https://wodolei.ru/catalog/unitazy/s-gorizontalnym-vypuskom/
Кочевникам была неведома роскошь, они заботились лишь о самых необходимых удобствах и исчисляли богатство количеством скота. Больше всего на свете ценили не золото, а воду.
– Входи, – приветливо произнес Абдулхади, увидев девушку. – Садись. Выпьешь молока?
В Багдаде такое было невозможно, там между теми, кто облечен властью, и простыми людьми пролегала пропасть. Но Зюлейка успела привыкнуть к обычаям бедуинов. Она поблагодарила и села.
– Ты живешь среди нас не первый день, и мы убедились в том, что ты простая, работящая, хорошая и честная девушка. Скажи, ты по-прежнему хочешь остаться в племени?
Зюлейка кивнула, и Абдулхади продолжил:
– Я поговорил со стариками. Мы можем позволить тебе стать одной из нас только в том случае, если ты выйдешь замуж за бедуина. Ты пришла к нам в рваной рубашке, и у тебя нет ничего, кроме добродетели и красоты. Тем не менее, многие мужчины хотят видеть тебя своей женой. Я же дам тебе совет не тревожить сердца наших женщин и выйти замуж за Ясина, человека, который тебя спас. Он немногим старше тебя, ему девятнадцать лет. Не говорит и не слышит, но он честный, смелый, работящий парень. К тому же ты ему нравишься. Жаль, девушки пренебрегают Ясином, но я надеюсь, что ты будешь умнее. Если согласна, сыграем свадьбу, и никто не сможет выгнать тебя из племени.
Зюлейка напряженно молчала. Ее сердце пылало, тогда, как мозг работал холодно и четко.
«Вы, женщины, знаете много уловок, как обмануть нас, мужчин», – сказал ей Амир.
Что ж, отныне придется поступать только так. Ясин немой. Родственников у него нет. Ему девятнадцать лет, девушки его избегают: едва ли он когда-то был близок с женщиной. Она попытается его обмануть. У нее будет муж, у ее ребенка – отец. Она навсегда останется с бедуинами.
Когда-то Зюлейка мечтала о любви, хотела узнать ее вкус, вдохнуть аромат, погрузиться в нее до головокружения, до блаженной истомы. Больше она не нуждается в этом чувстве, ибо любовь ведет к гибели, к потере воли, бросает в пучину горя. Отныне ей нужен только покой. Она поклянется в этом и будет верна своей клятве.
Зюлейка наклонила голову.
– Я согласна.
Абдулхади обрадовался больше, чём она ожидала.
– Слава Аллаху! Я всегда мечтал удачно женить этого парня. И очень хотел, чтобы ты осталась с нами.
803 год, провинция Мах
Когда караван скрылся из виду, Амир долго и упорно брел по бездорожью, по выжженной солнцем, жесткой, колющей ноги траве. Степь тянулась вправо и влево, бесконечная, унылая, как песня кочевника.
Вскоре ему захотелось есть и пить, но вокруг не было ни капли влаги.
Чуть позже на его пути стали попадаться деревья с блеклой, серовато-зеленой корой и толстыми, скрученными ветвями, похожими на клубок одеревеневших змей. Это был лавр. Амир попробовал жевать его листья, но они были горькими. Свежие рубцы на спине болели, уставшее тело ныло, не привыкшие к долгой ходьбе босые ноги были сбиты в кровь, безжалостное солнце напекло голову.
С него сорвали одежду, жестоко высекли и бросили на дороге. Молодой человек был рад тому, что этого не видела Джамиля. Вероятно, Хасан увез девушку в Багдад, и он, Амир, никогда ее не увидит. Не увидит и мать, и обе женщины сойдут с ума от тоски. Возможно, со временем Джамиля забудет о нем. Она выйдет за другого, и у нее появятся дети. А вот Зухре придется страдать до конца жизни.
