– Хорошо бы собрать рублей сто, а ещё лучше – двести или триста! – сказала я.
– А тысячу? – спросил Тарас Бульба. – Хуже будет?
Мы засмеялись.
Таких денег и во всей школе не наберёшь. Тарас Бульба рассердился:
– «Ха-ха, хе-хе», – передразнил он нас, – а что «ха-ха» – и сами не понимаете! Руки есть? Ну? Какой может быть смех? – Он вытянул вперёд руки и сказал сердито. – Вот он – капитал-то! Первейший в мире! Поценнее серебра и золота… Руки есть – и капитал будет! Договориться надо! Вот что! Разрешение надо взять. От директора школы разрешение!
– И что тогда получится? – спросила Дюймовочка.
– А всё получится! Заказ возьмём! Вот что получится. С артелью, допустим, заключим договор. И таковая артель имеется на примете. Или с фабрикой игрушек потолкуем. Тоже нуждаются. Это уж я точно знаю.
– А как сделать? – поинтересовалась Дюймовочка.
– Руками! Ручками! Головкой! Вот на этих самых станочках!
Ребята заорали, потому что у всех, конечно, было желание помочь Марго. Да и всем показалось интересным самим заработать деньги. Никто из нас не заработал ещё ни одной копейки. Все с радостью проголосовали предложение, и Тарас Бульба ушёл договориться. Он сказал, чтобы мы работали, а он всё выяснит и через час вернётся обратно. Но вернулся он через два часа. И вернулся такой весёлый, что все сразу поняли: договорился!
– Тысяча и один заказ! – помахал какой-то бумагой Тарас Бульба. – Работай только! Не ленись! На сто лет хватит работы. Значит так: директор говорит, заказов брать не будем, а сами закажем изготовить наборы рабочего инструмента. Детского, так сказать. Для младших классов. Ну, там как полагается: молоток, зубило, плоскогубцы, отвёртки, дрели и всё такое прочее. Ящички изготовим сами же, в столярной мастерской школы. Упакуем, конечно! Фирменный знак: сделано в школе номер такой-то. Ленинград и всё такое прочее!
Мы переглянулись.
– А кто же будет покупать наборы? Младшие классы?
– Артель возьмёт! – сказал Тарас Бульба. – Директор уже разговаривал с ними. Берут! Главное, чтобы добротное было, красивое. И вообще сомнений не может быть. Инструмент – такая вещь, что в любом домашнем хозяйстве пригодится. Гвоздь надо тебе в стену забить, к примеру, а как ты его без молотка вобьёшь? Да и другие инструменты требуются в домашней обиходности. Но если уж браться, так браться. Тут уж придётся договариваться не менее как на тысячу комплектов. Вот теперь и подумайте сами: осилим?
– Осилим! – закричали ребята.
– Тогда всё!
– А когда получим деньги? – спросила Нина. – Вперёд нам не дадут сто или двести? Марго ведь надо быстрее поставить на ноги.
– Дадут! – сказал Воспитатель. – Обязательно дадут! Я из своих сбережений дам. Потом отдадите! Сегодня же дам! Пятьсот достаточно будет? Думаю, за год вы сумеете заработать эту сумму и вернуть мне.
– Ура!
Ну, конечно, ура, потому что на пятьсот рублей можно купить многое для Марго. И масла, и фруктов, и какао, и разных диетических кушаний. Ей за месяц всего не съесть, а через месяц она вполне поправится на хорошем питании.
В тот же вечер мы отнесли деньги и передали матери Марго, и тут случилось такое безобразие, что я чуть не расплакалась.
Ну, принесли мы деньги и сказали, что наш класс дарит их Марго на хорошее питание, чтобы поскорее она поправилась.
