На сайте https://Wodolei.ru 
А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 


— Мама, ты не забудешь про кэпсы? — уже перед самым входом в школу снова умоляюще спросил Артем. — Точно-точно не забудешь? Знаешь, там есть такие с Незнайкой на Луне. Они очень ценные. Купи с Незнайкой, хорошо?
— Да, — кивнула Марина, подумав, что перед предстоящим ей рабочим днем неплохо было бы завязать для памяти о кэпсах какой-нибудь узелок. Да где его завяжешь?
Целый день она ходила по школам и к вечеру с удовлетворением сказала себе, что план выполнен — все пятнадцать школ она посетила.
Несколько раз в течение дня Марина невольно с тяжелым сердцем вспоминала вчерашнее посещение Вадима. Пока они пили вино на кухне, бывший муж все пытался выяснить у нее, где она теперь работает. Артем проболтался отцу о том, что мама сменила службу и больше не работает в ИДН.
— Так где же? — допытывался Вадим. — В уголовном розыске, что ли?
— Ага, в отделе убийств, — вяло кивнула Марина в ответ. — Да какая тебе разница? Какое теперь тебе дело до моей службы?
— Интересно же, — пожал он плечами. — Занятно же, когда твоя жена — офицер милиции. Любопытная метаморфоза все-таки с тобой приключилась, Маришка. Кто бы мог подумать!
Его глаза вдруг плотоядно блеснули, окидывая взглядом фигуру и останавливаясь на высокой груди, прикрытой шелковым халатиком. Марина чуть вздрогнула: наверное, Вадима возбуждает именно тот факт, что она — милиционер.
— Во-первых, не жена, а бывшая жена, — отрезала она. — А во вторых, тут нет никакой метаморфозы. Все логично. Ты бы лучше рассказал, чем ты сейчас занимаешься. Или ничем — на Ленкиной шее сидишь, как привык всегда?
Ей хотелось как-то ущемить Вадима, задеть его самолюбие. Кажется, удалось, он обиженно надулся.
— Что значит привык? — возмущенно уточнил он. — Когда это я сидел на шее?
— Да всегда, — мрачно усмехнулась Марина, независимо покачивая ногой. — Не у меня, нет. Этого не было, врать не буду. Но сначала сидел на шее у родителей, а теперь что же — к Ленке пристроился?
— Я работаю, — чуть ли не выкрикнул Вадим, но Марина взглядом остановила его — ребенок спит.
— И где ты работаешь, милый? — издевательски проворковала она. — Личным шофером у Ленки? Или она тебя секретарем к себе пристроила — бумажки носить, на машинке стучать? Или ты по хозяйственной части у нее — покупки таскаешь, белье в стирку носишь?
Она нападала намеренно — хотела обидеть Вадима. Если не сделать этого, он в конце вечера снова станет приставать. У него это уже вошло в противную привычку: каждый раз, приходя навестить сына, Вадим ближе к ночи норовил остаться ночевать с бывшей женой. Мало ему, кобелю.
Она ни разу не согласилась, не оставила его у себя. Хотелось бы, конечно, чтобы Ленке Полосиной стало неприятно, но слишком уж высока цена. Лучше быть одной, чем ложиться в постель с предателем.
В этот раз Вадим снова просил оставить его, даже лез к Марине руками. Она закрыла глаза и заставила себя забыть о том, какими ласковыми и умелыми могут быть эти руки. Нет, к черту, забыть! И руки Вадима она оттолкнула от себя.
Пусть идет к своей образине. Правда, потом пришлось-таки допить бутылку вина до конца, иначе бы не заснула…
А сейчас Марина испытывала удовлетворение от первого дня поисков.
Пятнадцать школ за один день — это не шутки.
Методика была нехитрой: Марина шла прямо к завучу или заместителю директора по внеклассной работе и предъявляла фотографии детей, сделанные с видеозаписи.
— Узнаете кого-нибудь? — спрашивала она, после чего в каждой школе начиналась волынка. Кто-то из снятых детей казался похожим на кого-то из учеников. Звали учителя или двух учителей сразу. Найти их оказывалось сложно — кто на уроке, кто болеет. В конце концов все собирались и опознание начиналось снова. И результат почти всегда оказывался расплывчатым: то ли эти дети, то ли нет, а просто похожи…
— Вот этот вроде похож на Васю Сидорова из четвертого «В», — говорила завуч, тыча пальцем в фотографию. — А девочка вот эта — ну просто вылитая Даша Иванова из пятого «Г»… Или не она. Кто их знает…
Впрочем, все старались помочь, ломали головы и всматривались в снимки очень добросовестно, как могли.
Сама Марина с якобы «опознанными» детьми не встречалась — только помечала имена в блокноте на будущее. К таким беседам с детьми нужно подходить очень осторожно, нельзя спешить. Если это действительно те самые дети, то очень важно не спугнуть их неумелыми топорными расспросами. Они замкнутся, и тогда вытянуть из них что-нибудь станет очень трудно. Скорее всего, они вообще ни в чем таком не признаются.