Амира ошеломляло дикое сочетание свободы и отчаяния. Он был тем, кем был, и вместе с тем стал никем. Только звезды не отклоняются от предначертанного пути, а человек всегда борется с судьбой. Зачастую получает в награду не то, что хочет. Быть может, то, что заслуживает.
Наступила ночь. Огромные, низкие; яркие звезды прорезали темную синеву неба. Чернота затопила степь снизу доверху, наполнила глубокой, таинственной тишиной. Холодный ветер свободно гулял по равнине, и Амир скорчился на земле, обнял озябшие плечи, сжался в комок. Ничего, чтобы согреться, чтобы развести огонь! Даже дикого зверя спасает шкура, а он… За что ему это? За что?!
Он не помнил, сколько времени пролежал без сна, пока тьма не начала таять, горизонт сделался фиолетовым, потом багровым, после – золотистым. Юркие ящерицы вылезли погреться на плоские камни. Послышался стрекот насекомых, звонкая перекличка птиц. Амир поднялся с земли и обратил взор навстречу восходящему солнцу. Во взгляде полыхало пламя упрямства, нежелания сдаваться, вызова безжалостной судьбе.
Он шел и шел, едва не падая от усталости. Постепенно степь уступила место пескам, потом появились растрескавшиеся камни, черные, будто обожженные огнем. Они были горячими, как раскаленные угли, и Амир старательно их обходил. Иногда попадались лощины с акациями и низкорослым кустарником, но влаги не было, и он продолжал страдать от жажды. Едва ли поблизости были озера и реки. Позади осталась бесконечная степь. Впереди возвышалось Иранское нагорье.
Он почти терял сознание, когда ему привиделись всадники, все в черном, на быстрых конях. Амир упал на колени от слабости. Незнакомцы заметили путника, спешились и дали ему напиться. Потом один из них спросил:
– Кто ты и откуда?
Молодой человек ответил.
– Не похоже, – безжалостно промолвил тот, кто, по-видимому, был главным.
– Меня изгнали, – это было все, что мог сказать Амир.
– Давно блуждаешь?
– Не помню.
– Тебя избили. За что?
– Ослушался отца. Халифа. Аллаха.
Человек рассмеялся.
– Аллаха?
– Вы не верите в Бога? – прошептал Амир.
– Мы верим только в то, что видим своими глазами. Потому нам не страшны ни Бог, ни судьба.
– Вы меня убьете?
Человек удивился.
– Зачем? Для начала поговорим.
Незнакомцы привели Амира в свой временный лагерь. У этих людей не было ничего постоянного, кроме желания грабить проходящие по тракту караваны. Они без устали рыскали по степи, вольные как ветер, не ведающие жалости и не боящиеся Бога.
Единственная реальность, которую они знали, была для них в настоящем: они не страшились загробных мук, как не терзались угрызениями совести.
Вечером Амир сидел возле костра рядом с главарем шайки по имени Хамид, ел зажаренное на углях мясо и слушал задумчивую речь собеседника.
– Наверное, в это трудно поверить, но совсем недавно я был таким же, как ты, – говорил Хамид. – Родился в богатой и знатной семье, жил в Багдаде. Все изменилось после падения Бармекидов. Тебе хорошо известно, что стало с доверенными лицами этого некогда могущественного семейства. Одним из них был мой отец. Нас лишили имущества, отец и старшие братья умерли в тюрьме. Мне удалось бежать из Багдада. Меня искали, но не нашли. Где я мог найти пристанище? Только в степи. Как добывать пропитание? Только разбоем.
Амир не отрываясь смотрел на огонь. Пламя потрескивало, гудело, его яркие языки лизали мрак. Искры взлетали вверх и исчезали в ночи.
– Как тебе удалось стать главарем?
Хамид усмехнулся.
– Эти люди по большей части неразумны. В глубине души – трусливы. А я был умен и смел. К тому же мне нечего было терять. Поначалу они хотели меня убить. А я заставил их уважать себя. И бояться.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
Амир удивился. Хамид выглядел значительно старше.
