Когда мы миновали Бишоп-Рок, Мэри Эллен впервые за три недели улыбнулась и подняла Фрэнки, чтобы показать ей смотрителей маяка на его балконе. К тому времени, как на горизонте появился остров Уайт, она уже упаковала свою одежду и вещи Фрэнки. А когда мы пришвартовались рядом с набережной Шенрок, Мэри Эллен обвила мою шею обеими руками и крепко поцеловала.
— Я люблю тебя, — сказала она, — но больше так не могу.
Затем подхватила Фрэнки, накинула на плечо сумку, поднялась по гранитным ступенькам и исчезла в толпе.
Пошел заключительный куплет. Я вдруг осознал, что выкрикиваю слова, обеими руками беря мрачные аккорды. Мне хотелось выпить. Я закончил на высокой ноте и встал. Некоторые из посетителей ресторана ободряюще захлопали.
Фрэнки смотрела на меня из-за стойки бара. Ее глаза напомнили мне глаза Мэри Эллен в «Джино» столько лет назад. На щеках блестели слезинки.
— Нельзя ли мне выпить коньяка? — спросил я.
Фрэнки положила свою руку на мою.
— Мне нравится эта музыка, отец, — сказала она.
Мне вдруг расхотелось пить.
— Что происходит? — спросила Фрэнки.
Я смотрел в ее чистые прекрасные глаза и мне хотелось плакать.
— Ничего не происходит, разве что мы завтра поплывем.
Фрэнки поцеловала меня в щеку. Мы поднялись по ступенькам, пожелали друг другу спокойной ночи и отправились в свои постели.
Глава 16
На следующее утро к десяти часам повсюду царила праздничная атмосфера. В ресторане официанты надели матросские шапочки с красными помпонами. След барографа на фортепьяно показывал как всегда высокое давление, за исключением времени накануне вечером, когда я потревожил прибор басовыми аккордами.
Старый порт выглядел так, как если бы карнавал поместился на его пенистых водах. У понтона стояло с полдюжины гоночных яхт, их боевые флаги обвисли в безветрии. Вдоль набережных выстроились туристы, фотографируя дочерна загоревших мужчин в форменных рубашках своего экипажа в специальной палубной обуви, спускающихся на понтоны.
Ветра, конечно же, не было. Антициклон с Азорских островов развесил над Бискайским заливом петлю изобары, без каких-либо шансов на ее перемещение.
— Чудесный денек для купания, — сказала Фрэнки, когда мы направлялись к ярко-красному корпусу «Плаж де Ор». Она была возбуждена в это утро, но решила вежливо вести себя по отношению к своему «старику», потому что он хорошо играет на фортепьяно и взял ее в плавание. Во время побывок у меня в Пултни Фрэнки время от времени появлялась на трапеции пятисотпятки молодого Джеми Эгаттера. В последней регате они выиграли в своем классе, несмотря на серьезную конкуренцию. И как следствие, Фрэнки напугала Мэри Эллен, потребовав ялик в Лондоне. Ей нравились и большие яхты.
Я покосился на фарфорово-голубое небо и сказал:
— Но не слишком подходящий для плавания под парусами.
Я подождал, пока Фрэнки взберется на борт.
На молу я заметил невысокого коренастого человека, дочерна загоревшего, в черных очках, прикрепленных к голове эластичной лентой. У него были пышные моржовые усы, толстая нижняя губа, первоклассно выцветшие голубые шорты-бермуды и комплект экипажа «Блю Эрроу».
— Брюс! — вскричал я.
Он поднял в приветствии свою лапу.
Глядя на него, можно было подумать, что Брюс Мессинг — старый морской волк. И он очень на это рассчитывал. В действительности же Брюс был фотографом и испытывал морскую болезнь, даже когда переступал лужу. Он как нельзя лучше подходил для того, чтобы, согласно желанию Фьюлла, разнести слух, будто Тибо на борту.
