Три раза спутал фамилию полевого игрока и два раза боулера. И два раза он неправильно назвал счет.
— Спасибо.
— Нет вопросов, — проревел Мёргатройд. Хилари совершил множество и более серьезных промашек, не стоило сейчас вступать в пререкания относительно подробностей матча. Ах, если бы только у его клиента хватило ума посоветоваться с ним, прежде чем решиться на столь нелепое описание матча! Он постарается объяснить суду причину этих ошибок, когда придет время, хотя совсем не уверен в успехе. Мёргатройд заметил, как двое присяжных обменялись многозначительными взглядами. Интересно, подумал он, многие ли из этих десяти являются любителями крикета?
Сэр Фрэнсис величественно произнес:
— Вызывается Мэри Агнес Скотт.
Присяжные, проявлявшие живейший интерес к показаниям знаменитого Генри Сэлкомба, вновь притихли, пока новая свидетельница давала присягу. Доброе лицо этой женщины казалось еще более обеспокоенным, чем в первый раз, когда Чарльз увидел ее на опознании.
— Ваше имя Мэри Агнес Скотт?
— Да.
— Вам сорок один год, вы домашняя хозяйка, замужняя, имеете троих детей и живете на Эвертон Роуд, дом четырнадцать, в Кенсингтоне?
— Да.
— Ваш муж работает в лондонском Окружном совете в качестве учителя вечерней школы?
— Да.
— Миссис Скотт, не проходили ли вы днем третьего июня сего года по улице Клэндон Мьюз?
— Да, проходила.
— В какое время?
— Около половины четвертого.
— Вы можете утверждать это?
— Да. Я посмотрела на часы, прежде чем выйти из дома. Я собиралась забрать мазь в аптеке у Суоллоу, она должна была быть готова в половине четвертого.
— Ваши часы идут верно?
— Спешат на одну или две минуты.
— Прекрасно. Теперь, миссис Скотт, не сообщите ли вы суду, что вы видели, проходя по Клэндон Мьюз.
— Я увидела, как из дома в конце улицы, из квартиры, которая ближе всего к тротуару, вышел какой-то мужчина.
— Это вы позвонили на следующее утро в полицию, сообщив, что видели человека?
— Да, я.
— Что вас заставило сделать это?
— Я прочитала в газете, что в доме номер один по Клэндон Мьюз нашли убитую женщину и что полиция хотела бы побеседовать с теми, кто кого-нибудь видел вблизи того дома в тот день. Я прошлась по улице и убедилась, что это и был дом номер один, из которого тогда выходил мужчина. Я подумала, что следует позвонить в полицию.
— Вы поступили так из чувства гражданского долга?
— Да. Мне казалось, что я поступаю правильно.
— Вы правы. Я уверен, что суд согласится со мной: вы повели себя самым лучшим образом. В то утро вы описали полиции этого человека?
— Да, попыталась.
— Как вы описали его?
— Я сказала, что он был высокий и очень загорелый, что на нем не было шляпы, и мне показалось, что у него темные волосы.
— Вам что-нибудь подсказывали или задавали наводящие вопросы, когда вы делали это описание, или вы сказали то, что хотели?
— Я сказала то, что хотела.
— А потом инспектор Джонсон доставил вас в полицейский участок на Гейт-стрит для опознания этого человека?
— Да.
— Не обсуждали ли вы с ним по дороге, каким должно быть ваше описание и тот человек, который должен ему соответствовать?
— Нет.
— Что произошло, когда вы прибыли в участок на Гейт-стрит?
— Сначала я сидела в маленькой комнатке, потом меня привели во двор, где много мужчин выстроились в один ряд, и там был еще один полицейский. Инспектор Бэйтс сказал мне: «Сможете ли вы найти среди этих мужчин того человека?»
— И вы?
— Я сразу его нашла.
— Вам было трудно это сделать?
— Совсем нет.
— Вы были абсолютно уверены в том, что человек, на которого вы указали, и был тем мужчиной, который выходил из дома номер один на Клэндон Мьюз накануне примерно в половине четвертого?
— Да.
— И вы до сих пор в этом уверены?
— Да.
— Вы не припомните, видели ли вы этого человека когда-нибудь раньше?
— Нет.
— Видите ли вы этого человека сейчас в зале суда?
— Да, вижу.
— Укажите на него, пожалуйста.
— Вот этот человек — на скамье подсудимых.
Неторопливо поднявшись, Мёргатройд внимательно посмотрел на женщину, чьи показания, по всей вероятности, должны были привести его клиента на виселицу. Он наблюдал за ней в суде магистратов и составил о ней свое мнение. Как свидетельница она могла произвести самое благоприятное впечатление на присяжных, и он сделал вывод, что с ней следует обращаться с особой осторожностью, в противном случае он причинит своему клиенту скорее вред, чем пользу.
— Миссис Скотт, надеюсь, вы ясно понимаете, что от ваших показаний зависит жизнь этого человека?
— Да, понимаю.