– Начнешь жить такой жизнью, тоже изменишься, – сказал он.
– Я? Такой жизнью?
– У тебя есть выбор? Я предлагаю тебе остаться с нами.
– Я не грабитель. Никогда никого не убивал.
– Научишься. Быть жестоким легко. Милосердным – труднее.
Амир пожал плечами.
– Никогда не думал, что стану разбойником!
– Твоя судьба похожа на мою, – заметил Хамид. – Ты из состоятельной, знатной семьи, умеешь читать и писать. Люди, что меня окружают, – дикари, шакалы. Управлять ими можно лишь при помощи силы, удерживать – хорошей добычей. В них живет только жадность. А в тебе – ненависть к халифу. Ведь ты его ненавидишь?
– Да, – подумав, промолвил Амир, – ненавижу.
– Я видел его караван, – сказал Хамид, сжав кулаки, – и желал, чтобы его глаза выжгло солнце! Чего бы я только не отдал за возможность отомстить!
– Разве месть вернет тебе то, что ты потерял? – задумчиво произнес Амир.
– Вернет. Причем самое главное – самого себя. Ради этого я и разъезжаю по степи, сея смерть. Богатство меня не интересует. Большую часть золота я скрываю в тайнике, местоположение которого известно только мне. Придет время – использую его для того, чтобы достичь заветной цели.
– Каким образом?
– Судьба подскажет, – ответил Хамид и испытующе взглянул на собеседника. – Я буду искренне рад, если у меня появится союзник!
Утром Амир уехал вместе с Хамидом и его всадниками. Надел плащ-абайе из грубой шерсти, повязал голову черным платком. Сев в седло, он последний раз посмотрел в ту сторону, где растаял след каравана Харун аль-Рашида, где остались отец, мать, Джамиля. И – прежняя жизнь.
Глава VIII
803 год, Багдад
Хасан и Ахмед сидели друг против друга в доме судьи и молчали. Молчание было тяжелым. Хасан только что подробно рассказал другу о том, что случилось на Хорасанском тракте. Он приехал в Багдад два дня назад и немедля вернул Джамилю обезумевшему от тревоги и горя отцу. А сегодня явился для серьезного разговора.
– Я думал, что ты больше не придешь, – промолвил Ахмед, поднимая на друга печальный взгляд.
– Почему нет? Разве ты меня чем-то обидел?
Ахмед вздохнул.
– Это я не уследил за ней. Не сберег. В результате ты потерял сына.
Хасан накрыл ладонью пальцы друга.
– Я не хочу говорить об Амире. Слава Аллаху, халиф сохранил ему жизнь, но для меня он умер. Отныне у меня остался только один сын. Когда государь вернется в Багдад, я представлю Алима ко двору. – Он сделал паузу и продолжил: – Я хочу поговорить о твоей дочери.
Ахмед произнес с краской в лице:
– Что говорить? Джамиля опозорена.
– Амир ее не тронул.
– Все равно. Она сбежала из дому с мужчиной! Ее никто не возьмет.
– Я возьму.
– Ты? – Ахмед сокрушенно покачал головой. – Она по-прежнему тебе нужна?
– Да. Я ее люблю и хочу сделать своей женой.
Ахмед сплел пальцы в замок. Он не желал неволить дочь и не хотел обижать друга юности.
– Но она… она только и говорит о любви… к твоему сыну.
– Это пройдет, – спокойно произнес Хасан. – Надеюсь, она понимает, что никогда его не увидит?
– Понимает. Но не может поверить.
Хасан поморщился. Он хотел избавиться от мыслей о девушке, но не мог. Всю дорогу начальник барида исподволь любовался прекрасными заплаканными глазами и грустным лицом Джамили. Наблюдал за тем, как степной ветер перебирает складки ее одежды, шевелит завитки волос. Восхищался ее движениями, полными неотразимой, естественной грации и красоты.