Вечером, не чувствуя под собой ног, Марина притащилась из последних сил в отдел. Зачем она шла? Наверняка ведь там уже никого нет, все разбрелись по домам. Но что-то подсказывало: Вербин сидит на месте и ждет ее.
За короткий срок своей службы в отделе Марина успела заметить, что Вербин никогда не спешит домой. Он засиживался позже всех и оставался в своем кабинете, когда никого уже не было. А в те вечера и ночи, когда проводились спецоперации, майор просто расцветал: казалось, что именно тогда из него особенно брызжет энергия, он бывал попросту неутомимым.
Что это — рвение по службе, или у Вербина имеются какие-то причины не торопиться домой?
О личной жизни своего начальника Марина не знала почти ничего, кроме того, что кратко между делом сообщали новые коллеги. Однако в их словах не содержалось ничего необычного, они были малоинформативны, выражаясь милицейским языком. Есть жена, детей нет, живут вдвоем в малогабаритной квартире где-то в центре города. Стандартно, что тут можно добавить?
Вот и сейчас, едва войдя во двор, Марина увидела, что среди темных окон обезлюдевшего к вечеру отдела светится только одно — кабинет Вербина.
— Ну как? — спросил он, увидев бледную от усталости Марину. — Выполнила план — пятнадцать школ в день?
— Да. — Она без сил опустилась в продавленное кресло и с наслаждением вытянула гудящие от ходьбы ноги.
— Пятнадцать школ. Девять детей якобы оказались похожими на тех, с фотографий.
Майор вздохнул и поежился. Он заранее предполагал, как все будет развиваться. Из пятнадцати обойденных школ выявились девять похожих детей. Это значит, что, когда Марина обойдет все, таких детей станет примерно пятьдесят. И со всеми нужно будет отдельно беседовать, с каждым. Беседовать внимательно, кропотливо. Зная при этом, что почти никто из них не имеет никакого отношения к видеокассетам. Разве можно искать иголку в стоге сена?
— Хочешь сигарету? — Он заметил усталость Марины, и протянул ей пачку. Она отрицательно покачала головой и невольно метнула быстрый взгляд на краешек стола, где стоял электрочайник и лежал сверток с бутербродами, которые сам Вер-бин не успел съесть в течение дня.
В кабинете было уютно от полумрака, разгоняемого лишь отчасти горящей на столе старомодной лампой под абажуром, и Марина вдруг расслабилась — ощутила страшный голод. Весь день она не вспоминала о еде, вернее, заставила себя не вспоминать. Во-первых, времени не было, а во-вторых, кончились деньги — последние ушли накануне на угощение для Вадима.
Сейчас в желудке вдруг отчаянно засосало, а при виде бутербродов даже слегка закружилась голова.
— Я хочу есть, — призналась вдруг она. — Если честно, то ужасно хочу.
Сказала и сама засмеялась собственной непонятно откуда взявшейся смелости.
Где это видано: нахально выпрашивать у начальника его еду?
Вербин засмеялся тоже и тотчас придвинул пакет в сторону оголодавшей сотрудницы.
— Да нет же, я пошутила, — тут же опомнилась Марина. — У меня просто вырвалось. Глупости, я сейчас пойду домой и поужинаю. Не обращай внимания, просто я забегалась с непривычки.
— Тут бутерброд с колбасой, — невозмутимо отреагировал майор, разворачивая сверток. — И еще плавленый сырок. Такой, как делали в советские времена, я их с детства люблю. Ешь, я все равно не буду: днем не успел, а сейчас уже поздно — надо спортивную талию сохранять, а то нехорошо.
Марина плюнула на приличия и запихала половину бутерброда себе в рот.
Разворачивая сырок, скребя ногтями по прилипшей фольге, она услышала, как зашипел включенный чайник.
— Дело в том, что со всеми этими детьми, которых ты выявишь, — заметил Вербин, — нужно будет потом разговаривать отдельно. Ты сможешь?
— Что смогу? Разговаривать? — пережевывая хлеб с вареной колбасой, уточнила Марина. — Разговаривать, конечно, смогу. Это каждый может.
Она умолкла, и Вербин понял ее.
— Я уже подумала об этом сегодня, — прожевав, пояснила Марина. — Беседовать с детьми должна не я, у меня не получится. Здесь нужен специалист.
— Какой специалист? — нахмурился майор, разливая жиденький чай. — Что ты имеешь в виду? Разве ты не специалист? А кто был учительницей и кто работал в ИДИ? Если не ты, то кто же тогда?
— Психолог, — объяснила Марина. — Здесь нужен тот, кто профессионально умеет делать две вещи, необходимые в данном случае. А именно: сразу распознавать лживые ответы и правильно ставить вопросы. Именно правильно задавать вопросы, то есть раскручивать собеседника так, чтобы тот сам захотел выговориться. Не смог бы молчать. Это целая наука. — Марина разошлась, потому что говорила о хорошо знакомом ей предмете. Она так увлеклась, что быстро запихала в рот остаток бутерброда и продолжала говорить с набитым ртом.