Мать Марго заплакала, стала целовать нас и благодарить, а потом пересчитала деньги и сказала:
– Не знала даже, как мне и быть, как перевернуться. Думала в ломбарде заложить кое-что, а тут, прямо с неба благодать. Вот теперь мы и молебен отслужим, доченька, и старцу Макарию передадим сотню-другую на добрые дела. Доброе дело не хуже молитвы угодно господу. Спасибо, деточки. Ох, спасибо! Господь не оставит вас!
Когда я услышала, что наши деньги мать Марго хочет отдать попам и какому-то старцу Макарию, я даже затряслась от злости.
Ну подумать только, мы будем работать, а наши деньги пойдут на молитвы и на водку старцам! Уж я-то слышала от папы, как эти старцы пропивают молитвенные деньги, а мне совсем не хотелось, чтобы мои деньги пошли на выпивки.
Злость так душила меня, что если бы я раскрыла рот, так закричала бы, наверное, собачьим голосом.
– Никаких Макариев! – сказала я. – Деньги мы собрали для питания Марго. А Макарии пусть сами питаются!
– Глупые вы! – заулыбалась мать Марго. – Не единым хлебом сыт человек! Крепкая молитва да вера в господа бога питает и душу и сердце человечье. Да и то сказать: мать я или чудище стозевное? Одна у меня Машенька-то. Не обижу. Упаси бог. Последнее продам, а уж поставлю её на ноги.
Ну, я почувствовала себя так, будто меня смазали горчицей и посыпали перцем. Уж не помню даже, что кричала, а только добилась своего. Мать Марго начала вздыхать, креститься, а потом сказала:
– Бог вас простит, а я прощаю! Не возьму из ваших денег ни копейки. Но возблагодарить господа за исцеление никто мне не запретит!
Возвращаясь от Марго, мы заспорили. Пыжик сказал, что всё равно наши деньги пойдут в карман старца, а Нина сказала, что мать Марго дала слово, что она ни копейки не тронет из денег, а когда человек даёт слово, он не может нарушать его.
– Это мы не можем, – сказал Пыжик, – а верующие могут. Они говорят одно, а делают другое. Ведь ни один верующий не отдаст последнюю рубашку и ни один не подставит правую щёку, если его ударят по левой. Так и во всём у них! Только обман. Наши деньги попадут теперь к Макарию. Вот увидите!
И я так подумала. Конечно, она просто обманула нас. Сказала, что не отдаст, а сама принесёт их Макарию на тарелке.
Когда мы стали обсуждать этот вопрос в классе, Вовка предложил сходить к этому Макарию и заявить ему официально, что мы выбьем у него в доме все стёкла, если он отберёт у больной Марго деньги.
Предложение было принято единогласно, но, к сожалению, никто из нас не знал, где живёт этот жулик, и нам пришлось отказаться от такого хорошего предложения.
Мы стали думать о том, какие меры ещё можно принять, чтобы наши деньги не попали в карман попов и макариев, и, наконец, решили пойти в милицию.
– Даже и ходить не надо! – закричал Бомба. – Можно просто позвонить по телефону! Из кабинета Пафнутия!
Мы побежали к директору, но, когда он узнал, чего мы добиваемся, сказал, что сам поговорит с милицией.
И все ребята вздохнули свободно. Уж теперь можно надеяться, что Пафнутий не позволит обворовать Марго.
30 декабря
В эту четверть я начала работать по чертежам. Первая деталь, которую я сделала по чертежу, была одобрена Тарасом Бульбой. Он сказал, что из меня выйдет толковый металлист.
– Хватка есть, – сказал он, – и металл чувствуешь! Предсказываю: выйдет из тебя человек настоящий! А почему? Да потому, Галинка, что металл закаляет характер, как сталь. Мне, гляди, под семьдесят, а похож я на развалину? Да ни-ни! И всё потому, что я работаю на металле, а металл меня подрабатывает мало-помалу. Я его, он меня.
Сегодня придётся отложить записи: пришла мама; сейчас будем делать уборку к Новому году.
31 декабря
Сегодня у меня самый радостный день! И эту радость принесла «Ленинградская правда».