В дороге Хасан понял, что по натуре девушка кротка и послушна. Будет страдать, но покорится. А там и забудет. Привыкнет. Полюбит.
Он поднялся с дивана и с достоинством произнес:
– Я сказал свое слово. Джамиля – твоя дочь, тебе и решать, Ахмед.
Тот нерешительно осведомился:
– Твоя жена… что она сказала, когда ты вернулся?
Хасан вздрогнул. Что сказала Зухра? Она не говорила – кричала, вопила и выла. Рвала на себе одежду и волосы, срывала украшения. Обвинила его в том, что ради девчонки он погубил родного сына. Потом женщина уединилась в своих покоях и не выходила оттуда. Хасан понимал ее чувства, но, к своему удивлению, не испытывал жалости к жене. Именно она воспитала Амира порывистым, беспечным, себялюбивым, внушила ему то, что не должна была внушать: непокорность отцу, ненависть к брату.
– С Зухрой я справлюсь. Она не посмеет обижать Джамилю, – уверенно заявил он.
Ахмед тоже встал.
– Тогда по рукам! Надеюсь, с тобой моя дочь обретет смысл жизни и душевный покой.
Ожидая свадьбы, Хасан предпочитал проводить время в беседах с младшим сыном. Посвящал его в подробности дел главного почтового ведомства Багдада, учил тонкостям дворцового этикета. Хасану нравилось говорить с Алимом, нравилась внимательность, вдумчивость и скромность юноши. Амир никогда не мог выслушать что-либо до конца, усидеть на месте, у него часто менялось настроение, тогда как этот мальчик отличался спокойствием и серьезностью.
Алим вырос без матери, его детство прошло в тени старшего брата, который открыто пренебрегал их родством, но это не пробудило в нем ни злобы, ни зависти. Зухра никогда не упускала случая оскорбить и унизить сына покойной соперницы, потому ему, пожалуй, не хватало решимости и уверенности в себе. Отец старался внушить Алиму, что отныне он – его единственный сын и наследник, надежда и опора в грядущей старости. Так будет, даже если Джамиля (Хасан на это надеялся) осчастливит его детьми.
Прошло больше месяца. Алим был представлен ко двору великого халифа Харун аль-Рашида и получил место в главном почтовом ведомстве Багдада, где начал служить под началом отца.
Все шло своим чередом. Приближался день свадьбы Хасана ибн Акбар аль-Бархи с Джамилей, дочерью Ахмеда ибн Кабир аль-Халиди.
803 год, пустыня Нефуд
Пустыня оставалась пустыней: солнце нещадно жгло – к полудню песок раскалялся, будто угли в печи. Если налетал ветер, казалось, лицо овевает дыхание пожара, а глаза засыпает огненная пыль. Но теперь эта жестокая, непредсказуемая земля сделалась для Зюлейки вторым домом, куда более гостеприимным, чем тот, в котором она провела свое детство.
Сегодня она выходила замуж – без долгой подготовки, красивых нарядов и дорогих украшений. Это не смущало девушку, ибо у нее никогда не было ни драгоценностей, ни хорошей одежды. Она радовалась тому, что отныне у нее появится свой шатер, в котором она будет хозяйкой.
Свадьба была веселой и продолжалась до самой полуночи. Звучала музыка, певец-шаир воспевал красоту невесты и мужество жениха.
Ясин не слушал ни музыку, ни певца, потому что не мог услышать. Он смотрел на невесту и нерешительно улыбался смущенной, радостной улыбкой. Зюлейке нравился его взгляд, он был задумчивым и добрым.
