Ему открылась картина неописуемой красоты: солнце поднялось еще недостаточно высоко, чтобы заставить коралловый песок сверкать, зато оно высветило сочную зелень лагуны, белизну бурунов, синеву океана и целую палитру красок неба, от всех оттенков фиолетового цвета далеко на западе до переливов алого на востоке. Эта красота вместе со свежестью дня приводила в восторг ту часть его ума, которая не была занята попыткой определить вчерашний курс пахи и их нынешнее положение относительно «Сюрприза».
Попытки были, увы, безуспешны: голова капитана была слишком забита, чтобы заниматься сложными вычислениями. Вечером он просто убедил Стивена, что все хорошо и даже великолепно, после чего уснул, перебирая в памяти ряды цифр.
Накануне произошло столько всего, что Джек не обратил достаточного внимания на скорость хода и направление пахи, но он хорошо запомнил, что ветер тогда дул два-три румба позади траверза, кроме последнего галса. Что касается скорости, то все это время она едва ли превышала четыре узла. «Удивительно толково придуманное судно, — размышлял он. — Хотя не слишком прочное и на полных курсах идущее лучше, чем на острых. Не удивлюсь, если ночью, когда волнение усилилось, оно легло в дрейф, а теперь штормует под убранными парусами, в течение нескольких часов находясь под ветром».
Выходит, каждый час оно проходит четыре мили, а если учесть дрейф и галс в северном направлении, то его курс вест-норд-вест плюс-минус полрумба. Джек начертил на песке две линии, одна из которых изображала путь, пройденный туземным судном от той точки, где их приняли на борт, чтобы доставить на этот остров, а вторая — продвижение «Сюрприза» в западном направлении и его возвращение курсом бейдевинд. В настоящее время он должен снова двигаться на запад после того, как в темное время суток пролежал в дрейфе в какой-то точке на востоке, где они оба пропали, и может сейчас находиться где-то поблизости от нужного меридиана. Джек опустил перпендикуляр от острова на эту вторую линию, и у него на лице появилось мрачное выражение; проверил свои расчеты, и лицо его еще больше помрачнело. Даже если фрегат выдвинет шлюпки на значительное расстояние по бортам, вряд ли возможно заметить этот низменный, удаленный к северу остров, клочок суши, затерянный в безбрежном океане и не нанесенный ни на одну карту.
— Вряд ли это возможно, — произнес он, но тут, охваченный надеждой, вспомнил, что во время обрядовых плясок туземное судно сбилось со взятого им курса. Таким образом, перпендикуляр стал короче — правда, не намного — мили на полторы-две: их следовало умножить на каждый час танцев и разглагольствований, но этого было достаточно, чтобы ослабить тиски, сжимавшие ему сердце.
Вопрос заключался в том, сколько времени Моуэт будет продолжать поиски, спустив на воду все шлюпки и двигаясь медленно, возможно, зигзагом, стараясь прочесать как можно большую поверхность океана. Все знали, что Джек великолепный пловец, но ведь никто не может оставаться на воде неопределенно долго.
Учитывая задачу, поставленную перед фрегатом — преследование «Норфолка», — как долго может Моуэт продолжать поиски в пустынном, на первый взгляд, море? А может, он уже прекратил их? Правда, от Хогга он знал об островах, не отмеченных на картах, и все же…
— Доброе утро, Джек, — произнес Стивен. — Что за славный денек, правда? Надеюсь, вы так же хорошо выспались, как и я. Весьма освежающее погружение во тьму. Еще не заметили корабль?
— Пока нет. Скажите, Стивен, сколько, по-вашему, продолжались вчерашние пляски? Их, как бы вы выразились, обряд поклонения высшим силам?
— Совсем недолго, я в этом уверен.
— Но ведь то, что у нас принято называть проповедью, продолжалось несколько часов.
— Она показалась такой длинной из-за скуки и ужаса, которые наводила.
— Чепуха, — произнес Джек Обри.
— Послушайте, дружище, — заметил Стивен, — у вас такой свирепый вид — вы испортили свой рисунок на песке. Злитесь из-за того, что нет корабля? Я уверен, вы скоро увидите его. Объяснения, которые я от вас услышал вчера вечером, окончательно убедили меня. Более разумно, более связно нельзя было изложить. — Почесав голову, он спросил: — Вижу, вы еще не купались. Может, окунетесь, и это поднимет вам настроение.
— Может, и поднимет, — улыбнулся Обри. — Только я накупался на много лет вперед. До сих пор чувствую себя промокшим, как цуцик.
— В таком случае, — заключил доктор, — вы не сочтете неуместным мое предложение слазать на пальму за кокосами на завтрак? Я пытался проделать это несколько раз, но никогда не поднимался выше чем на шесть или семь футов. Затем падал, больно обдирая руки. В некоторых аспектах ремесла морехода я сущий профан, не то, что вы — настоящий моряк.