— Итак, если у вас есть хоть малейшая тень сомнения в том, что вы утверждаете, вы должны нам сказать об этом, не так ли?
— Да, конечно, но у меня нет никаких сомнений.
— Очень хорошо. А теперь скажите, как долго вы проживаете на Эвертон Роуд, четырнадцать?
— Около пяти лет.
— Наверное, вы хорошо знаете окрестности?
— Да, конечно.
— Вы, наверное, каждый день ходите за покупками?
— Да.
— И я думаю, часто бываете на Клэндон Мьюз?
— Да, очень часто.
— Вы сказали, что в тот день, в пятницу, вы направлялись в аптеку за мазью. Для чего вам понадобилась мазь?
— У моего младшего сына появилась сыпь на лице.
— Так. Понятно. Сыпь неприятного вида?
— Да, очень.
— Поэтому вам, наверное, хотелось получить мазь как можно быстрее?
— Да.
— В таком случае, думаю, вы не задерживались по пути в аптеку?
— Нет, не задерживалась.
— Вы шли довольно быстро?
— Нет, не очень — был жаркий день.
— Но вы шли бодрым шагом?
— Да.
— Что заставило вас взглянуть в сторону дома на Клэндон Мьюз, когда вы проходили мимо?
— Я услышала шум. Как будто, кто-то, выходя, хлопнул дверью.
— Тогда вы обернулись и увидели мужчину?
— Да.
— На каком примерно расстоянии он находился от вас, когда вы его увидели?
— Пожалуй, ярдов пять или шесть.
— Он стоял у двери?
— Нет, он как раз отходил от нее.
— В каком направлении он смотрел?
— Он смотрел в мою сторону.
— Миссис Скотт, а когда вы проходили в конце улицы и увидели этого человека, вы остановились?
— Нет.
— Вы замедлили шаг?
— Нет.
— Вы услышали шум и просто взглянули на него, проходя мимо?
— Да.
— Но если вы только взглянули, проходя мимо, значит, вы не всматривались в его лицо?
— Нет, не всматривалась.
— Вы что-нибудь подумали о нем в эту секунду?
— Нет, тогда я ничего не подумала.
— Ничто в этой ситуации не привлекло вашего особого внимания?
— Нет.
— Вы, например, не подумали про себя: «какой странный мужчина», или «какой симпатичный мужчина», или «какой обеспокоенный мужчина»? Что-нибудь вроде этого?
— Нет.
— Вы заметили, в чем он был одет?
— Нет.
— Ведь то описание, которое вы дали полиции, — «высокий, загорелый, без шляпы, темноволосый», — подходит ко многим мужчинам, не так ли?
— Да, согласна.
— Пытались ли вы описать его лицо?
— Нет.
— Вы не сделали этого лишь потому, что получили весьма поверхностное представление о нем?
— Да, но тем не менее это было весьма четкое представление. Я не смогла описать его лицо, но я узнала его сразу же, как увидела.
— Я ценю ваши способности, миссис Скотт, но факт остается фактом, вы не могли запомнить деталей — форму лица или носа, цвет глаз, например?
— Я не запомнила частностей, только лицо в целом.
— Итак, когда вы присутствовали на опознании, вы не искали человека с определенными внешними данными, которые вы запомнили в тот момент?
— Нет, я просто думала, узнаю ли я его лицо.
— Лицо, о котором вы получили лишь мимолетное впечатление, проходя мимо по улице?
— Да.
Мёргатройд взглянул на присяжных и сел, всем своим видом выражая полное удовлетворение. Сначала, когда он увидел, что на стороне обвинения начали перешептываться, он подумал, что допрос свидетельницы будет продолжен, но сэр Фрэнсис не сделал этого и вызвал последнего свидетеля — офицера полиции, который устраивал опознание. Полицейский объяснил, как именно подбирались добровольные участники, и рассказал о тех мерах предосторожности, которые были предприняты, чтобы исключить возможность ошибки. Он уточнил, что Хилари было разрешено самому выбрать, на каком месте встать, и что полиция специально позаботилась о том, чтобы миссис Скотт не видела его заранее, прежде чем ее привели во двор.
— У меня нет вопросов к свидетелю, — сказал Мёргатройд.
Сэр Фрэнсис сложил бумаги и приподнялся.
— На этом, дамы и господа, разрешите закончить слушанье дела.
— Я думаю, — сказал мистер Джастис Грин, который за все предшествовавшее время не произнес ни единого слова, — что настал удобный момент удалиться на время обеда.
Встав и поклонившись, он выскользнул из зала суда, где в тот же момент публика начала оживленно переговариваться, нарушив царившую ранее тишину. Кэтрин ободряюще помахала рукой Чарльзу, когда того уводили, но улыбка у нее получилась совсем вымученной. Если бы даже она сама этого не понимала, то по мрачному выражению лица Мёргатройда могла бы заключить, что дела идут плохо. Взяв брата под руку, она прошла мимо целого ряда камер, нацеленных на нее. Полиция провела ее сквозь толпу, а несколько дамочек презрительно засвистели ей вслед.