Когда женщины отвели ее в шатер и оставили дожидаться мужа, девушке стало страшно. Она вспомнила Амира, который ее бросил, Шакура, который хотел взять ее силой, жестоко избил и оставил умирать в пустыне. Этот человек – незнакомый, чужой, и она должна позволить ему нечто такое, чего больше не хотела позволять никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30
– Входи, – приветливо произнес Абдулхади, увидев девушку. – Садись. Выпьешь молока?
В Багдаде такое было невозможно, там между теми, кто облечен властью, и простыми людьми пролегала пропасть. Но Зюлейка успела привыкнуть к обычаям бедуинов. Она поблагодарила и села.
– Ты живешь среди нас не первый день, и мы убедились в том, что ты простая, работящая, хорошая и честная девушка. Скажи, ты по-прежнему хочешь остаться в племени?
Зюлейка кивнула, и Абдулхади продолжил:
– Я поговорил со стариками. Мы можем позволить тебе стать одной из нас только в том случае, если ты выйдешь замуж за бедуина. Ты пришла к нам в рваной рубашке, и у тебя нет ничего, кроме добродетели и красоты. Тем не менее, многие мужчины хотят видеть тебя своей женой. Я же дам тебе совет не тревожить сердца наших женщин и выйти замуж за Ясина, человека, который тебя спас. Он немногим старше тебя, ему девятнадцать лет. Не говорит и не слышит, но он честный, смелый, работящий парень. К тому же ты ему нравишься. Жаль, девушки пренебрегают Ясином, но я надеюсь, что ты будешь умнее. Если согласна, сыграем свадьбу, и никто не сможет выгнать тебя из племени.
Зюлейка напряженно молчала. Ее сердце пылало, тогда, как мозг работал холодно и четко.
«Вы, женщины, знаете много уловок, как обмануть нас, мужчин», – сказал ей Амир.
Что ж, отныне придется поступать только так. Ясин немой. Родственников у него нет. Ему девятнадцать лет, девушки его избегают: едва ли он когда-то был близок с женщиной. Она попытается его обмануть. У нее будет муж, у ее ребенка – отец. Она навсегда останется с бедуинами.
Когда-то Зюлейка мечтала о любви, хотела узнать ее вкус, вдохнуть аромат, погрузиться в нее до головокружения, до блаженной истомы. Больше она не нуждается в этом чувстве, ибо любовь ведет к гибели, к потере воли, бросает в пучину горя. Отныне ей нужен только покой. Она поклянется в этом и будет верна своей клятве.
Зюлейка наклонила голову.
– Я согласна.
Абдулхади обрадовался больше, чём она ожидала.
– Слава Аллаху! Я всегда мечтал удачно женить этого парня. И очень хотел, чтобы ты осталась с нами.
803 год, провинция Мах
Когда караван скрылся из виду, Амир долго и упорно брел по бездорожью, по выжженной солнцем, жесткой, колющей ноги траве. Степь тянулась вправо и влево, бесконечная, унылая, как песня кочевника.
Вскоре ему захотелось есть и пить, но вокруг не было ни капли влаги.
Чуть позже на его пути стали попадаться деревья с блеклой, серовато-зеленой корой и толстыми, скрученными ветвями, похожими на клубок одеревеневших змей. Это был лавр. Амир попробовал жевать его листья, но они были горькими. Свежие рубцы на спине болели, уставшее тело ныло, не привыкшие к долгой ходьбе босые ноги были сбиты в кровь, безжалостное солнце напекло голову.
С него сорвали одежду, жестоко высекли и бросили на дороге. Молодой человек был рад тому, что этого не видела Джамиля. Вероятно, Хасан увез девушку в Багдад, и он, Амир, никогда ее не увидит. Не увидит и мать, и обе женщины сойдут с ума от тоски. Возможно, со временем Джамиля забудет о нем. Она выйдет за другого, и у нее появятся дети. А вот Зухре придется страдать до конца жизни.
Амира ошеломляло дикое сочетание свободы и отчаяния. Он был тем, кем был, и вместе с тем стал никем. Только звезды не отклоняются от предначертанного пути, а человек всегда борется с судьбой. Зачастую получает в награду не то, что хочет. Быть может, то, что заслуживает.