Капитан действительно был настоящим моряком, но на кокосовые пальмы не залезал с тех пор, как был худощавым, стройным гардемарином, служившим в Вест-Индии. Он был по-прежнему подвижен, но весил свыше ста килограммов, поэтому с сомнением посмотрел на высоченные деревья. Толщина самого мощного ствола не превышала восемнадцати дюймов, а высота достигала сотни футов. Ни одно из них не стояло прямо даже в мертвый штиль, ну а сейчас, когда дул свежий ветер, они качались и гнулись вовсю. Но не их подвижность заставила Джека призадуматься (жестокая болтанка была для него делом привычным), а мысль о том, что подобный рычаг, не поддерживаемый вантами, штагами и фордунами, на конце которого находится такая тяжесть, создаст невероятную нагрузку на нижнюю часть ствола, неглубоко вросшего в коралловый, чуть прикрытый зеленью песок.
Джек Обри походил по рощице, выбирая пальму потолще.
— Наконец-то, — произнес он, взглянув вверх на зеленую крону. — Во всяком случае, такая шапка зелени смягчит падение дерева, если оно все же произойдет.
Во время продолжительного и трудного подъема ему не раз казалось, что пальма, наклонявшаяся под самыми сильными порывами ветра до 45 градусов, под его тяжестью рухнет. Однако всякий раз дерево возвращалось в исходное положение, так что приходилось лишь крепче цепляться. В конце концов он добрался до зеленых ветвей, где смог задержаться и прийти в себя, вместе с ветвями описывая привычную для моряка траекторию, которая все же была чересчур бодрящей даже для человека, испытывавшего крайнюю степень возбуждения, голода и жажды. И когда ствол вернулся в прежнее положение раз в десятый, далеко в подветренном направлении Джек увидел туземное судно, лежавшее в дрейфе.
— Стивен! — крикнул он.
— Слушаю!
— Вижу пахи милях в двенадцати с наветренной стороны от нас. Судно лежит в дрейфе.
— Неужели? Послушайте, Джек, вы там потихоньку едите орех и пьете сок, а я тут погибаю от голода и жажды. Как вам не стыдно?
Пальма согнулась под порывом ветра, затем стала медленно выпрямляться, и тут капитан что есть силы закричал:
— Вон он! Вон он! — И действительно, на горизонте, за туземным катамараном, но гораздо южнее, он увидел марсели и нижние реи «Сюрприза». Фрегат шел правым галсом, направляясь в сторону катамарана. Ветер дул почти с траверза. Раскачиваясь на пальме, Джек рассказал об этом довольно подробно.
— И что же вы намерены предпринять? — кричал Стивен, стараясь перекрыть шум прибоя, свист ветра и стук ветвей.
— Ничего, — таким же громким голосом отвечал ему капитан. — Корабль находится в семи-восьми милях отсюда. Пока не построю сигнальную вышку, ничего нельзя будет сделать.
— Тогда я попрошу вас перестать раскачиваться с такой силой. Умоляю, сбросьте несколько орехов и давайте наконец-то позавтракаем.
— Тогда отойдите в сторону, — приказал ему Джек, стряхивая на землю целый ливень орехов, способных убить человека. Через несколько минут, спустившись на землю, он произнес: — А где крики «ура», где веселье?
— А с чего это кричать «ура» или веселиться?
— Оттого, что появился наш фрегат.
— Но вы же говорили, что он должен прибыть. Почему вы не сбросили зеленых орехов? Эти волосатые плоды тверды, как пушечные ядра. Неужели вы не умеете отличить хорошее от плохого, помилуй вас Господь и святая Богородица? Но я вскрою один из них, чтобы напиться, вы не возражаете?
— Пожалуйста. Я совсем обессилел после этих упражнений. Стивен, а нож у вас есть?
— Нет. Только карманный ланцет. Я захватил его с собой, чтобы перерезать узел на шнурке. Тех самых башмаков, которые вы заставили меня сбросить. Я вспомнил о нем только вчера вечером, когда он воткнулся мне в бок, когда я лег спать. Если бы я вспомнил о нем вовремя, то мы бы изготовили какую-нибудь памятку той милой широкоплечей девушке в знак признательности за ее доброту. Я вспоминаю о ней с большой теплотой.
Джек Обри был всем существом согласен с другом, добавив при этом:
— Но старые кокосы он открывает великолепно и, думаю, очень пригодится мне для того, чтобы сверлить отверстия, когда стану сооружать сигнальную вышку.
