. Он напал на воина так бесстрашно и яростно, будто надеялся одолеть его голыми руками. Солдат отпустил женщину и взмахнул саблей. Тело Зюлейки охватила страшная судорожная дрожь, разум заволокло глухой, непроницаемой чернотой. Сейчас она потеряет сына, лишится самого дорогого, что есть в ее жизни!
Женщина на мгновение зажмурилась и снова открыла глаза – в эту секунду между Ясином и саблей встала Зухра.
Зюлейка наблюдала, словно во сне, как Зухра медленно оседает на землю, а из глубокой раны на груди хлещет кровь. Затем к солдату подъехал другой воин и, не слезая с коня, уверенно и хладнокровно нанес ему удар. Ранивший Зухру человек упал, хрипя и содрогаясь всем телом, а всадник спрыгнул с лошади и подошел к женщинам.
– Как вы здесь оказались? – резко произнес он. – Кто вы такие?
Зюлейка не ответила; она склонилась над Зухрой, подняла ее и свое покрывало и с горестной жалостью смотрела в затуманенные глаза женщины, побелевшее лицо, на которое упала тень близкой смерти.
Вдруг за ее спиной прозвучал отчаянный вопль:
– Мама!
Зюлейка оглянулась. Мужчина опустился на колени и бережно приподнял голову лежащей на земле Зухры.
– Ты узнаешь меня, мама? Это я, Амир!
Всегда сверкающие живым, ярким огнем, будь то огонь неистовой ненависти или безрассудной, любви, а теперь потухшие глаза Зухры медленно открылись.
– Сынок! Ты вернулся! – с трудом произнесла она.
– Да. К тебе!
– Я рада, что мы все-таки встретились в этой жизни, потому что скоро я попаду в ад, – прошептала Зухра.
– Меня тоже не ждут в раю, мама! – горько усмехнулся Амир.
– Ты не знаешь, что я совершила. Отравила мать Алима, когда тот был еще младенцем, потом хотела лишить жизни его самого, но яд случайно выпил Хасан. Я заслужила смерть!
Амир отчаянно замотал головой.
– Для меня не имеет значения, что ты сделала. Ты должна жить.
– Прошу тебя, – сказала Зухра и из последних сил сжала руку сына своей холодеющей рукой, – позаботься о своем сыне!
Потом закрыла глаза и испустила дух.
Bсе минуты, когда Амир рыдал, припав к бездыханному телу матери, молодая женщина поняла, что простила его, простила сполна, а еще осознала, что он стал для нее посторонним человеком, тем, кому можно сочувствовать, но которого невозможно любить так, как любишь по-настоящему близких, родных людей.
Амир поднялся на ноги, и Зюлейка заметила, как сильно он изменился. Она не ожидала увидеть его таким. Его лицо обветрилось, черты стали резкими, в них проступала железная твердость воина, привыкшего сеять смерть.
Но глаза были полны глубокого горя и неподдельной скорби.
– Зюлейка? – растерянно промолвил Амир.
С тех пор как они виделись последний раз, прошло десять лет, но он ее узнал.
– Да, это я, – прошептала молодая женщина.
– Ты и… мать. Почему вы здесь? – непонимающе произнес Амир.
Молодая женщина покачала головой. Она ощущала себя измученной, опустошенной.
– Об этом долго рассказывать.
– Ты права. Надо уходить отсюда.
Амир поднял завернутое в покрывало тело Зухры и бережно положил поперек седла. Потом взял лошадь за повод. В это время Ясин шепнул матери:
– Я знаю этого человека! Он злой.
Амир резко обернулся.
– Что это за мальчик? И… о чем говорила мать?
Зюлейка тяжело вздохнула. На сегодня было довольно и признаний, и объяснений. Она ограничилась тем, что сказала:
– Вспомни.
Амир замер, пристально глядя на ребенка. По его лицу проносились тени самых разных чувств. Изумление, радость, смятение. Сын, его сын! Какие странные, чудесные, щемящие ощущения, будто в сердце внезапно просочилось нежное, ласкающее тепло. А еще там поселились неловкость и стыд.
– Он меня помнит. Кажется, я тоже его узнаю. Я видел его с Алимом. Но почему мой брат сказал, что…
– Теперь это не столь важно, – перебила Зюлейка, – все равно наши с тобой пути расходятся в разные стороны.
Она взяла Ясина за руку и решительно зашагала по улице. Пронзенный внезапной догадкой, Амир бросился следом.
– Так ты жена Алима?!
– Я была ею. Мой муж больше не хочет меня видеть, – ответила женщина и продолжила путь.
– Постой! Не уходи. Что я должен сделать? Как могу помочь?
Зюлейка остановилась. Когда-то она отдала бы за эти слова и сердце, и душу, а теперь они вызвали только горестную усмешку.
– Ты мне не поможешь. Иди к Джамиле. Она тебя любит и ждет.
Амир посмотрел на ребенка.
– Алим знает правду?
– Теперь да. И не может простить.
Они помолчали.
– Куда ты собираешься идти?
– К своему дяде. Поживу у него несколько дней. Потом решу, что делать.
– Будь осторожна, – сказал Амир, – и береги… своего мальчика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30