Наступила ночь. Огромные, низкие; яркие звезды прорезали темную синеву неба. Чернота затопила степь снизу доверху, наполнила глубокой, таинственной тишиной. Холодный ветер свободно гулял по равнине, и Амир скорчился на земле, обнял озябшие плечи, сжался в комок. Ничего, чтобы согреться, чтобы развести огонь! Даже дикого зверя спасает шкура, а он… За что ему это? За что?!
Он не помнил, сколько времени пролежал без сна, пока тьма не начала таять, горизонт сделался фиолетовым, потом багровым, после – золотистым. Юркие ящерицы вылезли погреться на плоские камни. Послышался стрекот насекомых, звонкая перекличка птиц. Амир поднялся с земли и обратил взор навстречу восходящему солнцу. Во взгляде полыхало пламя упрямства, нежелания сдаваться, вызова безжалостной судьбе.
Он шел и шел, едва не падая от усталости. Постепенно степь уступила место пескам, потом появились растрескавшиеся камни, черные, будто обожженные огнем. Они были горячими, как раскаленные угли, и Амир старательно их обходил. Иногда попадались лощины с акациями и низкорослым кустарником, но влаги не было, и он продолжал страдать от жажды. Едва ли поблизости были озера и реки. Позади осталась бесконечная степь. Впереди возвышалось Иранское нагорье.
Он почти терял сознание, когда ему привиделись всадники, все в черном, на быстрых конях. Амир упал на колени от слабости. Незнакомцы заметили путника, спешились и дали ему напиться. Потом один из них спросил:
– Кто ты и откуда?
Молодой человек ответил.
– Не похоже, – безжалостно промолвил тот, кто, по-видимому, был главным.
– Меня изгнали, – это было все, что мог сказать Амир.
– Давно блуждаешь?
– Не помню.
– Тебя избили. За что?
– Ослушался отца. Халифа. Аллаха.
Человек рассмеялся.
– Аллаха?
– Вы не верите в Бога? – прошептал Амир.
– Мы верим только в то, что видим своими глазами. Потому нам не страшны ни Бог, ни судьба.
– Вы меня убьете?
Человек удивился.
– Зачем? Для начала поговорим.
Незнакомцы привели Амира в свой временный лагерь. У этих людей не было ничего постоянного, кроме желания грабить проходящие по тракту караваны. Они без устали рыскали по степи, вольные как ветер, не ведающие жалости и не боящиеся Бога.
Единственная реальность, которую они знали, была для них в настоящем: они не страшились загробных мук, как не терзались угрызениями совести.
Вечером Амир сидел возле костра рядом с главарем шайки по имени Хамид, ел зажаренное на углях мясо и слушал задумчивую речь собеседника.
– Наверное, в это трудно поверить, но совсем недавно я был таким же, как ты, – говорил Хамид. – Родился в богатой и знатной семье, жил в Багдаде. Все изменилось после падения Бармекидов. Тебе хорошо известно, что стало с доверенными лицами этого некогда могущественного семейства. Одним из них был мой отец. Нас лишили имущества, отец и старшие братья умерли в тюрьме. Мне удалось бежать из Багдада. Меня искали, но не нашли. Где я мог найти пристанище? Только в степи. Как добывать пропитание? Только разбоем.
Амир не отрываясь смотрел на огонь. Пламя потрескивало, гудело, его яркие языки лизали мрак. Искры взлетали вверх и исчезали в ночи.
– Как тебе удалось стать главарем?
Хамид усмехнулся.
– Эти люди по большей части неразумны. В глубине души – трусливы. А я был умен и смел. К тому же мне нечего было терять. Поначалу они хотели меня убить. А я заставил их уважать себя. И бояться.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать шесть.
Амир удивился. Хамид выглядел значительно старше.