— Замри! — сказал Брюс и уставил на меня одну из трех камер, болтающихся вокруг его бычьей шеи. — Тибо на борту?
— Разумеется, — уверил я.
— Он не сойдет на берег?
— Тибо немного устал. Новая гидравлика. Обычные проблемы. Сами знаете.
— Разумеется, — глубокомысленно подтвердил он.
— Поплыли с нами, — улыбаясь, предложил я, проявляя доброжелательность и гостеприимство.
— Я плыву на «Набобе», а то бы рад, конечно.
— Ну что ж.
Когда мы причалим обратно, Брюс, вероятно, будет на набережной, объясняя, что упустил «Набоб» из-за того, что позвонил его агент. «Но в следующий раз уж обязательно». А остаток дня проведет, рассказывая, как Тибо сетовал ему лично на возню с этой новой гидравликой.
— Рад видеть тебя, — сказал я и прыгнул на палубу.
Когда я оглянулся, Брюс болтал со шлифовщиком нашего ближайшего лоснящегося белого соседа, кивая головой в сторону «Плаж де Ор». Дело пошло.
Ян стоял в кокпите, склонившись над лебедкой. Он поднял глаза.
— Мы готовы к отплытию?
— Как только поймаем немного ветра.
— Мы его поймаем.
Воды к северу, до острова Бель-Иль, были родными для Яна. Он вошел в наш экипаж как знаток маршрута, я — как мореход и тактик, Бьянка — как рулевой, а Фрэнки — для моральной поддержки и хорошего самочувствия. Тибо выиграл на «Плаж де Ор» немало гонок: в свое время это была отличная яхта. Теперь же она выглядела почти отработавшей свой ресурс, ей недоставало изысканности и остойчивости «Аркансьеля», но мощи у нее было с избытком. И, в отличие от большинства яхт, участвующих в гонке, «Плаж де Ор» сконструирован таким образом, что на нем можно плавать и с неукомплектованной командой. Четверо на борту — это даже перебор. Мы, несомненно, были так же быстроходны, как и большинство «макси» с экипажами в двадцать с лишним человек. И имели все основания первыми пересечь линию финиша.
Я посмотрел на плоскую серую палубу в шестьдесят футов, усеянную лебедками размером с небольшую нефтяную цистерну, на мачту высотой в восемьдесят футов, так что Бьянка, проверяющая наверху топ мачты, казалась размером с флюгер на церковном шпиле, и ощутил издавна знакомый восторг — тот самый, что отнял меня у жены и дочери.
— Что ж, начнем, помчимся на полных парусах, чтобы вытрясти всю душу из этой компании, — покосился я на кокпит «Уайт Уинг», видневшийся за кокпитами «Набоба» и «Эль Негро».
Креспи был там, с людьми, сопровождавшими его в ресторане накануне вечером. Брюс Мессинг болтал, опершись на поручни «Уайт Уинг». Я увидел, как он обернулся на «Плаж де Ор», улыбнувшись под жидкими усами, и вразвалочку зашагал вдоль понтона к следующей яхте. Человек, с которым разговаривал Брюс, отправился на корму, к Креспи. Тот внимательно посмотрел в нашу сторону. Я пробежал вдоль борта, отдавая швартовы. Бьянка спустилась с мачты.
Я сказал Яну:
— Отходим! Быстро!
Вовсе ни к чему, чтобы кто-нибудь взобрался к нам на борт, чтобы поболтать с Тибо.
— Где Тибо? — спросила Бьянка.
— Внизу.
Заурчал двигатель. Ян и Бьянка отцепили линь на корме и носу яхты. На мгновение корпус «Плаж де Ор» повис меж рогами реактивного двигателя, словно меч, вложенный в ножны. Затем я крутанул штурвал на «задний ход». Он бился под моей рукой. Яхта выскользнула в гавань, разворачивая нос к проходу меж серыми гранитными боками башен.
Бьянка спустилась вниз. Вернувшись на палубу, она выглядела бледной и встревоженной.
