— Когда я объясняю ему даже самые простые вещи, у меня начинается головная боль. * * * Римо остановился перед огромными воротами с резной табличкой “Крепость чистоты”. Высунувшись из окна, он окликнул охранника, одетого в коричневую форму с портупеей.— Извините, — обратился Римо к охраннику, — не могли бы вы нам открыть?Охранник лениво приблизился. Римо тихо шепнул Чиуну:— Ни в коем случае не снимай темные очки!Мастер Синанджу прикрыл большими очками свои миндалевидные глаза и натянул поглубже белый котелок. Головной убор как нельзя лучше подходил к его костюму. Галстук и платочек в кармашке были золотистыми.— Не волнуйся, я в порядке, — произнес он фразу, которую часто слышал от киногероев. Раз американцы часто ее повторяют, значит, это следует делать и ему.— А чего вам надо? — подозрительно спросил охранник.— Хотим вступить в организацию. Где тут у вас регистрируют новых членов?— В организацию допускаются только чистые в расовом отношении, — сообщил охранник, внимательно разглядывая карие глаза и смуглое лицо Римо. — Как вас зовут?— Римо.— Что-то не очень похоже на арийское имя, — медленно произнес охранник.— Римо Белый. А это мой отец.— Чиун. Чиун Белее, — сказал Мастер Синанджу.— Белее? Белее чего? — прошептал Римо по-корейски.— Белее тебя, — ответил Чиун, поправляя галстук.— По-каковски это вы бормочете? — подозрительно спросил охранник.— По-арийски, — сказал Римо. — Мы официально приглашенные преподаватели арийского языка. Через месяц вы все сможете говорить на этом языке.Охранник долго смотрел на них и наконец принял решение.— Ладно, проезжайте. Видите большое здание с флагом? Вам туда.— Да тут везде флаги, — заметил Чиун, когда они въехали на территорию. Повсюду маршировали люди в коричневой форме. — Симпатичные. Приятно снова видеть “зингха”.— Что?— “Зингх”, — повторил Чиун, показывая пальцем. — Счастливый знак.— Папочка, — принялся объяснять Римо, когда они вышли из машины и начали подниматься по настилу, ведущему к входу в главное здание, — это свастика, знак нацистов. Знак зла.— По-твоему выходит, что японцы безраздельно владеют солнцем, потому что оно изображено на их флаге? Или американцы — звездами? “Зингх” старше Германии на много сотен лет. В древности это был достойнейший знак. Напомни мне, я как-нибудь тебе об этом расскажу.— Только не сейчас. И запомни: говорить буду я. Эти люди — нацисты и могут быть опасны.— Вовсе они и не опасны. Они просто идиоты.— В таком случае, опасные идиоты. Короче, все переговоры буду вести я. Мы должны казаться стопроцентными, чистокровными арийцами.— Но это невозможно! Арии всегда были варварами: они никогда не мылись и пили кровь.Чиновник, ответственный за регистрацию новых членов, даже не спросил, являются ли они арийцами, и забыл поинтересоваться их именами. Его волновал только их годовой доход.— Я безработный, — ответил Римо.— А я получаю столько, что вам и не снилось, — ответил Чиун.— Согласны ли вы платить членские взносы за вашего друга? — поинтересовался чиновник.— Конечно, — сказал Чиун.— Ваш годовой взнос составляет двадцать пять тысяч долларов.— Вы принимаете “Америкен экспресс”? — небрежно спросил Чиун.— Все принимают “Америкен экспресс”, — сказал чиновник, пропуская карточку через специальный аппарат.— Сейчас принесу вам форму.Через несколько минут чиновник вернулся с двумя картонными коробками и протянул их Римо.— Должно подойти, — сказал он. — Разместитесь в казарме имени Зигфрида.Оказавшись за дверью, Чиун заглянул в коробку, но увидев ее содержимое, скорчил гримасу и тут же бросил коробку в мусорную кучу.— Но нам понадобится форма, чтобы не отличаться от остальных! — воскликнул Римо.— Когда надеваешь форму, то в душе подчиняешься правилам других, — назидательно заметил Чиун. — Ни в коем случае не подчиняйся этим людям, сынок, иначе они полностью завладеют тобой.— А как же тогда мы сможем влиться в коллектив и стать похожими на них?— Синанджу не старается походить на других, — ответил Чиун. — Другие должны стремиться походить на Синанджу. * * * — Ох, беда, — произнесла Илза Ганс, выглянув из окна кабинета Конрада Блутштурца.— Что там такое? — рассеянно спросил Конрад Блутштурц.Оторвавшись от разложенных на столе чертежей, он краем глаза принялся наблюдать за красиво очерченной попкой Илзы — девушка как раз склонилась к окну, чтобы получше разглядеть, что происходит на улице. Попка была симпатичная — кругленькая.— Помните, за нами в Балтиморе гнались двое?— Агенты ФБР. Сапожники!— Так вот, они здесь!Конрад Блутштурц поднял глаза. Нажав кнопку управления, он выехал из-за стола и встал рядом с Илзой.