– Начнешь жить такой жизнью, тоже изменишься, – сказал он.
– Я? Такой жизнью?
– У тебя есть выбор? Я предлагаю тебе остаться с нами.
– Я не грабитель. Никогда никого не убивал.
– Научишься. Быть жестоким легко. Милосердным – труднее.
Амир пожал плечами.
– Никогда не думал, что стану разбойником!
– Твоя судьба похожа на мою, – заметил Хамид. – Ты из состоятельной, знатной семьи, умеешь читать и писать. Люди, что меня окружают, – дикари, шакалы. Управлять ими можно лишь при помощи силы, удерживать – хорошей добычей. В них живет только жадность. А в тебе – ненависть к халифу. Ведь ты его ненавидишь?
– Да, – подумав, промолвил Амир, – ненавижу.
– Я видел его караван, – сказал Хамид, сжав кулаки, – и желал, чтобы его глаза выжгло солнце! Чего бы я только не отдал за возможность отомстить!
– Разве месть вернет тебе то, что ты потерял? – задумчиво произнес Амир.
– Вернет. Причем самое главное – самого себя. Ради этого я и разъезжаю по степи, сея смерть. Богатство меня не интересует. Большую часть золота я скрываю в тайнике, местоположение которого известно только мне. Придет время – использую его для того, чтобы достичь заветной цели.
– Каким образом?
– Судьба подскажет, – ответил Хамид и испытующе взглянул на собеседника. – Я буду искренне рад, если у меня появится союзник!
Утром Амир уехал вместе с Хамидом и его всадниками. Надел плащ-абайе из грубой шерсти, повязал голову черным платком. Сев в седло, он последний раз посмотрел в ту сторону, где растаял след каравана Харун аль-Рашида, где остались отец, мать, Джамиля. И – прежняя жизнь.
Глава VIII
803 год, Багдад
Хасан и Ахмед сидели друг против друга в доме судьи и молчали. Молчание было тяжелым. Хасан только что подробно рассказал другу о том, что случилось на Хорасанском тракте. Он приехал в Багдад два дня назад и немедля вернул Джамилю обезумевшему от тревоги и горя отцу. А сегодня явился для серьезного разговора.
– Я думал, что ты больше не придешь, – промолвил Ахмед, поднимая на друга печальный взгляд.
– Почему нет? Разве ты меня чем-то обидел?
Ахмед вздохнул.
– Это я не уследил за ней. Не сберег. В результате ты потерял сына.
Хасан накрыл ладонью пальцы друга.
– Я не хочу говорить об Амире. Слава Аллаху, халиф сохранил ему жизнь, но для меня он умер. Отныне у меня остался только один сын. Когда государь вернется в Багдад, я представлю Алима ко двору. – Он сделал паузу и продолжил: – Я хочу поговорить о твоей дочери.
Ахмед произнес с краской в лице:
– Что говорить? Джамиля опозорена.
– Амир ее не тронул.
– Все равно. Она сбежала из дому с мужчиной! Ее никто не возьмет.
– Я возьму.
– Ты? – Ахмед сокрушенно покачал головой. – Она по-прежнему тебе нужна?
– Да. Я ее люблю и хочу сделать своей женой.
Ахмед сплел пальцы в замок. Он не желал неволить дочь и не хотел обижать друга юности.
– Но она… она только и говорит о любви… к твоему сыну.
– Это пройдет, – спокойно произнес Хасан. – Надеюсь, она понимает, что никогда его не увидит?
– Понимает. Но не может поверить.
Хасан поморщился. Он хотел избавиться от мыслей о девушке, но не мог. Всю дорогу начальник барида исподволь любовался прекрасными заплаканными глазами и грустным лицом Джамили. Наблюдал за тем, как степной ветер перебирает складки ее одежды, шевелит завитки волос. Восхищался ее движениями, полными неотразимой, естественной грации и красоты.