Утром, когда пришла газета и папа стал просматривать её, он вдруг закричал:
– Конец Макарию! Крышка! Нагулялся старец! Читай, Галка! Статья про него есть! Всплыла всё-таки правда!
Я сказала:
– Наверное, это наш директор написал!
– Навряд ли! – покачал головою папа. – Во всяком случае, о Марго ни слова не сказано. Зато уж освещены другие его делишки во всей красе! Тот гусь лапчатый! Тот! И когда только выжгут эту мразь калёным железом!
Я схватила газету и стала читать с таким удовольствием, словно это был приключенческий рассказ или повесть о путешествиях.
Оказывается, этот жулик Макарий был несколько лет назад предателем Родины, служил у фашистов полицаем, выдавал и сам расстреливал советских партизан. Когда же фашистов разгромили, он притворился святым старцем, жил по чужим документам и за чужой счёт. Обманывая верующих, Макарий выманивал у них деньги на божьи дела, но сам тратил их на водку да скупал разные ценности.
Вот какие они, святые старцы!
И к такому человеку чуть не попали наши деньги.
С этой газетой я сразу же побежала к Марго, чтобы прочитать ей и матери о похождениях святого жулика, которого, к счастью, давно уже разыскивали и успели арестовать раньше, чем он забрал деньги Марго.
– Вот кому вы хотели отдать деньги! – сказала я матери Марго, когда прочитала статью до конца.
Я думала, она раскается, перестанет верить, но ничего подобного не случилось. Она поохала, покачала головою и начала креститься, приговаривая:
– Спаси, Христос! Спаси, Христос! И что делается, скажите, на свете! И кому теперь нести пожертвования – ума не приложу.
– Да зачем же пожертвования? – закричала я. От злости я вся тряслась даже. – И кому хотите жертвовать? Врачам? Так они же не возьмут от вас и копейки!
Мать Марго посмотрела на меня с удивлением, словно я сказала немыслимую чепуху.
– Господи Иисусе, так обещала же! Я ж перед святой иконой поклялась! Я ж обет дала: как только выздоровеет Машенька – пожертвую на добрые дела всё, что в моих силах, и молебен отслужу… Ну, скажи на милость, невезенье какое… Вот теперь и подумай, куда нести пожертвование… О, господи, господи, может, свечу сторублёвую поставить? Масла купить лампадного на полтыщи?
Я повернулась к Марго:
– Слышала, какой «святой» этот Макарий?
– Угу!
– Ну и что?
– Жулик он, а не святой!
– А ты не осуждай! – строго сказала мать. – Не судите, да не судимы будете! К старице Аглаиде сходим! Завтра же сходим!.. Святой жизни женщина! А прозорлива как, боже ж мой!
Марго взглянула на мать злыми глазами.
– Не пойду! – сказала она и повернулась к стене. – Никуда не пойду!.. Доктора надо благодарить, а твою Аглаиду пускай в газетах благодарят… Как этого… Макария…
Мать поджала губы.
– Правду не в газетах ищут, а в храме божьем. Вот помолимся, потолкуем с Аглаидой, а потом…
Марго закричала:
– Что я сделала тебе? Что ты позоришь меня?
Она упала на подушку, заметалась, заревела во весь голос. Ну, тут я не выдержала. Бросилась к Марго, обнимаю её и реву тоже, как дурочка. Лежим мы с нею рядом и обе слезами обливаемся, а мать головою качает, плюёт то через правое, то через левое плечо:
– Тьфу, тьфу! Бес мутит вас! Бес смущает сердца ваши!
Потом сложила руки лодочкой и запела:
– Да воскреснет бог, да расточатся врази его…
– Не врази, а враги! – поправила я, вытирая слёзы.