Внизу он увидел высокого мужчину в летних брюках и тенниске, который направлялся к одной из казарм, держа под мышкой форму Лиги белых арийцев. Рядом с ним шел человек пониже, одетый в белый костюм, и с любопытством оглядывался по сторонам.— Прикажи их убить. Видишь, я занят. Доктор с минуты на минуту будет здесь, а мне надо еще уточнить массу деталей.— О Боже!— И пусть это сделают наши камикадзе.— Они ничем не лучше этих ваших командиров: вечно все проваливают.— Пошли команду побольше. Скоро они нам вообще не понадобятся, потому что тогда я стану ходить, как нормальный человек. И делать все, что делают настоящие мужчины.— Мне нравится, как вы это сказали, — настоящие мужчины! * * * Римо отчаялся уже натянуть на себя полученную форму, когда в дверь их комнатушки в казарме постучали.— Кто там? — спросил Римо и только тут понял, что Чиун выбросил его форму и он в течение двадцати минут пытался влезть в детский размер.— Дневальный. Вам следует немедленно явиться в тир!— Я не прикоснусь к огнестрельному оружию, — твердо заявил Чиун. — И тебе не позволю.— Ну, можно притвориться, — откликнулся Римо. Однако главный вход в тир был на замке.— Может, есть боковая дверь? — предположил Римо. Действительно, скоро они обнаружили маленькую дверь, на которую клейкой лентой был прикреплен вырванный из блокнота листок с надписью “Тир”.— Наверно, это и есть вход, — сказал Римо. Едва они вошли, дверь сразу же захлопнулась. Но самое удивительное, что в помещении не было света.— Здесь чем-то не тем пахнет, — заметил Римо.— Пахнет порохом, — ответил Чиун, наморщив нос. — А он всегда плохо пахнет.— Я имею в виду обстановку. Что-то здесь не так.На ощупь они двинулись вдоль стены. Римо чувствовал, что справа находится большое открытое пространство. Там ощущалось какое-то движение и слабый запах людей — настолько слабый, словно их и Римо с Чиуном разделял какой-то барьер.Внезапно вспыхнул свет, и Римо увидел черные круги мишеней. Только мишени были не впереди, а позади них. А в дальнем конце тира стояли люди в коричневой форме. Они как по команде вскинули винтовки и приготовились открыть огонь.— Это что, своеобразное посвящение? — спросил Чиун.— Нет, это своеобразная бойня, а мы — жертвы. Раздался треск винтовок — засвистели первые пули. На черных кругах мишеней стали появляться отверстия.— Папочка, используем прием “Ткачи”, — шепнул Римо.— Согласен, — отозвался Чиун.Римо пошел прямо на солдат Лиги белых арийцев, Чиун следовал параллельным курсом. Внезапно Мастер Синанджу бросился наперерез Римо; тот тоже перебежал на противоположную сторону, только за спиной у корейца. А солдатам казалось, будто Римо с Чиуном в панике не знают, куда бежать. В этом и заключался прием “Ткачи”: каждый бежал по кривой, но эта кривая пересекалась с траекторией движения другого. А возник этот прием во времена персидского царя Дария как способ атаковать вражеских лучников.Много лет назад Чиун объяснил Римо, что человек, бегущий в сторону противника по прямой, представляет собой неподвижную цель, причем все более крупную по мере приближения. Если же то и дело бросаться из стороны в сторону, то цель становится нечеткой. Но наименее четкой цель становится при выполнении приема “Ткачи”. Дело в том, что лучник всегда выбирает наиболее крупную цель, а таковая возникает в тот самый момент, когда траектории движения двух бегущих людей пересекаются. Но когда он выпускает стрелу, они уже успевают разбежаться в разные стороны.Этот прием успешно срабатывал в случае со стрелами. Срабатывал он и с пулями. Пули, конечно, были быстрее стрел, но зато меньше по размеру и требовали большей точности прицела.Стрелявших было пятеро, и к тому моменту, когда они поняли, что поодиночке им не справиться, Чиун и Римо преодолели уже половину пути.Тогда командир решил изменить тактику и открыл перекрестный огонь. Но Римо с Чиуном уже подошли слишком близко, поэтому стрелкам пришлось вернуться к индивидуальной снайперской стрельбе.Но и с этим они тоже опоздали.Один из снайперов прицелился в Римо, точно, в грудь, и аккуратно спустил курок — так получался наиболее чистый выстрел. Вдруг он почувствовал, как собственная винтовка ударила его по плечу, при этом почему-то не услышав выстрела и даже не ощутив, как приклад, к которому прикоснулся Римо, вонзился ему в плечо. Дело в том, что был перерезан нерв и сигнал боли не поступил в мозг. Винтовка упала на пол, и стрелок, не понимая, что происходит, схватился за безжизненно повисшую руку.Римо уложил его коротким ударом в шею и повернулся к другому солдату, который как раз вскинул винтовку.— Вот что я скажу тебе, приятель, — начал Римо, спокойно сложив руки на груди, — даю тебе один бесплатный выстрел.