Вербин с интересом наблюдал за ней, и непонятно было, что его больше увлекает в данную минуту — созерцание ее необычного поведения или то, что она говорит.
Но Марина не обращала на это внимания — у нее была идея, и ей нужно было все объяснить.
— Так вот, — продолжала она, роняя крошки хлеба на форменный китель и машинально стряхивая их, — в общем-то это касается всех людей, но детей в особенности, уж можешь мне поверить. Ребенка нельзя пугать, иначе он замкнется.
Для него это будет естественная форма защиты. А если начать на него давить, у него случится стресс, и станет еще хуже. Мы же не будем зажимать им пальцы дверями?
— Нет, — с серьезным лицом подтвердил Вербин, качнув головой, — зажимать дверьми пальцы не будем. Двери старые, закрываются неплотно. Нет, не будем…
Между прочим, допрашивать детей можно только в присутствии родителей или специально назначенного педагога.
— Это я знаю даже лучше тебя, — увлекшись, совсем обнаглела Марина. — Уж в ИДН эти вещи всем отлично известны… Так вот что я имею в виду: нужно, чтобы эти дети сами захотели говорить, все рассказать. Они должны быть поставлены в такое положение, чтобы каждый из них был вынужден говорить правду, быть искренним. А сделать такое способен только настоящий профессиональный психолог.
Вербин задумался. Да, он понял Марину. Но где же взять такого психолога?
— В УВД в поликлинике есть психологи, — неуверенно промямлил он. — Можно к ним обратиться. Написать рапорт, попросить помочь…
Но он сам прекрасно понимал слабость своих слов. Конечно, это не решение проблемы.
Марина же удивлялась сама на себя — сегодня вечером она была просто в ударе. Можно сказать, что ее «понесло». То ли от усталости, то ли от бесконечных мыслей о трудности порученного ей первого расследования. Давно уже с ней такого не бывало…
С прежней своей начальницей в ИДН Марина бы никогда не посмела так себя вести и разговаривать, как вела и разговаривала она сейчас с Вербиным. А почему? Об этом она внезапно со всей прямотой спросила себя и тотчас дала ответ. Дело в том, что в Вербине она видела заинтересованного человека.
Заинтересованного именно в результатах работы, а не в мелочных глупостях вроде формальных показателей работы, мнении высокого начальства и дрязгах с подчиненными. За время службы она убедилась в том, что было очевидно: Вербин на самом деле интересуется реальными результатами работы. В милиции это большая редкость. А если так, то они — настоящие сотрудники, в прямом смысле этого слова. Два человека, объединенных не химерами государственной службы, а желанием пресечь творящееся зло. Если же так — то к черту скромность и манерничанье!
Поэтому в ответ на последние слова майора Марина откинулась на спинку кресла и демонически расхохоталась.
— Поликлиника УВД? — иронически произнесла она, отсмеявшись. — Тамошние психологи? Мы ясе все отлично знаем, на что они способны. Максимум — это проводить тесты для поступающих на службу молодых юнцов. Могут проверить вменяемость, нервную устойчивость — ну, в общем, действуют по методике. Правда, мы все знаем, каковы Результаты этих «высокопрофессиональных» тестов, — они ежемесячно рассыпаны в приказах по УВД. То один пальнет в соседа, то другой. То один напьется и сиганет вниз головой с моста, то другой покалечит жену. Вот вам и нервная устойчивость личного состава! Нет уж, знаем мы этих психологов. А тут еще дети — с этим они вообще незнакомы.
Отповедь Марины Вербин выслушал без тени раздражения, спокойно. Ни один мускул не дрогнул на его лице, и трудно было сказать — молчит он оттого, что согласен со словами Марины, или потому, что принял ее за истеричку и решил не спорить…
Между тем Марина уже успела принять решение.
— Мы должны пригласить Инну Менделевну, — торжественно резюмировала она свою длинную речь, для важности подняв при этом кверху указательный палец. — Только Инна Менделевна сможет нам помочь.
Произнеся это, она умолкла и уставилась на Вербина. Некоторое время он озадаченно молчал, не зная, что ему следует отвечать. Потом поерзал на своем стуле и тихим голосом аккуратно поинтересовался:
— А кто такая эта Инна Менделевна?
С Инной Менделевной Марина познакомилась, когда была еще студенткой.
Точнее,этодоцентЗбарскаяпознакомиласьсмолоденькой студенткой-третьекурсницей. На третьем курсе была школьная практика, и группой студентов, направленных в школу практикантами, руководила тогда Инна Менделевна с кафедры психологии.
Это была пятидесятилетняя женщина маленького роста, с копной угольно-черных волос и очень живыми круглыми, как средиземноморские маслины, глазами, буквально впивавшимися в лицо собеседника, буравящими его.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39


А-П

П-Я