– А вот и нет! – окрысилась мать. – Враги – это враги, а врази – это сатанинское воинство. Враг – сам диавол, а врази – поменьше которые. Подручные диавола. Ты со мною не спорь лучше… О, господи, смотрю на вас, сердце обливается кровью. Святых молитв не знаете! Тьфу! Тьфу!
Ух, какая противная! Сама чуть до смерти не довела Марго, сама же не хотела, чтобы её лечили, а когда врачи вылечили, говорит, что надо бога благодарить да каких-то старцев и стариц. Ненавижу, ненавижу таких!
– Врач запретил ей выходить из дома! – сказала я. – Он сказал: если будет ходить – умрёт!
Ничего врач не говорил мне, но ведь надо же как-то спасать Марго.
– Да я и сама не пойду! Хватит! Находилась! – сказала решительно Марго.
1 января 1960 года
Новый год!
Мы встречали его в школе и дома. Два раза. Два Новых года! А у меня сегодня три встречи с Новым годом.
Вот сейчас хочу его встретить сама. Одна. Со своими мыслями, переживаниями. А их так много накопилось перед Новым годом, что нужно разобраться в них как следует.
Новый год! Новая жизнь!
Ведь с каждого года надо жить по-новому! Лучше! Умнее! Не повторяя глупостей старого года.
Между прочим, Вовка сказал мне как-то:
– А метко же прозвали тебя Антилопой! Ты действительно не живёшь, а скачешь по жизни. С закрытыми глазами. Как антилопы!
В прошлом году я бы обиделась на Вовку, а вот теперь ничего обидного не нашла в его словах. Я только сказала:
– Антилопы не закрывают глаза, когда бегут.
И больше ничего не сказала. Да и что я могла сказать? Я и сама замечаю за собою, что сначала что-нибудь сделаю, а потом уже начинаю думать.
Недавно Люся-Патефон попала в «Спутник». Её протащили в стихах за трескотню на уроках.
Ничего особенного в стихах не было, а Люся расплакалась. Но что обидного в этих забавных строчках:
Вот ударил звонок. Торопливо
Вдруг вскочила, куда-то бежит!
В коридоре твой голос визгливый
Расплескался на все этажи.

Перестань! Отдохни хоть немножко!
Дай другим от тебя отдохнуть.
Ты визжишь, словно драная кошка,
Надрывая и нервы и грудь!
Люся прочитала и заревела. Ей показалось очень обидным сравнение с драной кошкой. Но это же ведь стихи. Просто Лийка и Пыжик (это они написали) не могли подобрать другой рифмы, ну и пришлось пустить в стихи кошку. А кроме того, Люся-Патефон действительно визжит, как драная кошка.
Как-то совсем незаметно я крепко подружилась с Вовкой, и теперь мы с ним довольно часто ругаемся. То есть, не ругаемся, а критикуем друг друга. Мне, например, совсем не нравится, что он остался в детдоме и не перешёл жить к отцу. Я была недавно в Озерках. Разговаривала с отцом Вовки. Сказала ему, что Вовка, наверное, сам не рад, что отказался переехать из детдома домой.
– Ладно, – сказал отец Вовки. – Мы с директором детдома уже договорились. Вовка переедет ко мне после окончания учебного года. Директор не советует переводить его из школы в школу в середине учебного года.
Этот разговор нужно хранить, конечно, в тайне от Вовки.
3 января
Каникулы! Весёлые зимние каникулы!
Сколько приятных подарков они принесли мне, и как чудесно проходят в этом году дни и часы зимнего отдыха!
Самый большой подарок – Марго. Она выздоравливает, и все ребята занимаются с ней по очереди. Чтобы не отстала она от класса и с нами вместе могла полететь в Москву.
За время болезни Марго изменилась до неузнаваемости. Она очень удачно похудела, стала тоненькая, стройная, как балерина.
Болезнь, конечно, большое несчастье, но, болея, Марго освободилась, наконец, от многих глупостей. Перестала креститься, сняла крестик, а вчера призналась откровенно, что в бога верит уже чуть-чуть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36