И солдат выстрелил. Пуля полетела точно в цель, но человек, которому она предназначалась, почему-то не упал и даже не схватился за живот. Солдат снова вскинул винтовку, но было уже поздно.— Я же сказал: только один. Ты выбываешь из борьбы, — проворчал Римо и превратил лицо противника в кровавую мешанину.Перешагнув через тело, Римо направился к Чиуну, но Мастер Синанджу не нуждался в помощи. Перед ним червяком извивался парень, у которого отказали ноги, а рядом прыгали еще двое, пытаясь его подстрелить. Но каждый раз, едва они поднимали винтовки, Мастер Синанджу одним ударом откидывал их как детей.— На твоем месте я бы бросил это дело, — сказал ему Римо. — Так ты только продлеваешь агонию.— Тихо! — скомандовал Мастер Синанджу, и стволы почему-то поднялись вверх. — У-лю-лю!Но солдаты не сдавались. Им было достаточно всего одного выстрела, но они никак не могли прицелиться. Один из них даже заплакал от огорчения.Наконец Мастеру Синанджу надоела эта игра, и он схватил стволы. Сделано это было очень быстро, и рука Чиуна была тверда, хотя солдатам и в голову не пришло, что он сжал стволы.— Они мне надоели, — заявил Чиун, с деланым равнодушием направляясь к дверям.Солдаты просто не могли поверить своему счастью и, прицелившись, выстрелили. Но стволы взорвались, поразив горе-воинов градом осколков. Продолжая сжимать в руках ненужное уже оружие, они упали, словно деревянные солдатики. Впрочем, они и были марионетками в чужих руках.— Неплохо попрактиковались, — сказал Чиун. — Ты скольких уложил?— Двоих.— А я троих. Я выиграл.— Нет, кажется, мы оба проиграли. За нами охотятся.— Ну, это уж слишком для того, чтобы влиться в коллектив. Глава двадцать третья Ферриса ДОрра вынесли из фургона прямо на раскладушке, и сделали это солдаты в коричневой форме со свастикой на рукавах.Когда его несли к административному корпусу, он выглянул из-под одеяла. Было темно. Он понял, что попал в какой-то лагерь с высоким забором, который охраняли часовые. На территории лагеря находилось много солдат и располагалось множество построек, причем над каждой развевался нацистский флаг. Все это напоминало места, о которых так любила распространяться его мать, — Треблинку и Освенцим, — хотя Феррис знал, что такие места просто не могут существовать на американской земле.“Господи, — пронеслось у него в голове, — я попал в концентрационный лагерь!”Его принесли в уютную гостиную, где блондинка по имени Илза попыталась стянуть с него одеяло.— Ну, вот мы и дома, — сказала она. Но Феррис отказался вставать и, вцепившись в одеяло, не давал его с себя стащить.— Давайте же, — нежным голоском уговаривала Илза, — вставайте.— Может, мистер ДОрр хочет освежиться? — раздался гортанный голос, мучивший Ферриса в кошмарных снах. — Не принять ли ему душ?— Ни в коем случае! — завопил Феррис ДОрр. — Я знаю, что означает ваш душ!— Его испугало долгое путешествие, — сказал Конрад Блутштурц. — Давай, я с ним поговорю, а ты пока разожги печь.— Я не еврей! — выкрикнул Феррис, вскакивая на ноги.— Вы нам уже говорили об этом! — рассмеялся старик. — Илза просто собирается приготовить обед. Что вы предпочитаете?— Что угодно, лишь бы это была ветчина, буженина или свиные отбивные.— Что-нибудь из этого, Илза! — крикнул старик вслед девушке. — Идите сюда, — обратился он к Феррису, — садитесь рядом. Вы очень странный молодой человек, но при этом вы гений. Все гении странные.— Я хочу домой, — заявил Феррис, усаживаясь в кресло с той же решимостью, с какой обитатель камеры смертников опускается на электрический стул. Ему вдруг отчаянно захотелось лимонной колы, но он знал, что ее уже много лет как перестали выпускать.— Не бойтесь, вы пробудете здесь очень недолго. Мне нужен ваш опыт. И распылитель.— Я вам его дарю, только посадите меня скорее на автобус!— Обязательно, но только через неделю. А сейчас я расскажу вам о моих планах. — И старик развернул перед Феррисом свои чертежи. — Как видите, некоторые детали очень хрупкие, но у нас есть формы для отливки. Скажите, можно с помощью вашего распылителя отлить мелкие детали?Феррис мельком взглянул на чертежи.— Запросто. А теперь я могу идти?— Только после того, как эти детали изготовят и соберут.— А что из них соберут?— Меня, — коротко ответил Конрад Блутштурц. — Из них соберут меня.— Но из тех деталей, что изображены на этих чертежах, можно изготовить небольшой танк.— Так оно и есть.Всю ночь приносили какие-то отливки, болванки и прочие заготовки из титана. Титан был высокого качества. На некоторых образчиках Феррис опознал клеймо “
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30