Глава 5
Вызывается обвиняемый!
В сопровождении полицейских Чарльз, встав со скамьи подсудимых, прошел по небольшому коридорчику к месту, где присягали свидетели. Спиной он почувствовал, как выкручивает себе шеи галерка, пытаясь взглянуть на него; в воздухе повисло ожидание, равное по накалу тому, которое сопровождает звезду, выходящую на сцену. Он давно боялся этого испытания, боялся, что может каким-нибудь неподобающим или унизительным образом, споткнувшись или упав, например, выдать свое состояние нервного перенапряжения публике. Но когда этот момент настал, он, напротив, почувствовал себя более собранным, более уверенным в себе, чем в начале и во время всего процесса. Оказалось, что в пронзительном свете прожекторов, направленных на него, и в сознании того, что теперь он хозяин на этой сцене, было нечто успокаивающее. Более тщеславный человек мог бы даже испытать удовольствие, пусть мимолетное, от того, что стал центром притяжения всех взоров в этом последнем смертельном поединке, где на карту поставлена жизнь. Он не был тщеславен, но был горд, с трудом мирился со своим вынужденным покорным молчанием на скамье подсудимых. Теперь по крайней мере он сможет защитить себя, как настоящий мужчина. Теперь будут разговаривать с ним, а не о нем, что было гораздо менее унизительно. Конечно, это все его дурацкая чувствительность, но он остро переживал, когда о нем говорили «подсудимый» или «Хилари». Не все ли равно, раз уж они собирались его повесить, и тем не менее это было ему неприятно.
— Возьмите Библию в правую руку, — донесся до него голос, — и повторяйте за мной…
Мёргатройд долго и мучительно обдумывал, как построить защиту, прежде чем решил окончательно, что Хилари будет вызван для дачи показаний. Риск был велик, и он прекрасно об этом знал. Единственным способом защиты было отрицать все и вся, не приводя никаких доказательств. Что бы ни заявил суду Хилари, он не сможет противоречить обвинениям прокурора; более того, его могут подвергнуть перекрестному допросу, а это будет конец. Если бы обвинение не было столь сильным, Мёргатройд отказался бы от показаний подсудимого, и крепко стоял бы на своем: «Он этого не делал, он там не был, он ничего об этом не знает» и попытался бы убедить в этом суд присяжных. Но при существующем положении дел он не осмеливался на это. Если Хилари не даст показаний, ему неминуемо присудят смертную казнь. Единственной надеждой была личность самого подсудимого, которая, быть может, раскрывшись более полно в результате его ответов на вопросы, хоть до какой-то степени нейтрализует предыдущие показания в представлении присяжных. Надежда на это была очень слабой, но в практике Мёргатройда такое случалось.
Первое впечатление было во всяком случае вполне благоприятным. Хилари не был похож на преступника. Он стоял прямо, положив руку на Библию, и повторял присягу тихим и ровным голосом. Спустя семь недель заточения и нервного напряжения щеки его слегка втянулись, лицо похудело, что придавало ему более мужественное, аскетичное выражение. Видя его сейчас, трудно предположить, что он способен на насилие и грубую страсть.
Мёргатройд посмотрел ему прямо в глаза.
— Чарльз Хилари, вы убили вашу жену?
— Нет.
Столь прямой вопрос и не менее прямой ответ, последовавшие совершенно неожиданно в самом начале допроса, должны были оказать воистину драматическое воздействие на публику и на присяжных. Защита вновь перешла в нападение. Начав допрос таким образом, Мёргатройд объявил, что его подопечному нечего скрывать от суда, и теперь ему следовало подкрепить это фактами.
Он продолжал дальше неторопливо и непринужденно задавать вопросы, позволяя присяжным спокойно их выслушать и обдумать ответы. Ему было совершенно необходимо хоть немного замедлить этот процесс, развивавшийся слишком бурными темпами. Обвинение, возможно, само того не желая, оставило у суда впечатление, что приговор был вынесен уже заранее. Мёргатройд, возможно, и проиграет дело в конце концов, но уж во всяком случае он вовсе не собирается своими руками толкать клиента на виселицу. Он хотел, чтобы суд присяжных получше познакомился с Хилари, чтобы они узнали о нем как можно больше.
Шаг за шагом он терпеливо направлял Чарльза, рассказывавшего свою длинную и волнующую историю со всеми подробностями, ничего не выпустив. Двадцать лет упорной работы на островах Карибского моря, характер этой работы, встреча с Луизой, неудавшийся брак и причина их последующей жизни врозь. Чарльз рассказал, как он снял ей квартиру на Клэндон Мьюз, о своей встрече с Кэтрин, о своих визитах и письмах к Луизе, у которой просил развода, о надвигавшемся кризисе в его отношениях с Кэтрин и их ссоре вечером накануне убийства, когда она заявила, что им следует жить вместе или расстаться. По существу, он повторял ту же версию обвинения, но с другой эмоциональной окраской.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27