Работа над ее сооружением заняла целое утро и даже больше. Вышка представляла собой треногу, изготовленную из пальмовых веток, связанных между собой волокнами, сплетенными из листьев и пропущенными в отверстия, проделанные ланцетом. Вышка, увенчанная капитанской рубахой, была привязана к самой высокой пальме и удалась на славу. Она заметно выделялась своей угловатой формой на фоне округлых пальмовых вершин. Но к тому времени, когда сооружение было готово и он в последний раз спустился с пальмы, куда поднимался бессчетное количество раз, настроение у него упало. Он не был более убежден в пользе треноги и рубахи. С самого утра погода начала портиться: ветер, дувший с востока, усиливался и все больше стал заходить. Джек жадно наблюдал за перемещением фрегата и катамарана. К своему удивлению, он увидел, как экипаж пахи убрал рубку и натянул между мачтами циновку. С этим парусом судно помчалось с невероятной скоростью. «Сюрприз» спустился по ветру, чтобы перехватить его. Оба судна мчались на всех парусах пересекающимися курсами к подветренной стороне острова. На таком расстоянии время от времени из-за затянутого облаками неба Джек Обри видел поднимаемые на фрегате паруса. Между тем катамаран почти исчез. Капитан не мог понять, провел ли «Сюрприз» переговоры с «капитаншей» катамарана. Он видел, что ветер и волнение усилились, и знал, что даже если по счастливой случайности на его фрегате получили какие-то сведения от туземного судна, то они были отрывочными, неточными и совершенно ненадежными. При таком ветре, встречном волнении и течении корабль с прямым парусным вооружением мог добираться до острова хоть неделю и нисколько не продвинуться в восточном направлении. Это была бы лишь напрасная трата времени, которую нельзя оправдать неточными указаниями неразговорчивых и враждебно настроенных женщин, даже если предположить, что они что-то сообщат. Долг призовет Моуэта взять курс на Маркизские острова.
— Не надо отчаиваться, дружище, — произнес Стивен. — Располагайтесь поудобнее на земле, послушайте величественный гул моря.
— Да я уж слушаю, — отозвался Джек. — Наверняка где-то разыгрался нешуточный шторм, который разогнал такую зыбь. Вот что я вам скажу, Стивен. Думаю, непогода разыграется и в наших краях. Даже если этого и не произойдет, мы должны настроиться на то, чтобы продержаться на острове довольно долго. Для развлечения займемся рыбной ловлей и будем собирать моллюсков, если сумеем добраться до рифа.
Стивен принялся возражать: дескать, фрегат совсем рядом. Джек заявил, что тот слишком далеко ушел в подветренную сторону. Доктор стал объяснять, что в этом случае «Сюрпризу» нужно постараться попасть на наветренную сторону. Джеку Обри пришлось снова объяснять Стивену величину дрейфа, на которую снесет даже судно, обладающее самыми великолепными мореходными качествами; оно должно брать рифы или убирать паруса. Но тут он понял, что все его объяснения напрасны. Такое невежество невозможно преодолеть. Хотя ему, несомненно, удастся озадачить и расстроить Стивена, что не слишком-то поможет им обоим. Поэтому он спокойно выслушал заверения друга в том, что «Моуэт наверняка найдет способ преодолеть эти трудности; слова „невозможно“ для военных моряков не существует, ничто не погасит их рвения. А если будет небольшая задержка, то он за это время успеет изучить флору и фауну острова. Совсем крохотная задержка, ведь и остров-то крохотный».
— Однако, — добавил Стивен после этих утешительных слов, — я размышлял о кораллах и был потрясен, ошарашен мыслью об этих неисчислимых мириадах крохотных живых существ, старательно, поколение за поколением, извлекающих кальций из морской воды в таких огромных количествах, что они смогли образовать этот остров, этот риф, не говоря о бесчисленном множестве других островов. На чем покоятся все эти острова? На скелетах других кораллов и полипов, на их известковых оболочках, количество которых не поддается воображению. Заверяю вас, Джек, что все здесь, кроме ничтожно малого количества случайно появившихся деревьев, — он махнул в сторону пальм, — это кораллы, живые или мертвые, коралловый песок или коралловые отложения. Подстилающих пород тут не существует. Каким образом в этом глубоком бурном океане возникли коралловые образования? Сила волн очень велика, а эти крохотные существа очень хрупки. Как же возникли эти острова? Этого я сказать не могу, я даже не в состоянии выработать предпосылки для гипотезы.
— Вы говорите, тут нет никаких подстилающих пород?
— Совершенно никаких, дружище. Кораллы, одни кораллы и ничего, кроме кораллов. — Доктор умолк, покачав головой, и глубоко задумался.
Тем временем Джек Обри стал разглядывать лежащий по ту сторону зеленой лагуны риф, над которым взвивались белые шапки пены, думая о том, что пора раздобыть наживку и затем вооружиться привязанной к пальмовой ветке леской, которую им дала Ману. Он даже принялся размышлять о том, как добыть огонь, но тут Стивен произнес:
— Учитывая все эти обстоятельства, я все больше убеждаюсь, что крупный округлый предмет размером со средней величины черепаху, но более рыхлый, находящийся на отмели справа от вас, не может быть валуном.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56