В дороге Хасан понял, что по натуре девушка кротка и послушна. Будет страдать, но покорится. А там и забудет. Привыкнет. Полюбит.
Он поднялся с дивана и с достоинством произнес:
– Я сказал свое слово. Джамиля – твоя дочь, тебе и решать, Ахмед.
Тот нерешительно осведомился:
– Твоя жена… что она сказала, когда ты вернулся?
Хасан вздрогнул. Что сказала Зухра? Она не говорила – кричала, вопила и выла. Рвала на себе одежду и волосы, срывала украшения. Обвинила его в том, что ради девчонки он погубил родного сына. Потом женщина уединилась в своих покоях и не выходила оттуда. Хасан понимал ее чувства, но, к своему удивлению, не испытывал жалости к жене. Именно она воспитала Амира порывистым, беспечным, себялюбивым, внушила ему то, что не должна была внушать: непокорность отцу, ненависть к брату.
– С Зухрой я справлюсь. Она не посмеет обижать Джамилю, – уверенно заявил он.
Ахмед тоже встал.
– Тогда по рукам! Надеюсь, с тобой моя дочь обретет смысл жизни и душевный покой.
Ожидая свадьбы, Хасан предпочитал проводить время в беседах с младшим сыном. Посвящал его в подробности дел главного почтового ведомства Багдада, учил тонкостям дворцового этикета. Хасану нравилось говорить с Алимом, нравилась внимательность, вдумчивость и скромность юноши. Амир никогда не мог выслушать что-либо до конца, усидеть на месте, у него часто менялось настроение, тогда как этот мальчик отличался спокойствием и серьезностью.
Алим вырос без матери, его детство прошло в тени старшего брата, который открыто пренебрегал их родством, но это не пробудило в нем ни злобы, ни зависти. Зухра никогда не упускала случая оскорбить и унизить сына покойной соперницы, потому ему, пожалуй, не хватало решимости и уверенности в себе. Отец старался внушить Алиму, что отныне он – его единственный сын и наследник, надежда и опора в грядущей старости. Так будет, даже если Джамиля (Хасан на это надеялся) осчастливит его детьми.
Прошло больше месяца. Алим был представлен ко двору великого халифа Харун аль-Рашида и получил место в главном почтовом ведомстве Багдада, где начал служить под началом отца.
Все шло своим чередом. Приближался день свадьбы Хасана ибн Акбар аль-Бархи с Джамилей, дочерью Ахмеда ибн Кабир аль-Халиди.
803 год, пустыня Нефуд
Пустыня оставалась пустыней: солнце нещадно жгло – к полудню песок раскалялся, будто угли в печи. Если налетал ветер, казалось, лицо овевает дыхание пожара, а глаза засыпает огненная пыль. Но теперь эта жестокая, непредсказуемая земля сделалась для Зюлейки вторым домом, куда более гостеприимным, чем тот, в котором она провела свое детство.
Сегодня она выходила замуж – без долгой подготовки, красивых нарядов и дорогих украшений. Это не смущало девушку, ибо у нее никогда не было ни драгоценностей, ни хорошей одежды. Она радовалась тому, что отныне у нее появится свой шатер, в котором она будет хозяйкой.
Свадьба была веселой и продолжалась до самой полуночи. Звучала музыка, певец-шаир воспевал красоту невесты и мужество жениха.
Ясин не слушал ни музыку, ни певца, потому что не мог услышать. Он смотрел на невесту и нерешительно улыбался смущенной, радостной улыбкой. Зюлейке нравился его взгляд, он был задумчивым и добрым.
Когда женщины отвели ее в шатер и оставили дожидаться мужа, девушке стало страшно. Она вспомнила Амира, который ее бросил, Шакура, который хотел взять ее силой, жестоко избил и оставил умирать в пустыне. Этот человек – незнакомый, чужой, и она должна позволить ему нечто такое, чего больше не хотела позволять никому.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30