— Там нет Тибо.
— Нет, — улыбнулся я. — Но спонсор пожелал, чтобы все думали, будто он на борту.
Секунд пять, наверно, Бьянка глазела на меня с окаменевшим лицом. Затем оно расплылось в улыбке.
— Ты соврал Брюсу Мессингу! Oh, le petit Nelson!
Бьянка прислонила голову к моему плечу.
— Вероломный англичанин.
— Ирландец.
Она рассмеялась. Фрэнки подчеркнуто смотрела в сторону. Если Бьянка и была раздосадована отсутствием Тибо, то очень хорошо скрывала это.
Мы потащились по каналу. Позади, словно осы из гнезда, яхты выползали из бреши между башнями. Среди огромных стволов «макси» виднелись мачты меньших гоночных судов, типа яхты Джастина. Они скапливались всю неделю, чтобы помериться силами с более именитыми соперниками. «Тур де Бель-Иль» — одна из немногих еще проводящихся гонок, где любительские яхты имеют возможность потягаться с крупными спонсируемыми судами, ведомыми профессионалами.
За островом Ре показались огражденные банки мидий. Позавчера там, на низком серовато-зеленом берегу, водитель Креспи ткнул меня ружьем в живот и поджег эллинг Кристофа.
Море было гладким как атлас. Солнечные лучи струились вниз с ослепительно яркого неба. Был чудесный день. И в этот чудный день мы должны были проплыть две сотни миль дистанции, соревнуясь с людьми, использующими дробовики, чтобы получить преимущество перед соперником.
Мы могли победить, будь ветер чуток посильнее.
Линия старта была отмечена с одной стороны буем, с другой — лодкой. Море отступало с отливом. Цифровое табло на таймере «Брукс и Гейтхаус» показывало, что до старта, назначенного на полдень, остается тридцать пять минут. Во время старта все еще будет продолжаться отлив. По крайней мере, он перенесет нас через линию.
— Бросаем якорь? — сказал я.
Якорь, грохоча цепью, устремился вниз. «Плаж де Ор» отступил назад и обосновался кормой у линии старта. Я заглушил двигатель. Установилась тишина, нарушаемая лишь криком чаек, бульканьем отливной волны под глянцевым корпусом «Плаж де Ор» да приглушенным пчелиным жужжанием моторов приближающихся яхт, отделявшихся от смутных очертаний города.
— Паруса наизготовку! — скомандовал Ян.
Грот — светло-желтый с белым треугольником — взлетел на мачту и безвольно повис в безветрии.
Все мы поднялись на переднюю палубу, охватили резиновыми хомутами огромный жгут фока и положили его вдоль поручней, словно мертвую анаконду.
Ветра все еще не было.
Фрэнки накладывала солнцезащитный крем на свои веснушки.
— Жарко, — сказала она Яну.
— Это ненадолго, — успокоил он.
Фрэнки искоса взглянула на небо, которое было таким же до боли голубым, как и прежде.
— Что вы имеете в виду?
— Морской бриз, — пояснил он.
Фрэнки сникла. Ей требовались скорость и действие — нечто такое, что она испытывала на пятисотпятке Джеми или на мотоцикле Жан-Клода.
«Нет, — подумал я, — сейчас не время соревноваться с Жан-Клодом».
«Макси» подошли к линии старта, стали на якорь и подняли грот. Они, шестеро, находились со стороны открытого моря по отношению к «Плаж де Ор». Яхты поменьше проскользнули между ними. Так же поступали и зрители, мчащиеся от берега в быстрых моторных лодках, которые заставляли «Плаж де Ор» испытывать бортовую качку в их вихревом, как в стиральной машине, кильватере. Прилетели пострекотать вертолеты, выискивая материал для фильма, чтобы осчастливить спонсоров. Они заметили Фрэнки в бикини и Бьянку в шортах и прилепились к ним, как мухи.
Стартер в яхте организаторов наклонился и дернул за вытяжной шнур. Грохнул выстрел десятиминутной готовности. Облачко белого дыма, зависнув на мгновение в недвижном воздухе, опустилось на зеркальную гладь воды.
— Ох уж эти французы, — возмутилась Бьянка, — есть ветер, нет ветра — все одно: стартуем.
Я перевел «Брукс и Гейтхаус» на индикацию скорости яхты. Табло показывало одну и шесть десятых. Яхта стояла на якоре, так что цифры показывали скорость отливной волны под корпусом.
С одной из «макси» крикнули:
— Где Тибо?
Звук, преодолевший сотню ярдов над водой, казалось, исходил непосредственно из нашего кокпита.
— Здесь, — крикнул Ян с нижней палубы.
Он достаточно долго проработал с Тибо, и ему было нетрудно сымитировать его голос.
Я вновь перевел прибор на индексацию времени. До стартового выстрела осталось восемь минут.
— Давайте поднимем якорь, — сказал я.
Ян вышел на палубу в ветровке с поднятым капюшоном. На плечах ветрозащитной куртки красовалась надпись: «Плаж де Ор — Тибо Леду». Мы поднялись на переднюю палубу. Я заработал брашпилем. Бульканье отливной волны усиливалось, когда корпус яхты приподнимался на якоре.
Наверху, снимая нас, завис вертолет. Это порадует Фьюлла.
Якорь вырвался из ила. Горизонт закачался вверх-вниз перед носом судна. Я поспешил на корму, к штурвалу. Ветра все еще не было. Яхта, не набрав скорости, при которой судно начинает слушаться руля, дрейфовала с отливом. Штурвал был вял и бессилен. Лодка организаторов скользнула ближе.
— Осталось шесть минут, — сказала Бьянка.
Яхты между нами и пограничной линией теперь медленно перемещались вперед над своими якорями.
— Ветер, — указывая рукой на воду, сказал из-под капюшона Ян.
На всем огромном пространстве до материка голубое зеркало воды покрылось рябью. У меня пересохло во рту.
Омываемые отливной волной, мы дрейфовали наискосок в направлении пограничной линии. Ветерка в полном смысле не было. Но легкое дуновение его говорило о том, что солнце нагрело землю сильнее, чем море, и теплый воздух будет подниматься, вытягивая поток холодного воздуха с моря. Солнечный ветер.
Но если он поднимется слишком скоро, нас преждевременно перенесет через пограничную линию и придется огибать яхту организаторов для повторного старта. В безветрии это могло бы занять весь день.
— Осталось три минуты, — сообщила Бьянка.
«Плаж де Ор» натолкнулся на вал отливной волны и развернулся вокруг своей оси словно игрушечная лодка в водовороте потока. Между нами и пограничной линией были другие яхты, которые, стоя на якоре, величаво отражались в голубом зеркале воды. Нас несло на судно водоизмещением в полтонны, дрейфующее кормой вперед и мягко покачивающееся при нашем приближении. Я не мог припомнить, стояло ли оно на якоре перед нами. Если да, то оно было на правильном курсе. Если нет — то мы.
— Ты сейчас врежешься в него! — вскричала Фрэнки.
— Давайте поднимем дрифтер, — сказал я.
Ян и Бьянка напомнили мне, что ветра нет. Они уперлись спинами в фал. Длинный, эластично увязанный змей паруса выстрелил вверх к топу мачты. «Полутонка» находилась уже в двадцати ярдах. На ее передней палубе склонился над брашпилем человек.
За палубой яхты организаторов голубое зеркало воды затуманилось ветром.
— Поднять паруса! — скомандовал я.
Фрэнки потянула парус левого борта. В спокойном воздухе грянул хлопок разрываемых эластичных стяжек. Огромный парус зареял на свободе. Теперь «полутонка» находилась в десяти футах ниже по отливному течению. Ее команда закричала. С незапущенным двигателем не было никакой возможности избежать столкновения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41